Прибавление семейства - Мария Владимировна Воронова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Олеся закуталась в шаль. Ей всегда становилось зябко от волнения, а тут еще и форточка открыта.
Нет, Чернов, конечно, молодец, но, с другой стороны, не все женщины такие, как она. