Заговор - Джонатан Рабб

Он выехал из Милана четыре часа назад, быстро добрался до Болоньи: хватило времени остановиться и унять тоску по дневному кофе со сладостями, — а теперь был в получасе езды от Флоренции. Где-то там, за очередной грядой вершин, покажутся, он знал, далекие очертания собора, созданного гением Брунеллески: красная с белыми ребрами корона купола Санта Марии дель Фиоре — символ дерзкой смелости флорентийцев, их веры и в Бога, и в искусство. Сразу не скажешь, что во Флоренции почиталось больше. Каким-то образом, думал Ксандр, флорентийцам удалось сохранить приверженность и тому и другому, хотя окружающий мир всячески культивировал меньшую пылкость чувств, поощряя холодность, которую навевает взаимная любовь компьютеров, массовых коммуникаций и бездушного искусства. Нет, Флоренция не отгородилась от двадцатого века, но отличающая ее нрав душевная страсть, воспламеняемая величием прошлого, оставила глубокий след в сознании города и его жителей.

Ксандр выбрал сельский путь, оставив в стороне более быстрые, но словно продезинфицированные автострады. В общем-то, следить за временем было незачем, поскольку Сара, по идее, приедет ближе к ночи. Два дня назад она телеграфировала из Швейцарии и оставила инструкции, в какой гостинице ему следует остановиться во Флоренции и под каким именем зарегистрироваться. Все это выглядело странно, но инструкции были предельно ясны. Инструкции. Это был самый мягкий термин, каким он мог назвать полученные приказы. Никаких вопросов о конференции, о погоде… хоть о чем-то, что придало бы посланию личный характер. Да будет так, подумал тогда он. И конечно же, Сара велела ему держаться подальше от Пескаторе. Ну это-то, раздумывал Ксандр, совсем нетрудно: его старый приятель на конференцию так и не приехал. Без сомнения, он еще глубже ушел в тайны Эйзенрейха, не желая отрываться от работы ради того, чтобы принять участие в абсолютно тусовочном сборище, замаскированном под научный коллоквиум.

Неожиданное появление огоньков фар в зеркале заднего вида вернуло мысли Ксандра к дороге. Сообразив, что с трудом различает, что делается в тридцати футах по ходу машины, он включил дальний свет — как раз вовремя, чтобы объехать груду камней, лежавших прямо поперек шоссе. Резко вильнув влево, машина выскочила на травянистый склон и весьма ощутимо тряхнула Ксандра, подскочившего дюйма на два над сиденьем. Еще один быстрый рывок — уже вправо, — и машина вновь оказалась на дороге. Его разобрал смех. Да, шишку на голове он вполне заслужил. Чересчур нервная реакция на горстку камешков на дороге, несомненно, доставила немало хлопот шоферу лимузина, что ехал сзади. Снова взглянув в зеркало, Ксандр следил, как огни фар (теперь уже крадучись) осторожно рыскали по усеянному камнями месту. А через несколько минут лимузин вновь был всего в сорока футах позади него.

Заставляя себя собраться на последнем отрезке пути, Ксандр стал поглядывать в зеркало каждые десять — двадцать секунд. И заметил, что лимузин подбирается все ближе и ближе, несясь по шоссе с сумасшедшей скоростью. Весьма странно, подумал Ксандр, если учесть, сколь осторожен был шофер совсем недавно, а отражение догонявшего лимузина в зеркале все росло и росло. Еще несколько секунд, и рев его двигателя перекрыл звук фиатовского мотора, а слепящий свет фар на мгновение лишил возможности различать дорогу. По счастью, открылся протяженный прямой участок, и Ксандр сбавил ход, пропуская лимузин вперед.

Однако тот и не думал его обгонять. Вместо этого он сблизился с «фиатом» до нескольких дюймов и принялся подталкивать малыша, заставляя Ксандра подскакивать на сиденье при каждом тычке. Какого… Ксандр взглянул через плечо — и тут же в глаза ему ударили слепящие лучи, пронзившие заднее стекло. Часто-часто моргая, чтобы избавиться от разом заплясавших в глазах кругов, Ксандр нажал на газ, вновь переводя машину на третью передачу, поскольку дорога снова пошла в гору. Тарахтение взбешенного моторчика, однако, было ничто для шедшего сзади лимузина. Лучи ворвались в салон, бликуя от ветрового стекла всякий раз, когда Ксандр подскакивал на очередном ухабе или колдобине. Ему казалось, что его засадили в свет, как в клетку, он почти ничего не видел перед собой: тоненькая ленточка ограждения была ему единственным указателем. Господи Иисусе! Что же это такое? Лишь одно слово пришло на ум.

Эйзенрейх.

Не сводя глаз с тоненькой полоски металла, Ксандр вжал педаль газа в пол, и маленькая машина завыла от натуги. Лимузин тоже прибавил скорость, легко сведя на нет натужный рывок «фиата», стал тыкаться в задний бампер, еще быстрее подталкивая Ксандра вверх на подъем. На перевале «фиат» взмыл над асфальтом и, скрежеща металлом, вновь плюхнулся на дорогу. Вырвавшись на миг из слепящего светового плена, Ксандр глянул в зеркало и увидел, что лимузин метнулся на левую полосу и скрылся из виду, так как дорога круто свернула влево. Расшибая ладонь, Ксандр рванул рычаг передач, выжал газ и снова услышал, как мотор едва не разлетается от сверхусилия. Стоило дороге выпрямиться, как лучи света вновь пропороли «фиат», Ксандр заморгал и на миг потерял из виду ограждение. Он инстинктивно до отказа нажал на тормоз и уже почувствовал, как заносит вправо задок «фиата», как скрежещет тот о металлическую защитную полосу, отделявшую его от кувырка в раскинувшиеся внизу виноградники. В этот момент мимо пронесся лимузин, не ожидавший от «фиата» резкой смены скорости. Ксандр тут же бросил тормоз (машина опять стала выбираться на шоссе) и сосредоточил внимание на задних огнях лимузина, оказавшегося теперь впереди. Тот тоже стал замедлять ход, будто насмехался: обгоняй, мол, и снова поиграем в кошки-мышки.

Теперь уже лучи фар «фиата» ткнулись в заднее стекло лимузина, и Ксандр разглядел два силуэта; один из сидевших в машине, совершенно лысый мужчина с похожей на яйцо головой, явно смотрел назад с переднего сиденья, не выпуская из поля зрения «фиат», который ненароком обошли. Интересно, подумал Ксандр, когда они сделают следующий ход. Он понятия не имел, что предпринять.

Эйзенрейх выследил его, был рядом в Милане и наверняка ждал в Болонье. А он-то, дурак, думал совсем о другом. Впрочем, ждал — чего? Каков бы ни был ответ, похоже, на его способность расшифровывать постулаты делается большая ставка.

«Теории, — думал Ксандр. — Вечно теории». Обманчиво притягательная панацея, обещающая решение, но неизменно разочаровывающая. Он слишком часто рисковал работой, карьерой ради того или иного увлечения, своего детища: одной из тех теорий, которые поначалу кажутся такими правильными. И все же имя себе он сделал не в последнюю очередь благодаря своему воображению, способности отделить частички, какие стоило сохранить, когда теория начинала разваливаться. Из таких частичек ему удавалось создавать более углубленные подходы к тому, что, безусловно, относилось к вопросам неразрешимым. Это была нескончаемая игра: распознавать, что ценно, а что — дымовая завеса. Ландсдорф разглядел этот талант, извлек его, заставил Ксандра осознать собственную страсть к частичкам и осколкам, что всегда были рядом, — лишь руку протяни сквозь мыслительный туман.

И ему это удавалось, причем всякий раз он удивлял даже своего наставника. Практическое воплощение теории, те способы, которыми ее можно с пользой применять, по-прежнему словно опьяняло. Сару он, прибегнув к Макиавелли, пробовал убедить в обратном, но самого себя Ксандр знал слишком хорошо. Слишком уж удавалось ему придавать теориям ясность, не рассматривая их как всего-навсего идеи. А теперь Эйзенрейх сходил с книжных страниц. Устрашающе, если принять во внимание реальность тех, что гнались за Ксандром в лимузине. Возбуждающе, если принять во внимание собственную его страсть.

Шедший впереди лимузин резко ушел влево, пропав в море тьмы, которая, казалось, поглотила все вокруг. Не сумев быстро среагировать, Ксандр не заметил, как проскочил мимо задних огней лимузина: скрежет шестерен «фиата» заставлял его собраться с силами. Он нажал на газ и, перейдя на пониженную передачу, попытался как можно дальше уйти от лимузина. И опять лучи света пронизывали его, заставляя глаза метаться к ограждению, чтоб не сбиться с дороги: крутые, идущие под уклон повороты стали попадаться еще чаще, чем прежде. По счастью, можно было перевести дух, поскольку изменения местности, похоже, и от преследователей потребовали предельного внимания, так что больше ему тычками в зад не досаждали. Впрочем, с каждым новым поворотом лимузин становился все ближе и ближе. Еще разок стукнут, думал Ксандр, и им с «фиатом» не совладать с управлением. Металлическое ограждение время от времени сверкало во тьме: символический жест от летящего позади на полной скорости лимузина, мол, не бойся, может, и не стукну.

Словно из ниоткуда на горизонте появились четкие очертания собора: продолговатый купол поплавком над морем огней — Флоренция. Уже пролетали мимо дома, не столь ненадежные, как на холмах, чьи склоны теперь сливались с равниной. И дорога приспосабливалась к перемене, избавляясь от сложных объездов и поворотов и вытягиваясь в узкую стрелу, нацеленную на огни. Ксандр опять переключил скорость, выжимая из машины все, что только позволял мотор. В зеркале он видел, что лимузин позади в долгу не остался и жадно поглощал разделявшее их расстояние. Летел он так, что Ксандру казалось: убьет. И ему оставалось лишь уповать на то, что визжащая машина явит сокрытую мощь, нежданный комок сил, которые унесут ее от надвигающегося кошмара. Скопления домов мелькали за окнами, образуя некую рыхлую стену, сквозь которую неслись машины. Понимая, что он приближается к городу, Ксандр очень хорошо представлял, что дорога вскоре растворится во множестве улиц и улочек центра Флоренции — лабиринте, где можно пропасть или оказаться загнанным в угол. А может, и того хуже.