Беспокойство - Николай Камбулов

Потом хоронили погибших, без гробов, в дальнем отсеке. Прикрыли общим брезентом, засыпали, потом еще слой посиневших трупов и опять общий брезент…

Он добровольно изъявил желание пробиться на Большую землю и доложить командованию фронтом: группа войск полковника Ягунова удерживает район аджимушкайских катакомб, немцы совершили газовую атаку. В течение десяти дней он пытался вырваться через эту дыру. Все же в конце концов добился своего. Потом в течение трех месяцев продирался сквозь вражеские заслоны. Керченский пролив переплыл на бревне в темную дождливую ночь: за спиной грохотал бой — в такую погоду солдаты подземелья дрались с особой лихостью.

Они сражались более девяти месяцев, до последнего вздоха…

Николай Михайлович посмотрел на Сержа: на фоне голубого лоскутка он пластался наверху черной птицей. «Смотри, смотри… и запоминай… «Орленок, орленок, взлети выше солнца — собою затми белый свет…»

— Здравствуйте, Николай Михайлович!

Возле стоял Синявкин, держа в руках погасший фонарик.

— К. Синявкин? — обрадовался Шумилов.

— К. Синявкин…

— Константин Федотович, ты, брат, рисковал. Тут еще много всяких сюрпризов… Мог бы и напороться…

— Смелого пуля боится, смелого штык не берет. Я тут не первый раз. — И показал на Сержа: — Сын?

— Ага. С боевой дорогой отца знакомится… А знаете, он у меня циркач! Говорят, что способный наездник. Но пока что только лошадок чистит да прогуливает их, — засмеялся Николай Михайлович. — А как у вас дела идут?

— Я ушел из Комитета. Тяжелая работа, одно расстройство. Плачут люди при встречах после долгой разлуки. Насмотрелся, сердце стало пошаливать.

— Где же вы теперь?

— В «Ласточкином гнезде». Отдыхаю. Работа найдется. — Он заметил неподалеку полуистлевшую командирскую полевую сумку, поднял и начал рассматривать ее.

«Ситуация простого случая… О, Стенбек, тебе повезло! Хьюм, я начинаю, ты слышишь, я начинаю… Да поможет мне бог! Ты прав, Хьюм, у меня не должно быть души. Только мозг и тело. Мозг — это электронно-вычислительная машина. Запрограммированная машина! Теперь уже ничего не изменишь. Остается только нажать кнопку — и пожалуйста…» Серж протянул руку к глыбе и тут заметил рядом с Николаем Михайловичем Синявкина. Он узнал его сразу по огнисто-рыжей шевелюре и отдернул руку от нависшей глыбы, весь похолодев. На лбу выступил липкий пот. «Хьюм, вот вам и электронно-вычислительная машина!» — пронеслось в голове, и он впервые подумал, как же трудно убить человека, совершенно безоружного и не ожидающего удара…

Глава седьмая

Над трубой котельной лениво колыхался желтый с синими прожилками дым. У Шредера всегда этот дым вызывал необъяснимую тревогу и отвращение, будто бы там, в этом приземистом здании, рождались интриги и прочие неприятные вещи в жизни «Лесного приюта». Он вышел из машины, небрежно подал пропуск. Привратник, средних лет служака, с бычьими навыкат глазами (бог знает, что за птица на самом деле!) долго рассматривал его документ. Пока тот колдовал над пропуском, Шредер все поглядывал на желтоватый снопик дыма.

— Пропустить не могу, — сказал привратник. — Извините.

— Почему?

— Не та бумага. Извините, но вам придется поехать в город. — Привратник назвал адрес. — Прошу, мистер Шредер, — показал он на машину. — Здесь стоять не разрешается. Прошу, иначе меня уволят с работы…

Подкатил черный лимузин. Из него вышел высокий, с одутловатыми щеками мужчина. Хьюм! Их взгляды скрестились.

— Пропустите этого господина, — сказал Хьюм и, сгибаясь, сел в машину, потом открыл дверцу, качнул головой. — Я вас жду в своем кабинете в одиннадцать часов.

На территории приюта поразила тишина. Правда, и раньше здесь не очень-то было шумно, скорее, немота властвовала тут. Но все же нет-нет да со стороны конюшни послышатся глухие удары трамбовки, нет-нет и фыркнет лошадь. Когда выходил из церквушки, иногда видел стайку приютников (их вообще здесь было немного, этих невольных «демонстрантов», в сущности лишь обозначающих вывеску хьюмовского заведения «Лесной приют»), среди них находился весельчак, шепотком одаривал мальчишек шуткой, и стайка взрывалась хохотом, коротким, но звонким…

Шредер намеревался сразу принять ванну — он поступал так всегда после выполнения трудного задания, но сейчас его почему-то потянуло в конюшню. Она оказалась закрытой на замок. Шредер посмотрел в щель: ни одной лошади, рядком стоят только желтые коротышки-баллоны.

