Праздничная гора - Алиса Ганиева

Камиллу приглашали на танец двенадцать раз, после чего счет был потерян. Невзрачная девица, сидевшая напротив, то и дело цедила соседке:

– Садятся же некоторые специально с краю, чтобы их постоянно приглашали.

Общество, собравшееся за ее столом, Камилле не очень нравилось. Это были какие-то бедные родственницы в косынках тигровой расцветки и в тесных юбках. Их ряды полнились несгораемым любопытством, и то и дело какая-нибудь женщина произносила:

– Вон, Дикий Мага пошел, Дикий Мага пошел!

Дикий Мага и впрямь беспрерывно передвигался по залу, обнимаясь с каким-нибудь предпринимателем или спортсменом и тыча того в бока волосатыми кулаками. Иногда он вытаскивал из-за стола случайную девушку и принимался петлять ногами, яростно осыпая ее банковскими бумажками. Потом неожиданно останавливался, целовал партнершу в макушку и удалялся к столу тамады.

– Пять минут! – охали бедные родственницы. – Пять минут подряд танцевали! База-бакьар!{Непорядок, ерунда (авар.).}

Пять минут – это было, конечно, много и даже неприлично.

Певица Сабина Гаджиева явилась в латексном платье, ярко нагримированная и хриплая. Камилле даже удалось пробраться к ней поближе и подержаться за руки в каком-то танцевальном хороводе. Перед выходом невесты начался поочередный танец с передачей эстафетной свадебной палочки, пока какая-то разряженная тетушка не пригласила жениха, а жених следом невесту.

Вокруг молочных складок ручного кружева закрутился безумный вихрь из пляшущих рук, ног и голов. Стали подбрасывать в воздух молодожена. Два молодых человека синхронно делали сальто-мортале.

В этой суете отозвали в сторонку Ханмагомедова-старшего. Камилла услышала, как кто-то требовательно шепнул:

– Халилбек зовет, срочное дело. И Алихана бери с собой…

Эльмира в своем кружевном наряде как назло почти не смотрела на Камиллу.

«На понты вскочила», – подумала Камилла недовольно.

Бедные родственницы продолжали шептаться. Одна с массивными серьгами в больших ушах насмешливо поучала:

– Я-то сразу знаю, кто что собой представляет. Когда невест выбирают, только меня спрашивают. Я что делаю? Прихожу в гости к кому-нибудь, у кого незамужняя дочка, да? Перед этим хорошенечко испачкаю туфли. Если с мужем, то ему ботинки тоже сильно испачкаю. Посидим, полалакаем, пора уходить – смотрю на туфли. Правильная девочка обязательно их помоет, высушит, кремом обработает. Если туфли остались грязные, то я эту девочку так не оставлю, всем расскажу, какая она неряха.

– Вабабай, Калимат, какая ты хитрая!

– Еще как! Я в гостях обязательно хожу в туалет и смотрю вот в эту дыру, куда сливают. Чисто или нет. Если грязно, я сама иду, ищу средства и молча мою унитаз. Сама. Пускай им стыдно будет.

– Правильно, Калимат. А то девушки слишком ленивые стали.

– На голову сели, слушай! – воскликнула Калимат, тряхнув серьгами. – Но наши джигиты тоже хороши. Вот моей знакомой сын женился. Нормальный был парень, а тут каких-то лекций наслушался, стал борзеть. Жене учиться не дает, слушай. Она к экзамену готовится, а он друзей в десять вечера приводит, заставляет ее хинкал варить. Она тоже с характером, тут же вещи собрала и к маме поехала.

– А парень что?

– У-у-у, в позу встал. «Мне ученая не нужна», – говорит. Она, говорит, ненужные вещи учит. Одно дело, арабский. Это, говорит, я бы понял еще!

– Уя, эти дети просто помешались…

– Да кому он сам нужен со своими понтами? Родители тоже ему по голове настучали как следует! Дундук!

Камилла слушала разговоры урывками, кое-как улавливая слова сквозь грохот музыки. Микрофон достался какому-то высокому гостю из соседней республики, который от пожеланий счастья молодым очень быстро перескочил на сложные испытания в виде Вала, на необходимость искать дипломатические пути и бороться с провокациями. Затем высокий гость, сославшись на того же Халилбека, куда-то спешно убежал. Дикого Маги и прочих важных персон тоже не было видно. На их опустевшем столе сиротливо чернела зернистая икра и млела запеченная целиком осетрина.

– У некоторых наших уважаемых гостей и хозяев небольшое важное совещание, вы сами знаете, что у нас в республике не только радость, не только свадьбы, но и запутанные события, – медленно растягивая слова и оглядываясь, вещал тамада.

Камилле захотелось спуститься вниз и посмотреться в зеркало. Ей казалось, что крепко опрысканные локоны начали терять вид. На выходе стоял мужчина в черной майке и никого не пропускал:

– Мне в туалет, – заявила Камилла.

– Пока нельзя, потерпите чуть-чуть, – без улыбки ответил мужчина в майке.

В зале было все то же. К ней подбежал с цветком какой-то запыхавшийся танцор, но на этот раз Камилла отказалась танцевать, сославшись на ногу. Танцор, разумеется, оскорбился, но он ей не нравился, да и настроение почему-то испортилось.

