Тень убитого врага - Сергей Зверев

Внутренний голос не врал. Но он не мог знать всех обстоятельств, закручивающихся в эти дни вокруг трудной судьбы Андрея Тропинина.

Поэтому возникла совсем другая тема.

2

После – уже годы спустя, – думая о случившемся, Андрей находил, что кое-какие тревожные приметы начали подмигивать ему за несколько дней до этого. На полном серьезе он пришел к выводу, что первой такой приметой стала авария на складе: вдруг погас свет, сгорела электропроводка. Ну, починили, конечно, силами осужденных, причем негласным старшим оказался почему-то один из подручных Доктора, рецидивист по кличке Холод. Рядовые зэки-«мужики» возились с проводкой, конвойный, уверенный, что все будет в норме, отлучился по своим делам, а Холод контролировал процесс, то есть сидел на крыльце, курил, плевал сквозь зубы и мыслил о чем-то… Вдруг ни с того ни с сего он обратился к Тропинину:

– Слышь, «купец»! А ты не знаешь, случаем, что это с нашим «кумом»? Чего-то он в последние дни смурной ходит. Не в курсе?

«Кум» – это, понятно, начальник оперчасти колонии, подполковник Громаков.

– Да откуда ж мне знать?! – искренне удивился Андрей. – Я на него и не смотрю, мне тут своих забот хватает. А он что, озабоченный какой-то стал?

– Че-то типа того, – был ответ. – Недобрый знак!

Андрей и вправду не присматривался к подполковнику. Но тут он призадумался.

Такие типы, как этот Холод, впустую балаболить не станут – что-что, а это за годы, проведенные «у хозяина», Андрей усвоил точно.

– Вот как… – промолвил он озадаченно. – И что же это значит?

– А хрен знает, – пожал плечами рецидивист. – Поживем – увидим… Ладно, пойду гляну, что там эти наши трудовые резервы делают.

Потом Андрей часто вспоминал этот разговор и решил, что никакой двойной игры в словах Холода не было. Просто метким глазом прожженного блатаря он подметил изменения в повадках «кума» – чего, возможно, никто другой и не заметил бы.

Андрей навсегда запомнил, что эти ремонт и разговор были за день до того, как…

Как случилась предпоследняя встреча с Доктором.

3

Ее Андрей тоже запомнил очень хорошо.

На территории колонии, разумеется, действовал строгий порядок: перемещение осужденных только строем либо с конвоиром. И, разумеется, этот порядок негласно был отменен в отношении Доктора и двух его приближенных: Холода и Беркема, татарина откуда-то из-под Уфы. Эти трое могли ходить-бродить куда, когда и как им вздумается, администрация делала вид, что она этого не замечает. Впрочем, они этим правом не злоупотребляли, сохраняя в отношениях с официальным начальством аккуратный паритет. Андрей догадывался, что у Доктора с руководством есть и более потаенные дела, о которых не знают ни Холод, ни Беркем – но дальше себя этими догадками не морочил, полагая, что это его никак не касается…

Он ошибался.

В этот день он затеял частичную инвентаризацию комплектов зимней одежды. Забрался на соответствующий стеллаж, стал перебирать барахло – занятие неспешное, умиротворяющее… Позволил себе даже иронически пофилософствовать: думал ли он, будучи успешным бизнесменом, что когда-нибудь будет испытывать истинное удовольствие, сидя под крышей полутемного ангара и перебирая ватники, теплые штаны и шапки! А ведь и вправду удовольствие, ничего не скажешь.

Но его пресек отчетливый скрип входной двери. Андрей выглянул в проем: бог мой, Доктор с Беркемом!

Он проворно соскользнул со стеллажа, устремился к входу. Кротов заметил это, безмолвно сделал краткий жест, и его спутник, тоже молча кивнув, повернул обратно, вышел и прикрыл за собой дверь.

– Здравствуй, – сказал Вячеслав Ильич.

– Здравствуйте, – почтительно ответил Тропинин.

Кротов взглянул на него так, что Андрею стало немного не по себе.

– Есть разговор, Андрей.

Это прозвучало почти как ультиматум.

– Серьезный? – Андрей не собирался шутить, но «смотрящему» эта реплика показалась легкомысленной. Он тяжело посмотрел на собеседника:

– Уважаемый коллега! Никогда не задавайте лишних вопросов. Это в нашем деле очень важно. Ладно, все, закрыли тему. А разговор настолько серьезный, что этого ты себе, похоже, пока не представляешь.

Андрей испытал неприятное томление. Мысль сразу же метнулась к прошлому, к тем дням, что вместили в себе его, Андрея Тропинина, счастье и проклятие… и не ошиблась.

– В вашу жизнь, Андрей Павлович, – вновь зловеще перешел на «вы» Кротов, – вернулся ваш старый знакомый.

– Студенецкий, – усмехнулся Андрей всепонимающей усмешкой.

– Он самый. И не с подарком к летнему сезону… Вижу, не удивлен. Но сейчас, думаю, я тебя удивлю. Давай-ка присядем, минут десять у нас есть.

4

Для экстренной связи между формальным и неформальным владыками зоны существовал ряд условных сигналов, о которых знали только трое, и ни одна живая душа больше: триумвират «начальник» – «кум» – «смотрящий», то есть полковник Кузьменко – подполковник Громаков – доктор экономических наук Кротов. И было это совершенно как в шпионских триллерах: место машины начальника на стоянке, те или иные объявления на информационном табло… Несведущему человеку ни за что не догадаться.

Так вот в одном из своих свободных странствий по зоне Доктор увидел такой знак и понял, что предстоят события.

Начальник ИК-238 полковник Анатолий Федорович Кузьменко был старый волк тюремных чащоб, прошел все стадии служебной иерархии, начиная с вертухая на вышке. Восемнадцатилетним пацаном из украинской деревни он попал на службу во внутренние войска, ну а поскольку «хохол без лычки…», скажем так, никто, рядовой Кузьменко через год стал младшим сержантом, еще через год остался на сверхсрочную… ну а дальше, познав на себе промежуточные титулы прапорщика и младшего лейтенанта, вышел в полноценные офицеры. И своим горбом допер до полковника, прекрасно понимая, что генералом ему никогда не стать.

Надо признать, что при всей своей проницательности Доктор недооценил Кузьменко. Службу и сложности человеческих отношений в столь сумрачных условиях тот знал от и до. Умел выстраивать эти отношения так, что в колонии царил… ну если не мир, то хотя бы перемирие. В оперативной же работе, сам прослужив в «кумовьях» более десятка лет, мог дать сто очков вперед кому угодно. И потому от своего зама по оперчасти требовал лишь двух вещей: полного доверия и жесткого контроля за мероприятиями, проводимыми им самим. Первого из своих замов, вздумавшего было артачиться и проявлять самостоятельность, Кузьменко умело выжил из колонии, причем на повышение, а прибывший на замену Громаков, мужик неглупый, но без стержня в душе, быстро понял здешние расклады, понял, что под крылом полковника он приживется неплохо… словом, они поладили.

И со «смотрящими» Кузьменко сумел наладить контакт, что с Жорой Донским, что с Доктором – людьми абсолютно разными. С Жорой, не давая ему спуску, Анатолий Федорович стремился быть абсолютно честным. Что обещал – то делал, а чего сделать не мог, того не обещал. Мог обещать и неприятности, и делал их. Но никогда – исподтишка. И добился того, что старый рецидивист стал испытывать к «хозяину» нечто вроде уважения… С Доктором, человеком совершенно иного склада, и отношения сложились иные. Кротов, не отягощенный всякими воровскими кодексами, вел себя как бизнесмен или политикан, ну и полковник в ответ действовал так же – два деловых партнера, да и только.

При всем при том Кузьменко глубоко презирал обоих, да и вообще всех осужденных – это у него была какая-то классовая неприязнь, возникшая еще в годы срочной службы, притом что прекрасно замечал ответное пренебрежение к себе со стороны Кротова, никак, впрочем, не высказываемое. Ну что там какой-то тюремщик супротив магната! Замечал – и относился к этому совершенно равнодушно. Зэк не человек, это убеждение полковник никогда не высказывал вслух, возможно, и не думал даже о том, но подсознательно испытывал именно его. Непроходимую дистанцию между собой и ими он чувствовал и соблюдал железно.

Кузьменко ни на грош не верил слезливым историям многих осужденных о том, что вот-де сижу ни за что, по навету, по оговору… Наказания без вины не бывает! – твердо знал он и верил в жесткую, но справедливую правду жизни. Она сама сортирует людей по заслугам: кому орден, кому сума, кому тюрьма… кому свадьба со звоном, кому гроб с музыкой. И тех, кто оказался за решеткой, ему не жалко было ни на копейку. Хотя он был к ним справедлив. Специально никого не гнобил, но если кто подох – туда ему и дорога.

Он был начальником отряда в чине старшего лейтенанта, когда в его отряде оказался отвратительный тип – насильник и извращенец, растлевавший малолетних. Кузьменко и вида не подал, какое омерзение вызвал в нем этот гад, решив, что отрядные сами с ним разберутся как надо… Но, к некоторому его удивлению, негодяй сумел вжиться в суровые будни, ловкостью, изворотливостью, услужливостью ухитряясь оказаться нужным одному, другому… так и избегнул возмездия. У Кузьменко оказалось достаточно времени, чтобы убедиться в этом. Ублюдок стал в отряде «шнырем» и в этой роли оказался вполне в своей тарелке.