И двери церквушки оказались на замке. За углом встретился капеллан без своей обычной сутаны. В руках у него был дорожный чемодан.

— Что произошло? Закрыли, что ли, приют?

— Не знаю. Я улетаю в Нью-Йорк, дали полный расчет.

«Врешь, все ты знаешь, святой отец». Шредеру было известно, что капеллан имеет чин майора контрразведки. Сопроводив его вопросительным взглядом, Шредер вдруг обратил внимание на то, что ворота котельной были открыты, и он заметил в глубине дворика Стенбека, одетого в белый халат и державшего в руках большой стеклянный сосуд.

«Так, так, Стенбек, пожалуй, открылся. Теперь понятно, что это за гнездышко», — подумал Шредер о котельной и заспешил к воротам. Но они, вздрогнув, бесшумно захлопнулись.

— Мистер Шредер, Хьюм ждет вас на втором этаже,-в бывшем кабинете Стенбека, — предупредил его у входа рослый сержант, жующий резинку. — Прямо по лестнице, первая дверь направо, сэр.

Хьюм помог Шредеру снять плащ. Шляпу Шредер бросил по старой привычке, отойдя от вешалки. Хьюм проследил за ее полетом.

— Very good! — сказал он, показывая на стол. — Прошу, сэр.

Хьюм сам налил Шредеру коньяку в хрустальную рюмку с серебряным ободком, пододвинул тарелку с холодной телятиной и ломтиками лимона.

— За нашего Сержа! — На его лице с подагрическими мешками промелькнул бледный лучик улыбки. Улыбка не ахти какая, но для Хьюма, человека весьма замкнутого и мрачного, она, эта улыбка, была признаком большого душевного удовлетворения. «Значит, здесь еще не знают, что случилось с Венке», — сделал вывод Шредер, и на душе у него сделалось легко и покойно.

— Мы решили закрыть приют. Но вы, господин Шредер, не останетесь безработным. — Он открыл сейф, подписал чек. — Пятьдесят тысяч долларов. Выпейте еще. Болезнь не позволяет мне идти вровень с вами. Приходится воздерживаться. Пейте, вы заслужили. — Он посмотрел на вешалку, на шпиле которой покоилась шляпа Шредера, и опять прошел к сейфу, не поворачиваясь, спросил: — А что Венке, когда он вернется?

— Как и условились с господином Стенбеком, через две недели.

— Стенбек, Стенбек, — шепча, Хьюм сел в кресло. — Пришлось отправить на лечение. Этот мужественный человек, оказывается, страдал тяжелой болезнью. У него, по всей вероятности, рак. Едва ли он вернется… Выпейте еще… — Он тяжело поднялся с кресла, с минуту молча смотрел на Шредера холодным, но довольно спокойным взором. — Ах, Шредер, Шредер, не пойти ли вам вновь в цирк?

— Я предлагал Стенбеку. У меня есть свои чувства к России…

— О, чувства! Это не надо. — Он походил по кабинету жердь жердью — высокий и прямой. — Это не надо. Важно уметь вовремя нажать кнопку запрограммированного счетно-решающего устройства, — постучал он по своему тыквообразному лбу. И видимо, довольный собственным изречением, все же налил себе коньяку.

— Вот здесь документы, — наконец показал Хьюм то, что взял из сейфа. — За них я и выпью, несмотря на болезнь…

Теперь он сидел почти вплотную к Шредеру. От него пахло не то нафталином, не то залежалой кожей.

— Мои эксперты и лично я изучили ваше предложение поехать с труппой местного цирка в Россию. — Он умолк, продолжая смотреть на карту, задрапированную черной занавеской. Потом, не меняя позы, начал стучать согнутым указательным пальцем по столу. Стучал он негромко, но очень долго. И в тишине трудно было выдержать этот стук, словно он это делал специально для испытания нервов.

— Серж молодой, ему нужны советы. Возьмите эти документы и веселите публику, Шредер… своим цирковым искусством. Подробные инструкции получите сегодня в городской конторе в комнате номер два. Мы подготовили для вас хорошего ассистента. Он уже имеет на руках контракт.

— Разрешите вопрос?

— Вопросы там, в конторе. Вы поедете туда на моей машине сейчас же, прошу. — Хьюм показал рукой на дверь.

— Я доволен, сэр. Могу заверить…

Хьюм прервал его:

— О, чувства, это не надо, не надо. Эмоций не надо. Желаю успеха, господин Шредер.

Ни в машине, ни около нее шофера не оказалось. Шредер хотел обратиться к сержанту, все еще жующему резинку, но решил подождать. Над трубой по-прежнему кудрявился дымок. Котельная была построена раньше, чем начали сюда поступать ребята. «Значит, химик Эхман ушел в глубокое подполье», — заключил Шредер и заметил водителя машины, стоявшего у ограды приюта, возле четырех сосен. Присмотрелся, заметил и холмик с каменным надгробием и крестик. Сержант позвал водителя. Когда выехали за ворота, оказались на шоссе, Шредер спросил: