Тени сна (сборник) - Виталий Забирко

— Нет, есть! — Старик гордо выпрямился. — Этот сад. Госпожа Пильпия, дайте боги всем таких хозяек, отдала мне его до конца дней. И я сажаю и ращу здесь все, что хочу!

Он внимательно посмотрел на Крона.

— A y тебя, Тоний, как дела? По-моему, в море ты давно не был.

— Да нет, — Крон отвел глаза в сторону, — бываю. Правда, все неподалеку, вдоль берега хожу. Далеко идти опасно, хоть купцы и предлагают товары по хорошим ценам. Пираты.

— Смотри, — не поверил старик, — что-то часто я тебя в последнее время здесь вижу. И сенатор тебя у госпожи постоянно застает.

Крон рассмеялся.

— Не беспокойся, старик. У меня деловые отношения. Только. И с сенатором тоже. Кстати, как он тебе?

Крипчтрипрат неопределенно пожал плечами.

— По-моему, человек он в общем-то хороший. Хоть и слишком высокомерен. Но, наверное, так и положено аристократу. — Он задумался и неожиданно Добавил: — А глаза у него добрые и больные… Почти как у тебя.

Крон даже не нашелся, что ответить.

— А потом, — продолжал старик, — не нравится мне, что творится вокруг сенатора. Только он на порог, как вслед за ним прибегает лысый старикашка в заляпанной чернилами тунике, спрашивает, здесь ли сенатор, но в дом не входит. Сторожит где-то на улице. Зачем, спрашивается?

Он лукаво усмехнулся.

— А сегодня к сенатору приходил какой-то помешанный. Ты, наверное, видел его. Здоровенный такой, с черной бородой до самых глаз и в одной ночной рубахе. Так он поймал старикашку, бил немилосердно, орал, чтобы тот больше не попадался ему на глаза, а потом вышвырнул со двора.

Тоний Берк весело рассмеялся, а Крон трезво отметил про себя, что за ним уже следят не только дома. Знать бы только, зачем и, самое главное, кто стоит за писцом.

— Ну, ладно, Крипчтрипрат, — кивнул Крон и стал прощаться, — мне пора. Вечером опять зайду. Будь счастлив со своим садом!

— И ты будь счастлив, — кивнул старик.

Крон вышел на улицу и бросил взгляд вдоль нее. Писца нигде не было.

«Ну и прыть у старикашки, — подумал он. — Как он успел к претору и обратно? Скорее всего, передал послание по пути кому-то другому. Назад, на всякий случай, нужно будет возвращаться другой дорогой…»

Спустившись к реке, Крон вышел к переправе, нанял лодку и перебрался на другой берег. А еще через полперста, оставив в государственной конюшне двойной залог за коня, верхом добрался до рыбацкой общины Клапры.

Какого-то особого дела в общине у Крона не было. Здесь он просто отдыхал от своей роли сенатора, снимая с себя психологические перегрузки. Простота и чистота нравов общины, спартанский уклад ее жизни действовали на Крона наподобие контрастного душа, дающего своеобразный заряд для его дальнейшей работы.

Еще за околицей его встретили голые ребятишки, игравшие в песке. Заметив Тония, они с радостными криками обступили коня. Тония здесь знали и любили. Он спрыгнул на песок, отдал самой высокой девчушке купленные по дороге сладости и, взяв коня под уздцы, повел его к общинному дому. Сзади установилась тишина — начался дележ угощения.

За справедливость раздела Крон не беспокоился — всем достанется поровну, — это было основным принципом в общине, а дети приучались к нему сызмальства.

Общинный дом в селении представлял собой средоточие всей жизни: здесь работали, ели, веселились, устраивали празднества и даже спали — в основном молодежь и старики. Только супружеские пары жили в отдельных домах, но и они на зиму перебирались в общинный дом.

У самой воды на длинных жердях сушились сети и ловчая бахрома — своеобразная снасть для ловли крабоустриц. Принимая бахрому за водоросли, крабоустрицы забирались в нее и запутывались. Три женщины в набедренных повязках скребли бахрому огромными костяными чесалами. Под навесом у общинного дома сидели старики, человек шесть, и неторопливо обрабатывали наждачными брусками куски пемзы, делая поплавки для сетей.

Крон подошел поближе и поздоровался. Старики прекратили работу, подняли головы.

— Приветствуем тебя, Тоний, — сказал Старейший, и все закивали.

Старейший повернулся и что-то крикнул в сторону дома. Из дверного проема выглянула женщина, увидела гостя и вышла. Взяв из рук Крона уздечку, она молча повела коня за дом.

— Присаживайся, — просто сказал старик и бросил Крону под ноги кусок пемзы.

Старики возобновили работу. Крон опустился на песок и взял в руки наждачный брус.

— Что нового в Славном Городе и в море? — спросил Старейший. Морщинистое обветренное лицо старика не выражало ничего, кроме спокойствия человека, занятого делом, которому он посвятил всю жизнь.

Для приличия Крон помолчал немного, так же, как старики, неторопливо стесывая с куска пемзы неровности о наждачный брусок, а затем принялся рассказывать о Севрской кампании и о триумфе Тагулы.

— Знаем, — оборвал его Старейший. — Декады две назад к нам привели на постой десять солдат из когорт Тагулы. Но через три дня они сбежали.

Глаза старика лукаво сощурились.

— Не по ним такая жизнь.

В это время откуда-то из-за дома к Старейшему подбежала молодая женщина и, наклонившись, что-то быстро зашептала на ухо, бросая на Крона встревоженные взгляды.

— Хорошо, женщина, — не дослушав, кивнул Старейший, отложил в сторону наждачный брус и почти готовый поплавок и встал.

— Вовремя ты приехал, Тоний, — сказал он. — Идем.

И они пошли за женщиной к одному из семейных домиков — жалкой лачуге, сплетенной из прутьев и обмазанной глиной. Женщина откинула груботканую завесь, старик вошел, и Крон последовал за ним.

В семейном домике, в отличие от общинного дома, жаркого, душного и задымленного вечно пылающим очагом, здесь ощущалась приятная прохлада — глина не пропускала жару. Маленькое, тесное помещение, где стояли только широкий топчан, аккуратно застеленный покрывалом, и небольшой столик с нехитрой утварью, да в углу висела колыбель с ребенком, освещалось рассеянным мутным светом из окошка, затянутого рыбьим пузырем. Но, несмотря на все это, уют и чистота радовали глаз.

«И слизни здесь не живут», — с удовольствием отметил Крон.

Женщина стояла у колыбели и с тревогой смотрела на Крона. Только теперь он понял, зачем его сюда пригласили. В колыбели лежал ребенок, красный от жара, он тяжело дышал, ловя широко открытым ртом воздух. Глаза его были закрыты. Ни плакать, ни шевелиться у него уже не хватало сил.

Крон подошел к колыбели, отстранил женщину и стал осторожно ощупывать ребенка. Биоимитация, покрывавшая руки грубыми мозолями с въевшейся в кожу корабельной смолой, сильно снижала чувствительность пальцев, и ему пришлось напрячься и даже закрыть глаза, чтобы уловить биоритмы детского организма.