Камасутра от Шивы - Наталья Солнцева

— У меня очень сильно болела голова…

— Какого дьявола ты врала про гостей, про утку с мандаринами?

Несмотря на трагическую смерть жены, мозги у Шестакова работали четко. Он помнил каждую деталь вчерашнего телефонного разговора. Чего не скажешь о Маше.

— Я… мне… было неловко тебе отказывать…

— Ах, неловко? Тогда сама и выпутывайся!

— Егор!..

— Пошла ты…

Он бросил трубку, а Маша зарыдала в голос. То, о чем она тайно мечтала, сбывалось с потрясающей быстротой. Тамара уступила ей дорогу: она умерла.

— Теперь ты мой, — вопреки всему, шептала Маша, захлебываясь слезами. — Мой! Мой!

Ее ум лихорадочно искал выход из положения. На стене висела художественная фотография мрачного содержания. Такие же снимки украшали гостиную и спальню. Шестаков терпеть их не мог. Когда Маша принимала у себя любовника, он неизменно выражал свое недовольство.

«Тебе не противно смотреть на это?»

«Мне — приятно!» — отвечала она. Это была чистая правда. В спальне напротив кровати Маша повесила фото Тамары в обрамлении елового венка. Она взяла снимок из Интернета, увеличила, обработала в фотошопе, и получилось отлично.

«Что за похоронные мотивы?» — возмущался доктор.

«Это особая эстетика…»

«Творческие люди все с приветом?»

«Есть исключения», — сладко улыбалась Маша.

Ей нравилась смертельная игра. Все-таки в ее жилах течет кровь тореадоров. Ее дед по отцовской линии участвовал в корриде, был неоднократно ранен быками, но не бросил рискованного занятия. Видимо, толика его азарта передалась Маше с генами.

Она смотрела на лицо Тамары, которой уже не было в живых, и думала о том, что нужно немедленно снять со стен все «похоронные» фотографии и сжечь. Это расценят как уличающее обстоятельство. Дескать, Маша не просто ненавидела жену своего любовника, но и желала ей смерти.

— Я должна молчать… — твердила она. — И все отрицать! Любые подозрения — только домыслы…

Маша собрала снимки, бросила в железную мойку и подожгла. Глядя, как те горят, она почему-то вспомнила их с Шестаковым первую ночь в пропахшей уксусом и свечным чадом деревянной горнице, на жестком диване… после купания в реке и выпитой водки. Когда все закончилось, доктор рассказал ей историю своего дачного дома.

«Еще до революции на этом месте жил путешественник, который привез из Африки черных идолов. Его звали Андрей Карякин, попросту — Андре. Ходили слухи, что в долине Лимпопо он наткнулся на развалины дворца самой царицы Савской… Чудом выбравшись из дикой саванны, Андре на пути домой тронулся умом. Он уединился в деревне, чтобы никто не мешал ему общаться с царицей. Здесь он нашел страшную гибель. Однажды в непогоду к нему постучались незнакомцы. Зачем Андре впустил их, неведомо. Служанка, которая спала в кухне, услышала шум и крики, выпрыгнула в окно и побежала за помощью. Когда мужики с вилами ворвались в горницу, хозяин лежал на полу в луже крови. Ему перерезали горло…

Дом долго стоял пустой, пока его не приобрел некий доктор Маух. Немец. Жители деревни называли его «доктор Муха». Он перечитал все книги, которые остались после Андре, и как будто заразился от него той же странной одержимостью. Перестал принимать больных, запирал ставни и почти никуда не выходил. В конце концов, в березу у крыльца ударила молния, пламя перекинулось на дом, и Маух сгорел заживо…

— Так что я купил дом на проклятом месте, — подытожил Шестаков. — После пожарища тут был пустырь, потом кто-то начал строиться, но все случались какие-то неприятности. То одно, то другое. Кстати, сын прежних хозяев этого дома утонул в проруби!»

«Не боишься, что это и тебя коснется?» — спросила Маша, которую поразила зловещая репутация дачи.

«Может, я как раз этого и хочу…»

Глава 16

Вещи на полках шкафа лежали чуть-чуть не так, как их складывала Аля. Она долго стояла в размышлении, потом внимательно осмотрела всю квартиру. Мебель, ящики, антресоли. Здесь явно побывал кто-то чужой, устроил обыск и постарался скрыть следы своего пребывания. Если бы не врожденная наблюдательность, Аля бы ничего не заметила.

— Ничего себе…

Этой ночью она глаз не сомкнула. Вернулась домой поздно, ноги гудели, в голове крутились назойливые мысли. Так и пролежала без сна, пока не позвонил будильник. Уже при свете дня Але показались странными некоторые мелочи. Приоткрытая дверца кухонного шкафчика, сдвинутая со своего места ваза, смазанная пыль.

