Рассказы - Влас Дорошевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но глава семьи, Жако, с достоинством отвечал:
— У всякой семьи есть свои предания! Мы остаёмся здесь, где жил наш отец. Здесь умер он, — здесь покоятся части наших тел!
У Жако десяток лошадей, молочная ферма, 200 овец, целое стадо свиней. Они выкармливают для продажи пулярок. У них хороший виноградник, Жако дают деньги взаймы и берут хорошие проценты.
— Семья, каких мало! — говорит сам префект. — Жако знают все.
Семья Жако состоит из пяти человек: старик Жако, супруга Жако и трое сыновей. У них у всех пять ног и пять рук.
— О, Жако тонко знают свои дела! — говорят про них с завистью крестьяне.
— Они идут прямым путём к богатству!
— Вы увидите, что их внуки будут ходить на двух ногах и есть обеими руками.
Начало благосостоянию семьи Жако положил отец стариков, Франсуа.
Портрет этого «истинного родоначальника фамилии» красуется в парадной комнате дома Жако. Его писал один художник из Парижа, высаженный за неимение билета на ближайшей станции и никогда не видавший покойника. На портрете изображён Мак-Магон с благороднейшим выражением лица. Этим портретом очень гордятся.
— Таков был папаша.
— Жизнь его являет очень поучительный пример! — говорит старик Жако.
Он был страшнейшим пьяницей.
— Он не только не увеличил того, что ему досталось, но истратил и то, что было! — с грустью вспоминают про «родоначальника фамилии».
В пьянстве он не знал границ и меры.
Такого пьяницы ещё не бывало!
— Он продал за пятьдесят франков корову, стоившую двести! — со слезами вспоминает старуха Жако.
— Да! И пропил эти деньги! — подтверждает старик Жако, рассказывая поучительную историю своего отца. — За пятьдесят франков корову, которая стоила по меньшей мере, — по меньшей мере двести!
Сорок два года семья не может забыть о корове. Память о ней живёт в третьем поколении.
— Но, — тут голос старика Жако звучит торжественно, — своей смертью он искупил всё! Он жил, как великий грешник, и умер, как дай Бог умереть всякому христианину! Осчастливив своих детей!
Однажды старик Франсуа, по обыкновению пьяный как стелька, переходил через рельсы, как вдруг из-за крутого поворота вылетел курьерский поезд, шедший из Лиона.
Свист, отчаянный крик, — и на полотне, когда пронёсся поезд, лежали две половинки старика Франсуа.
— Он был разрезан изумительно! Вдоль и пополам! Хоть на весах свешайте! Две совершенно равные половинки! Как апельсин! Даже голова разрезана пополам! В этом нельзя было не видеть знамения!
За задавленного старика железнодорожная компания должна была заплатить десять тысяч франков.
И старик Жако — тогда ещё молодой человек — сказал своей жене:
— Старуха, надо быть неверующим, чтоб не видеть в этом особого указания! Старуха, ты видишь перст?
Старуха Жако — тогда ещё молодая женщина — затряслась от благоговения и прошептала;
— Вижу!
— Старуха, такие чудеса встречаются только в описаниях жизни святых. Всю жизнь человек жил великим грешником, а умер праведником! Десять тысяч франков! Старуха, нам указан путь к благосостоянию нашей семьи.
И через неделю из-под колёс вечернего курьерского поезда раздался страшный вопль.
Madame Жако кувыркалась в крови без левой ноги.
«Случившийся» неподалёку Жако бросился в деревню за фельдшером, тот сделал перевязку.
И железнодорожная компания без особых споров заплатила Жако за отрезанную ногу восемь тысяч франков.
— Мы заплатили бы больше, но ведь, согласитесь, с потерей одной, — всего одной ноги, — madame не потеряла полной способности к труду!
Левая нога madame Жако была погребена в саду.
Через четыре месяца madame Жако выздоровела и очень быстро ходила на деревяшке.
А через четыре месяца и пять дней после несчастного случая с madame Жако по проходе вечернего курьерского поезда на полотне валялся в крови, без правой ноги, monsieur Жако, крича и проклиная железную дорогу:
— Которая только и делает, что давит людей, не давая даже предупредительных свистков, что совсем не по правилам!
«Случившаяся» точно так же поблизости madame Жако сбегала за фельдшером. Фельдшер сделал перевязку.
Железнодорожная компания заплатила на этот раз двенадцать тысяч франков. И таким образом установилась такса.
Нога — восемь тысяч франков.
Рука — двенадцать тысяч.
Правую руку monsieur Жако положили под тем же вишнёвым деревом, рядом с левой ногой madame Жако.
