Тени сна (сборник) - Виталий Забирко

— А ты даже в делах купли-продажи остаешься политиком, — заметил он, снова перейдя на «ты», затем наклонился поближе к Крону и тихо спросил: — Сколько?

— Половину.

Плуст пожевал тонкими губами, оценивающе вглядываясь в непроницаемое лицо сенатора.

— Еще нужно дать перекупщику…

— Тогда — четверть, — отрезал Крон.

Лицо Плуста приняло скучное выражение. Он понял, что переборщил.

— Твоя жадность не знает границ. Хотел бы я видеть человека, который при подобной сделке дал бы тебе больше десятой части.

— При сделке на десятую часть не рискуют головой, — выдавил из себя вымученную улыбку Плуст.

— Когда не рискуют головой, компаньонов не берут.

Крон сбросил с себя купальную простыню и соскользнул в воду.

— Хорошо, — смилостивился он из бассейна. — Я согласен на половину того, что останется. Но не вздумай дать перекупщику меньше, чем он запросит. Я узнаю.

Он окинул Плуста оценивающим взглядом.

— Надеюсь, ты сам понимаешь, что Кикена не должен знать, кто продавал талисман. Это и в твоих же интересах.

Плуст понимающе кивнул и потянулся за чашей.

«Ну, теперь он напьется», — невесело подумал Крон и поплыл, постоянно натыкаясь в облаках пара на тела купающихся. Конечно, не в деньгах дело. Крон специально торговался, чтобы не заронить в душу Плуста подозрений в отношении его излишней щедрости. О том, что он продал талисман, не должен знать никто. Даже в Комитете. Крон вмонтировал в талисман передающий блок автоматического зонда «колибри», используемого энтомологами для наблюдения за жизнью и поведением насекомых. Понятно, для прослушивания разговоров консула проще было бы использовать непосредственно сам зонд «колибри», закамуфлировав его под какую-нибудь местную муху. Но устав Комитета категорически запрещал применение технических средств на исследуемых планетах с гуманоидными цивилизациями, поскольку проведенные на суммирующем вариаторе исследования о возможных последствиях обнаружения аборигенами этих средств, даже в случае их самоуничтожения, дали шестипроцентную вероятность вспышки религиозной активности.

Крон хотел позвать служителя, чтобы тот принес губку, но передумал. Толку от мытья в противно-жирной от растворенных благовоний воде было бы мало. Все также неторопливо он поплыл на звук кифар, едва различимый сквозь гул голосов, веселые выкрики, плеск воды, и, доплыв до бортика бассейна, выбрался на ступеньки.

Направление Крон угадал точно. Кикена, прикрывшись простыней, лежал на топчане у низенького столика, уставленного закусками, и беседовал с сидевшим напротив Соларом. Рядом с певцом, одетым в белоснежную актерскую тунику, возвышалась туша розового сала. Труций Кальтар, орудуя обеими руками, методично поглощал закуски, запивая их полными кубками вина. По правую руку от консула, откинувшись на спину и заложив руки за голову, возлежал нагой Тагула. Только двойной золотой венец поблескивал на его голове. Глаза он закрыл, по губам блуждала улыбка. Император наслаждался музыкой. Самих же музыкантов видно не было — они сидели где-то у стены за плотной завесой пара.

Закутавшись в поданную служителем простыню, Крон подошел к столику.

— Приятного омовения, — произнес он и в знак приветствия наклонил голову.

— И вам того же, Гелюций, — оборвав свой разговор с Соларом, ответил Кикена.

Кальтар что-то промычал набитым ртом, Тагула даже не пошевелился, а Солар одарил Крона такой же приторно-сладкой, как и его голос, улыбкой.

— Присаживайтесь, — предложил Кикена. — У нас тут завязался небольшой диспут о поэзии, и вы очень кстати.

— Почту за честь, — Крон сел сбоку от Солара.

— Ах, да! — внезапно воскликнул Кикена. — Совсем из головы вылетело. Память, память…

Он подозвал служителя. Тот, без слов поняв его желание, разлил по кубкам вино.

— Я поздравляю вас с титулом благодетеля империи, — напыщенно произнес Кикена, подняв кубок. — И как консул приношу извинения, что вам в Сенате еще не были оказаны долженствующие почести. Все получилось несколько неожиданно…

— Для меня самого это оказалось неожиданностью, — улыбнулся Крон. — Как это:

То, чего и не ждешь,иногда наступает внезапно.Ибо все наши делавершит своевольно Потула.Вот почему наливай,мальчик, нам в кубки картрет.

Без тени смущения Крон произвольно заменил у Петрония Фортуну на Потулу и фалерн на картрет.

— Это не картретское, а иларнское, — буркнул с набитым ртом Кальтар и снова осушил полный кубок.

— Пусть будет иларн, — невозмутимо сказал Крон.

— Чьи это стихи? — настороженно спросил Кикена. Его большие, темные, чуть навыкате глаза неотрывно смотрели на Крона.

— Некоего Петрония, — придав лицу безразличное выражение, ответил Крон. — Откуда-то из провинции. Городка точно не помню: то ли Ром, то ли Рим…

На миг холеное, гладко выбритое лицо Кикены исказила гримаса жгучей зависти.

«Прямо Нерон какой-то», — подумал Крон. Его поражало в Кикене вульгарно выраженное, ничем не прикрытое стремление первенствовать во всем — начиная с издания законов и скрижалей и заканчивая соревнованиями в атлетизме и стихосложении. Слава богу, что консул не обладал властью Нерона…

— Вот и еще одно подтверждение моих слов, консул, — сладким елеем расплылся Солар. — Только через влияние богов жизнь человеческая получает высшее звучание в стихосложении.

— Что? — Кикена непонимающе посмотрел на Солара.

— Чепуха! — отмахнулся он, прокашлялся и наконец оправился. — А как вы отнесетесь к такому?

И он стал декламировать:

Если бы разум имели быки,крабоскаты, иль змеи, иль сулы,Если бы все говорить они,людям подобно, умели бы связно,Писчее стило когтями держать,иль копытом, иль телом обвившись змеиным,То и они бы ваялибогов всемогущих из глиныС тем лишь отличьем,что боги быков круторогими были б,Шерстью покрыты, с клыкамипредстали бы боги для сулов,С клешнями были бив панцирь одетыбессмертные у крабоскатов,И чешуей наградили бы змеисвоих всемогущих.…Боги ж людей нарядилисьв обличья людские.

«Где-то я уже слышал нечто подобное, — подумал Крон. — Или читал…»