Пленники зимы - Владимир Яценко

– Зачем? – её глаза широко открыты. Чувствуется, что эти кандидатуры произвели на неё впечатление.

– Исходя из своих представлений о жизни, полагали, что зло должно быть наказано.

Вот только их представления о добре и зле не являлись бесспорными, а сомневающихся они очень не любили. Никто и не рисковал спорить. Отсюда – неизбежность ошибок.

– И только-то?

– Ну, судя по тому, как давно эти герои выдуманы, а комиксы с их участием до сих пор печатают, и этого немало…

– Аспирин? – неожиданно опомнился Дмитрий. – Аспирин вы принесли?

– Конечно, – Светлана достала из внутреннего кармана куртки упаковку таблеток. – Вот, пожалуйста.

Дмитрий бережно принял у неё из рук лекарство и потянулся к паяльнику.

– А как наши дела?

– Отлично, – рапортует Светлана. Из того же кармана она достаёт сложенный вчетверо лист бумаги и дискету. – Это ксерокопия карты, и я, на всякий случай, её ещё и отсканировала.

Я разворачиваю лист бумаги.

– Света, ты молодец! Это… потрясающе, – небывалое дело: я не нахожу слов!

– Не думаю, – но я вижу, что моя реакция доставляет ей удовольствие. – Ты дал точные координаты: Оронтеус Финиус, 1531 год. По этим данным на поиски ушло меньше времени, чем на снятие копий…

Она берёт у меня из рук бумагу, чуть поворачивается к макету, хмурится:

– Так это же…

– Такой была когда-то Антарктида. Зелёный, цветущий рай, полный любви и гармонии…

– Цветы в Антарктиде?

Дмитрий подошёл к нам и взял карту.

– А что такого? – отвечаю Светлане. – Двадцать тысяч лет назад у нас тут тоже ледники гостили.

– Но как же это? – ну, вот, ещё один озадаченный. – Антарктиду открыли в восемнадцатом веке, а карта составлена в шестнадцатом…

– "Есть многое на свете, друг Горацио"…

– И лёд… здесь же нет льда!

Я отбираю у него листок, внимательно разглядываю его, озабоченно кривя губами.

– Действительно… Ага! – я щёлкаю пальцами и перевожу взгляд на его макет. – Всё сходится! У тебя тоже нет льда! Что же ты хочешь, ты же фризер до сих пор не подключил…

Дмитрий хмурится. Моё паясничание ему не по вкусу. Смотрю на Свету. Уверен, что проблемы исторических артефактов до сегодняшнего дня её мало интересовали. Ей-то что не по нраву? В конце концов, спасение человечества – её идея, не моя…

– Магеллан, – уверенно нарушаю затянувшуюся паузу.

– Что, Магеллан? – неуверенно переспрашивает Дмитрий.

– Самый упрямый человек всех времён и народов.

– Интересно, – оттаивает Света. Я смотрю в её глаза и пропадаю там, где-то между голубой радужкой и тёмно-серым ободком. – Почему?

– Это в двух словах не объяснишь.

– И объяснять нечего, – уже через плечо бросает Дмитрий, возвращаясь к прерванной работе. – Такой же болтун и неудачник, как и ты!

– Неудачник? – я потрясён его невежеством. – Господь с тобой! Блестящий стратег!

Куда там вашим Бондам и Пельтцам… Что же касается "болтуна"…

– Ну ладно, ладно, – торопится признать ошибку Дмитрий. – Погорячился.

– Да, не щедрый на слова был человек…

II

Когда в 1418 году от Рождества Христова после жестокой бури, Чжэн Хэ с жалкими остатками своей экспедиции, ступил на берег Сомали, он не мог знать, что его спасение было лишь первым звеном в длинной цепи событий, которая, в своём конце, даст надежду всему человечеству. В чём первопричина? Кто скажет? Усталость? Чем ещё можно объяснить ту беспечность, с которой китайский мореплаватель принимал на борту своего судна знатных гостей с берега? Или любопытство? Ведь не будь его, Чжэн не стал бы просиживать дни и ночи в императорской библиотеке над томами Юнлэ, тщательно копируя карты, чья история восходит к великомудрому Хэн и теряется в глубине минувших тысячелетий. Как бы там ни было, космический механизм был запущен. Древние китайские карты об утраченном оказались на африканском берегу и до поры до времени замерли без движения. Только через шестьдесят лет в Сомали появился человек, который отождествил загадочный узор на удивительно белых гладких листах с очертаниями береговой линии известных и давно забытых частей Ойкумены. Звали его Ахмед ибн Маджид. Колесо современной истории сделало первый оборот и двинулось дальше, всё ускоряя свой ход. Когда Васко да Гамма в 1498 году, обогнув с юга Африку, добрался до Малинди, он первым делом подружился с местным владыкой. Это был весьма разумный ход посланца никому неизвестной тогда Португалии – страны, которой в течение короткого десятка лет будет суждено дать невиданный толчок развитию европейской цивилизации. Обеспечив надёжный тыл в лице ничем не примечательной в торговом отношении страны на западном побережье Индийского океана, Васко получил возможность действовать решительно… и лоцмана, который существенно облегчил остаток пути к заманчивым берегам Индии. Да-да. Это был тот самый арабский лоцман Ахмед, человек с уникальными знаниями лоции Индийского океана и пеналом карт – очевидным пропуском в неизвестный европейцам мир Южного полушария.

Перед Васко не было дилеммы: с одной стороны христианская заповедь "не укради", с другой – процветание его цивилизации и неминуемый экономический упадок язычников. (Кто же мог знать, что через пятьсот лет важнейшей валютой будет нефть, а не пряности, и равновесие восстановится?) Кроме того, зачем же красть?

Можно ведь купить, обменять… одолжить, в конце концов. Но, видно, не сговорились они: 20 мая Васко добрался до Каликуты (Кожикоде, по-нашему), и уже через несколько суток, в виду разгоравшегося скандала с лоцманом, ему пришлось срочно оттуда убираться.

Что он и сделал.

С заветными портуланами, разумеется.

Так был сделан ещё один, третий оборот. Португальцы, понятия не имевшие о методах систематизации и обработки информации, поступили так, как всегда поступали варвары с захваченными сокровищами: карты свалили в кучу, и они остались лежать, дожидаться своего часа. И он наступил, примерно через двадцать лет.

Их было двое: Фернан и Франсишек. Два приятеля, одногодки, с одной португальской деревни на берегу океана. Оба не могли похвастаться ни богатой роднёй, ни сколь нибудь выдающимися способностями. Поэтому, не отягощённые достатком или, на худой конец, образованием, влекомые скорее юношеским задором, чем жаждой славой или наживы, оба оказались среди полутора тысяч латников, в 1505 году отправляющихся на двадцати кораблях под командованием Алмейды ставить на колени далёкую Индию.

Надо сказать, что оба весьма преуспели в этом. И подвиги совершали, и спасали не раз друг друга. Вот только беда подкралась нежданно и в чарующих взор доспехах: это была любовь. Любовь космических масштабов. Вернее, планетарных. На колени друзья поставили, но не Индию, а двух сестёр с одного из островов Малакки. И сами постояли рядом. Тоже на коленях. Да и не захотелось им с этих колен вставать. Франсишеку Серрано, приятелю Фернана "повезло": один из трёх кораблей Антонио Абреу, на котором он удачно оказался, разбился и затонул. Сам Франсишек добрался до Амбоину, нашёл на одном из островов Филиппинского архипелага девушек, да так и остался в раю. Но его приятелю судьба приготовила терновник и дальнюю дорогу.