А через шесть месяцев в землю пошла и правая рука madame.
Жако сказал садовнику, которым он уже успел обзавестись:
— Вот по этой линии от этого дерева вы ничего не садите, кроме цветов. Никаких деревьев, никаких кустов. Это место нам понадобится!
Дети Жако подрастали, и когда достигали совершеннолетия, «части их тел», как называл Жако, укладывались на лужайке.
Часто старики Жако, ковыляя вечером в саду на костылях, заводили спор по поводу маленьких холмиков, покрытых цветами.
— Здесь лежит левая нога Жака!
— Ну, вот ещё! Тут правая нога Пьера. Жакова нога дальше! Жакова нога была уж позднее даже Жозефовой руки!
— Ты прав! А вот тут моя рука! Но где же Пьеровы пальцы?
Пальцы — это было уже усовершенствование в деле, выдуманное стариком Жако.
На первый раз Пьеру удалось удивительно ловко выскочить из-под поезда. Ему отрезало только три пальца на правой руке.
Только шесть месяцев спустя он попал так несчастно, что ему уж совсем отрезало начисто руку.
Железнодорожная компания сначала заплатила три тысячи франков «за частичное лишение способности к труду», а потом уже двенадцать тысяч за полное лишение правой руки.
Таким образом рука принесла пятнадцать тысяч франков.
Но, к сожалению, Пьер был младшим сыном, и удачная мысль пришла в голову слишком поздно.
В общем, практикой была выработана такая система.
Жако «резались» накрест: правая рука и левая нога.
— Это необходимо для правильной циркуляции крови, — объяснял старик Жако, — этим избегается односторонность!
И добрый деревенский врач поддакивал:
— Совершенно верно! Конечно, с медицинской точки зрения это всё-таки лучше!
Жако отлично знали, и когда он являлся в железнодорожную компанию за вознаграждением за увечье, там посмеивались:
— Ну, monsieur Жако, не найдётся ли у вас ещё лишней ноги?
На что Жако отвечал строго:
— Над чужими несчастиями, сударь, не смеются. Это запрещает Господь.
Итак, в деревне прошёл слух, что Жанна, бесприданница Жанна, незаконнорождённая Жанна выходит за Жозефа, старшего сына Жака.
Жанна была красивая и здоровая девушка, — кровь с молоком.
— Главное, что здоровая! — с любовью говорила о ней старуха. — Для нас это самое важное!
Замужество Жанны вызвало массу толков.
— За самого богатого жениха в селе! Везёт этим незаконнорождённым.
— Ну, не велико счастие! — фыркала молодёжь.
Но Анатоль Жофруа, служивший в солдатах и имеющий даже политические убеждения, остановил недовольных:
— Железная дорога и всё прочее есть не что иное, как цивилизация. Цивилизация существует для блага общего. Должны же, чёрт возьми, и мы пользоваться какими-нибудь благами от цивилизации! Буржуа летит в курьерском поезде! Должно же что-нибудь перепасть и на долю бедняка, дом которого осыпают искрами и обдают дымом. Ведь не для одних же богатых, чёрт побери, существуют железные дороги! Надо и бедняку приобщить себя к благам цивилизации!
После этого всякие разговоры стихли.
— Жофруа прав! Это человек с политическими взглядами!
Свадьбу справили сейчас же после Рождества. И справили с пышностью.
Вся семья Жако, разодетая по-праздничному, ковыляла на деревяшках, и только одна Жанна шла двумя ногами и утирала слёзы двумя руками.
По окончании венчания кюре обратился к Жанне с проповедью на тему «довольствуйтесь малым».
— Жанна, — сказал он, — вы бедная девушка, и Небу угодно было взыскать вас за вашу бедность и за вашу чистоту, невзирая даже на ваше грешное происхождение. Вы зачаты ведь в грехе, Жанна! Но Небу угодно было не обратить внимания на это. Вы входите, Жанна, в самую почтенную и самую состоятельную семью нашего прихода. Постарайтесь быть достойной её, Жанна. Вы будете жить в богатстве, но никогда не забывайте правила: довольствуйтесь малым. Блестящий пример этого вы видите в той семье, в которую вы ныне вступаете, Жанна. Вся семья Жако всегда в скромности своей довольствовалась меньшим, чем довольствуемся мы, прочие грешные люди. Они довольствуются всего одной ногой и всего одной рукой! Вот пример довольства малым! И Небо невидимо награждает их. Посмотрите на их виноградники, на их сады, на их стада — и умилитесь! Так награждается, дети мои, скромность, так награждается довольство малым!