Испытание - Нисон Александрович Ходза
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— За это — спасибо… Закуривай, пан Марченко. Сигареты немецкие, такие духовитые, что и одеколону не требуется. Бери, бери, про запас парочку спрячь, неужели для тебя пожалею…
Взяв сигарету, Тимофей Петрович простился и пошел к большаку. Сиволоб подождал, пока он скроется, и степенным шагом направился дальше. Он был доволен, что лесника не будет дома. А уж у мальчишки он без труда выведает правду.
Подойдя к дому Марченки, Сиволоб увидел Юрася. До сих пор староста не встречался с ним. Он думал, что Юрась взрослее и выше. "А может, это и не сын, а тот, второй, о котором говорил политрук?"
Староста подошел к мальчику. Юрась сразу же узнал Сиволоба, он видел его тогда, сидя в горнице тети Сани…
— Здравствуй, голубчик, — сказал ласково староста. — Мне бы повидать сынка Тимофея Петровича. Не знаешь, скоро он придет?
— Кто придет?
— Сынок Тимофея Петровича.
— Это я…
— Смотри пожалуйста, — добродушно удивился Сиволоб. — А я, брат, думал, что ты совсем другой. Будем знакомы: я староста из Зоричей — Кузьма Семеныч Сиволоб. Поди, слыхал от папаши?
— Слыхал…
— А я шел мимо, — думаю, дай зайду напиться, жарища — не приведи господь. Угости кваском с ледника.
— Нет у нас кваса, — отрывисто сказал Юрась.
— Эка жалость. Кваску бы — в самый раз!
Юрась молчал, ожидая, что еще скажет староста. Сиволоба немного смущал неприветливый вид мальчика, его явное нежелание поддерживать разговор. Он подергал острую бороденку и, продолжая улыбаться, участливо спросил:
— А что милый, тебе не скучно здесь одному? Все один да один!
— Нет, не скучно.
— Ну да, конечно, — живо подхватил Сиволоб. — К тебе, верно, дружки приходят… место у вас хорошее, тихое. В таком месте погостить — божья благодать. Только одному и в раю тоска. А вдвоем здесь куда как хорошо! Тебе бы сюда товарища! Верно?
— Мне и одному не скучно, — ответил Юрась и, чтобы избавиться от старосты, прибавил:
— Марченки дома нет… Придет не скоро…
— Знаю, что нет. Только, что же это ты родителя по фамилии зовешь? Большевики вас так учили? Чтобы, значит, никакого уважения к старшим?
— Старшие тоже разные бывают…
— Вот уж это худые слова… большевистские. Видать, мозги-то у тебя набекрень. Ну да ладно, как, говоришь, зовут того мальчугана?
— Какого?
— Да который у вас ночевал… Помогал политрука связывать…
— Никто у нас не ночевал…
— А ты вспомни.
— Никто не ночевал…
— Значит, ты все один, ровно волк в лесу. И поиграть не с кем… Может, к вам гости ходят, тогда дело другое…
— Кто к нам ходить будет? Только вот вы и пришли…
— Да… Невесело живешь… Что ж ты делаешь день-деньской?
— Читаю…
— Это хорошо. Я тоже люблю на сон грядущий. Новый завет читаю. Ты-то читаешь Новый завет?
— Новый завет? А кто автор?
— Не богохульствуй! Книга сия написана по вдохновению святого духа, она есть непогрешима и свята! Понял?
— Не, не понял…
— Тебе папаша про Библию толковал?
— Не, не толковал…
— Ай, нехорошо, не похвально. Категорично! Поговорю, поговорю с родителем твоим, сделаю внушение. — Тут Сиволоб вспомнил, ради чего он затеял разговор о чтении, и сменил негодующий тон на добродушный. — Что же ты читаешь? Поди, все про разбойников да сыщиков?.. Покажи-ка, дружок, свои книжицы. Где они у тебя?
Не дожидаясь ответа, Сиволоб быстро поднялся на крыльцо и вошел в дом. Цепким взглядом он обвел комнату, и сразу же заметил на стене темный квадрат обоев.
— А тут чей портретик висел? Видать, недавно сняли…
— Ленина… Здесь висел портрет Ленина, — выговорил твердо Юрась.
— Ленина?! — староста побагровел, глаза его так и застыли на темном пятне. Вдруг Сиволоб досадливо хлопнул себя по лбу:
— Тьфу, беспамятный! Забыл, совсем забыл я, что при красных твоему батьке без портрета этого нельзя было… для маскировки, значит… — Снова глаза его воровато забегали по комнате. В углу он увидел сандалии Владика. Они были явно меньше ноги Юрася. Староста засопел.
— Добрая обувка, — сказал он.
— Вы про книги спрашивали, — начал Юрась, но Сиволоб перебил его:
— Твои сандалии?
— Мои…
Сиволоб взял одну сандалию, перевернул ее вверх подошвой. На гладкой блестящей коже отчетливо виднелся фабричный штамп — "Скороход".
— Новенькие. Видать, только что куплены. — Твои, значит?
— Мои…
И без того кривой рот старосты, перекосился совсем.
— А ну надень. Интересно посмотреть, каково на ноге выглядит…
— Они мне малы, — нашелся Юрась.
— Когда же ты успел из них вырасти, ботиночки совсем новенькие?..
— Они мне сразу были малы… Мама без меня покупала… Ошиблась номером…
— Давно твоя мать была в Питере?
— В Ленинграде мама не была.
— А гляди: на подметке написано "Скороход". Видишь? А где такая фабрика? В Питере! А мать в Питере, говоришь, не бывала. Значит, их кто другой завез к вам?
— Мама их в Минске купила. В Минске до немцев все было: и из Ленинграда, и из Москвы, и из Киева…
Сиволоб насупил редкие брови.
— Не ври! Не было ничего при красных! Ну, да не об этом речь. Про книги разговор был. Показывай, какие у тебя есть книжицы…
Юрась смешался: свои немногие книги — "Как закалялась сталь", "Судьба барабанщика", "Тимур и его команда", "Овод", "Чапаев" и "Приключения Шерлока Холмса" — он держал в шалаше.
— Вот тут мои книги, — указал он на полку, где стояли учебники.
Сиволоб снял с полки толстую старую книгу и попытался прочесть название:
— Это по-каковски написано? Никак по-немецки?
— Это немецкий учебник. Книга для переводов. Я с нее перевожу на русский язык.
— Скажи пожалуйста! Значит, ты по-немецки можешь?
— Могу…
— А ну почитай, я послушаю, что написано.
— Вы же по-немецки не понимаете?
— А ты по-русски читай. По-немецки мне ни к чему, ты мне по-русски давай, что тут написано…
— Пожалуйста.
Юрась неторопливо стал выбирать упражнение из старинной немецкой книги. Мама называла эту книгу "Хрестоматия для гостей". Составленная каким-то полуграмотным немцем в конце прошлого века, она неизменно вызывала смех, когда мама или Юрась начинали переводить из нее.
Остановившись на упражнении, которое называлось "О собаке, змее и родителях", Юрась начал читать:
— "Петр Великий основал Петербург на берегу Невы, но мальчик продал собаку того старого графа и этого молодого князя садовнику моего доброго отца. Мой добрый отец и моя добрая мать — суть добры. Мои родители любят собаку старого графа и эту красивую змею молодого князя".
— Ерунду читаешь! — сказал недоверчиво Сиволоб, заглядывая в книгу, точно он мог проверить, что там напечатано.
— Я перевел все точно. Вот, смотрите, картинки: змея, собака, садовник, Петр Великий…