– Мы требуем сюда отца жениха! – кричал кто-то в микрофон, весело ударяя на каждое слово.

– Подождите, сейчас все придут, долг служения народу, – оправдывался тамада.

По столам прошелся неодобрительный, хотя и веселый, гул.

– Нашли время заседать! – хмыкнул кто-то.

Камилла заскучала и принялась разглядывать танцующих. Вон сын ректора ее университета, страшный ловелас. Говорят, соблазнив одну из девушек, он заставил ее раздеться до белья, а потом высадил в таком виде из своего автомобиля на 26 Бакинских Комиссаров{Ныне улица Ярагского в Махачкале.}. Бедняжка! А вон прабабка жениха, древняя старушка, славящаяся своей великолепной памятью и любовью к чаю. В голодные военные годы она продала корову, чтобы купить побольше чаю. Вон Мария Васильевна, вальяжно плывущая по залу. А вон…

Камилла прислушалась к разговорам женщин.

– Да, – говорила Калимат, – только что услышала, эти проклятые бородачи увели куда-то всех хакимов.

– И Халилбека? И Алихана? И Дикого Магу? И Ханмагомедова? – загомонили товарки. – Зачем?

– Расстрелять. А может, посадить на лодку и на Тюлений остров отправить. Один Аллах знает зачем.

– Вабабай, Калимат, не говори, да, такие вещи! – воскликнула одна и засеменила к выходу.

Камилла медленно пошла вслед за ней. Человека в черной майке уже не было. Она беспрепятственно спустилась вниз и хотела было пойти к туалету, но передумала и двинулась наружу. У входа почему-то тоже никого не было. Ни гуляк, ни полицейских. Камилла обошла банкетный зал кругом и так ни на кого и не наткнулась. Только кто-то свистнул из громыхающего свадебной лезгинкой окна: «Красавица!»

«Странно», – подумала Камилла и, как будто вспомнив о чем-то важном, поспешила назад, в фойе. Ей следовало поправить локоны.

3

Махмуд Тагирович бежал по вздернутому булыжнику, слегка подволакивая обутую в лакскую сандалию правую ногу. Мимо прыгали вывески «Помол цемента», «Аренда лимузинов на сватовство», «Кондиционеры, увлажнители, осушители», «Центр визажа Амели», «Вывоз шлакоблоков», «Одежда от кутюр», «Стеклоалюминиевые конструкции»…

Выбившись из сил, он прислонился к серой шпаклеванной стене, на которой кто-то вывел мелом: «чат 647987669». Плетеную шляпу Махмуда Тагировича стремительно уносило порывистым ветром куда-то в сторону промышленных зданий. Какой-то прохожий попытался было уцепить ее двумя пальцами, но шляпа припала к земле и тут же метнулась в сторону, чуть не попав под колеса автомобилей.

Махмуд Тагирович отдышался и, на ходу представляя, как расстроится его жена, поплелся к полувырубленному скверику, где рассчитывал поразмышлять над своей поэмой. Поэма, разумеется, посвящалась жене и повествовала о ранних годах, проведенных ею в горном селении.

По замыслу, от «детских» строф нужно было плавно перейти к юности и к встрече героини с самим Махмудом Тагировичем. Затем живописался путь свадебного кортежа в Махачкалу с подробным перечнем и обрисовкой всех остановок. В финале счастливые жених и невеста смотрели в звездное небо и шептали: «Нас познакомил Дагестан, Он нам самой природой дан». Поколебавшись, Махмуд Та-гирович заменил «природу» на «Аллаха».

Устроившись на пенечке в колючих кустах ежевики, он вынул из портфеля общую тетрадь в клеточку, поспешно пролистнул несколько страничек с желтыми потеками и стал читать, довольно бормоча себе под нос:

Огонь соломенного стогаНа женщин скрюченной спине,Навозом полная дорога,Кизячной лепки на стенеУзор неповторимо строгий,И он – юродивый, убогий,За кем, бывало, бегал рядНеугомонных пострелят,Крича «абдал, абдал!» и прячасьПод сень спасительных ветвейОт града частого камней,Что посылал он, раскорячась, —Все, все хранит твоя глава:Мечты, картинки и слова!Бывало, робко и несмелоК седым матронам подойдешь,Глядишь, глядишь окаменелоНа грязь забрызганных калош…Как не терпела ты вопросы,Старух намасленные косыИ влагу старческих слюнейНа шее тоненькой своей.Младых наяд тебя смыкалиКрикливо-шумные ряды,Вертя, хваля на все лады,И за собою увлекали.Тянуло каждую первейК твоей щеке прильнуть своей.Когда горячими ступнямиТы пол качала под собой,Нося стаканы меж гостями,Когда мозолистой рукойДарил конфетами отецТебя, и скользкий леденецКогда ты трепетно держала,Ты вправду счастлива бывала.А роты шумные гостейТебя задачками томили,С Ахмедом стравливать любилиИ ранить мудростью своей,Внушить пытаясь сквозь очкиПремудрость шахматной доски.Плыла пред детскими глазамиДороги каменная пыль,Полет орлов под небесамиИ кур тревожная кадриль,Дядья, идущие из клуба,Табачный дым, навоз и грубо…

Махмуд Тагирович достал из брючного кармана слипшийся носовой платок и смачно высморкался.