Мама любила порядок, но не сумела привить эту любовь Але. Дочка постоянно бунтовала против правил, отстаивала свою точку зрения из духа противоречия. Уборку она делала по необходимости и без удовольствия, лишь бы не слушать маминых нравоучений. Оставшись одна, Аля позволяла себе лениться.

— Нет худа без добра!

Не разведи она пыль, то не узнала бы, что в ее отсутствие кто-то нанес ей тайный визит. Тщательный осмотр замка ничего не дал. Незваный гость не взламывал дверь, он открыл ее либо ключами, либо отмычкой.

Аля усмехнулась. Красть у нее нечего, и вор, который проник в ее квартиру, похоже, ничего не взял. Однако ей стало не по себе. Тот, кто уже побывал здесь, мог прийти снова — когда угодно: днем, ночью. Менять замок не имеет смысла. Ставить сигнализацию дорого и незачем. От судьбы не уйдешь.

Она провела пальцем по смазанной пыли и попыталась представить злоумышленника. Кто он? Что привело его сюда? Явится ли он вновь?

Едва уловимый запах заставил ее принюхаться. Она потянула носом и удрученно вздохнула.

Чтобы отвлечься, Аля решила заняться хозяйством: перегладила накопившееся белье, приготовила еду и уселась подсчитывать выручку за проданные накануне биодобавки. Вчерашний день был неудачным. А вечер и того хуже.

Аля выключила калькулятор и тяжело вздохнула. Мысли о Шестакове стали навязчивыми, она не могла с ними справиться. Ей важно знать о нем все. Вчера, уставшая и расстроенная после многих бесплодных визитов к потенциальным покупателям, она нашла в себе силы поехать к офису, где он вел прием больных.

На стоянке его машины не оказалось. У доктора был выходной. Аля пожалела о том, что не согласилась на его предложение встретиться. Теперь он, вероятно, развлекается с другой женщиной. Такие, как Шестаков, ни в чем себе не отказывают.

Ей ужасно захотелось выкурить трубку с гашишем. Хотя бы сделать несколько затяжек, забыться, уплыть в страну сладостного спокойствия. Только существует ли эта пресловутая нирвана? В прошлый раз, когда Аля попробовала чилом, то погрузилась в кошмар, а вовсе не в райскую благодать…

Звонок телефона вывел ее из задумчивости.

— Гор? — удивилась она. — Ты?

— Мою жену убили. Она лежит в морге, — сухо, отрывисто прозвучал в трубке его голос. — Ее больше нет.

«Зачем он говорит мне это? — вспыхнуло в уме Али. — Почему мне?»

— Как… как это случилось? — выдавила она.

— Разве ты не знаешь?

— О чем ты?

— Разве ты не мечтала о ее смерти? Не желала, чтобы она попала под машину или свалилась с лестницы и свернула себе шею? Ну же, признайся! Но твоя мечта все не сбывалась и не сбывалась. И тогда ты сама взялась за дело.

— Я?..

— Тамара мешала тебе! И ты решила избавиться от нее! Верно?

— Что ты несешь… — опешила Аля. — Я понимаю, у тебя горе…

— Я не любил жену, — спокойно произнес доктор. — Поэтому не было смысла ее убивать.

Аля молчала, кусая губы. Она сидела на диване, который служил ей ложем, перед ней на столике валялись разбросанные бумаги и коробочки с пищевыми добавками. Желтые обои на стенах делали тесную однокомнатную квартиру похожей на склеп. Аля заживо похоронила себя тут и разучилась сочувствовать. Она столько перестрадала, что у нее атрофировалось чувство сострадания другим.

— Я говорю прямо и тебя призываю к откровенности. Это ты убила Тамару?

— Ты с ума сошел…

— Ты уже убивала. Для тебя поднять руку на человека не в новинку. У тебя есть этот опыт.

— Я защищалась!

— Чисто женская хитрость. Напасть и прикинуться жертвой.

— Гор, я клянусь тебе…

— За какой грех твой жених поплатился жизнью? Он изменил тебе? Передумал жениться?

— Не твое дело! — вспыхнула Аля.

— Ты понимаешь, что подозрение в первую очередь падает на меня? Ты меня подставила!

— А… это не ты?

— Черт бы тебя побрал! — не выдержал Шестаков. — Мы с Тамарой прекрасно ладили. Нас все устраивало, в отличие от некоторых. Если бы мы хотели развестись, то развелись бы. Убийство — слишком опасный и обременительный способ вернуть себе статус холостяка.

Он рассуждал логически и хладнокровно, словно потерял не жену, а какой-нибудь предмет обихода, без которого в принципе можно обойтись. Его волновала только собственная шкура. Алю это возмутило.