Четыре сестры - Малика Ферджух
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Его так сильно слышно. Этот туннель, наверно, выходит на утес над морем.
А в бурю-то – какой концерт! Какая симфония! Какое буйство! С каким аппетитом ветер «играет» тогда на арфе! Вот почему его слышно через стены старого дома, вот как он наполняет весь парк этой музыкой с моря!
– Как же вы никогда не слышали этого раньше? – спросил Гулливер.
– Клен. Он вышиб плиту в колодце, разбил стенку и освободил ветер. Вот откуда такой великанский сквозняк.
Страх вдруг улетучился, как будто тяжесть свалилась с плеч. Тихонько, по-прежнему держась за руки, они направились к могилам. На первой, под зарослями грибов, им удалось прочесть:
Здесь покоится
ГИЙЕМЕТТА ОБЕРЖОНУА,
баронесса д'Эскиль.
Молитесь за ее душу, почившую в бозе в ночь на 23 октября 1870.
Пусть ее арфа услаждает ее слух в ином мире.
Гильдаз, возлюбленный супруг, оплакивает ее.
Второй была могила Гильдаза Обержонуа, который от горя пронзил себе сердце кинжалом.
Энид и Гулливер смотрели на два захоронения, а над их головами душа Гийеметты играла на арфе пальцами ветра. Энид подумала о своих умерших родителях, тоже сгоревших в перевернувшейся машине. И внезапно здесь, под землей, она расплакалась.
* * *
Хуан купил два пакетика жареных каштанов и протянул один Коломбе. Они вдвоем стояли на мосту через пересекавшую город реку. Показалось шествие монстров, они несли освещенные тыквы и пели: «В нашем крае, в нашем крае убивают, убивают…»
Не глядя на Хуана и старательно очищая каштан, Коломба решилась заговорить первой:
– Можно сказать тебе две вещи?
Он ответил «Да, конечно», тоже взял каштан, подул на него – ффф, горячие, черти, – и кивнул: слушаю.
– Во-первых, твое письмо, – начала она. – Мне оно показалось стереотипным. Банальным. Влюбленный всем сердцем и весь этот вздор…
– Я не посылал тебе письма…
– Ты мне не писал?
– Не-а, – ответил Хуан с полным ртом. – Уау! 'о'ячо!
– Ты не назначал мне свидания на площади: ты в костюме Жюдекса, я – Ирмы Веп?
– Ничего подобного. Но Ирма Веп тебе суперски идет.
Она подула на свой очищенный каштан, наморщила нос. Вся подобралась.
– Объясни мне. Это заговор?
Он улыбнулся.
И ей очень захотелось его поцеловать.
– Самый настоящий заговор. С заговорщиками. Но благодаря ему мы снова увиделись.
– Ты разыграл меня вместе с остальными?
– Скорее против них.
Хуан увидел, что она чуть не плачет.
– Я не имею с ними ничего общего, – поспешил он добавить.
И рассказал ей все. Как он подслушал заговорщиков в «Ангеле Эртбиза», обслуживая соседний столик. Как его это возмутило. Как он решил расстроить их интригу, выступив в роли Жюдекса.
Коломба слушала его. Сначала – очень внимательно. Потом – все рассеяннее. Слишком пристально она всматривалась в его глаза, слишком ласково убаюкивал ее его голос. Когда он закончил, она улыбнулась.
– Ты хотел дать им урок?
– Не мне давать уроки. Скажем так, я тоже люблю розыгрыши.
Он протянул ей очищенный каштан. Она взяла его.
– Осто'ожно! 'о'ячо! – предупредил он, сам себе подражая, как будто жевал горячий каштан.
Она надкусила каштан. Очень вкусно.
– Значит, ты просто хотел посмеяться?
– Посмеяться с тобой. Когда смеешься вместе с кем-то, это уже значит… очень много.
Она доела каштан и продолжала:
– Знаешь, мое кольцо… Я нарочно оставила его на раковине.
Жареная скорлупка выпала из пальцев Хуана. Светящиеся тыквы шагали по мосту и пели: «У Энди Харди две головы, одна на плечах, другая под мышкой…»
– В смысле – нарочно?
– Ммм.
Он покраснел. Так же густо, как и она.
– Посторонись, Мэндрейк! – окликнул его зеленый монстр из шествия.
– Я хотела, чтобы мы снова увиделись, – сказала она.
– Я тебя ждал. Почему ты так и не зашла его забрать?
– Вы мешаете пройти, не видите, что ли? – крикнул им фиолетовый монстр и толкнул их друг на друга.
– Я приходила. В первый раз ты принимал круассаны. Во второй я не стала тебе мешать, ты был занят с группой туристов.
– Идемте с нами! – пригласил их крошечный розовый монстр. – Мы будем жечь Лоика-сенокосца.
– У нас нет спичек, – ответил ему Хуан.
– И мы не знаем ваших песен, – добавила Коломба.
– И подходящих расцветок у нас нет, – закончил Хуан, показывая на их черные одеяния.
Розовый монстрик показал язык и убежал.
Каштанов им больше не хотелось.
– Я отвезу тебя, – сказал Хуан.
Два монстра, синий и желтый, замыкали шествие, еле волоча ноги. Хуан отдал свой пакетик с каштанами желтому монстру, Коломба свой – синему. Оба монстра приободрились и быстро нагнали шествие, распевая: «У Энди Харди десять пальцев, но они там, где им не место…»
Хуан достал два шлема из-под сиденья мопеда, убрал на их место свой цилиндр. Он дал шлем Коломбе и надел свой, пока она усаживалась.
Тут грянул фейерверк, залив все Ниагарой грохота и света. Монстры из шествия то и дело меняли цвета.
Быстро, очень быстро, бросая слова, как тяжелые мешки, Коломба затараторила:
– Осталось три дня. Всего три. Мои каникулы кончаются. – Помедлила, поморщилась: – Я в зоне С.
«У Энди Харди нет больше глаз, зато есть три руки, ха-ха-ха…»
– Завтра, – сказал Хуан, – День всех святых. Мы с дядей пойдем в лес собирать шишки. Пойдешь с нами?
Три дня. Не надо думать, как это мало. Лучше думать, что завтра будет только первый. И что это будет чудесно. Просто совершенно чудесно.
– Скажи «да».
Он сел на мопед, но тронулся не сразу. Темное небо над ними взрывалось кометами, радугами, вулканами.
Она обхватила его руками. Уткнулась щекой в его спину и крепко прижалась.
– Да, – прошептала она, закрыв глаза.
11
Не читается от мыслей, или Мои мысли читаются
Вот что было самое ужасное, что наполняло ее яростью, гневом, стыдом: она ведь и вправду поверила, что Хуан ею заинтересовался. Ей хотелось завопить во всю силу легких, во всю силу сердца, но она только и могла, что кусать подушку и глотать слезы.
Беттина отлично поняла предательство Хуана. Пре-да-тель-ство. Как он мог принять сторону этой ломаки? Как мог проявить к ней интерес? Как? Это не укладывалось у нее в голове.
В горле пискнуло, ноздри наполнились слезами. Беттина захлебывалась, как утопающая. Ей казалось – и это было больно и обидно, – что в ее сердце натыкали гвоздей.
Она
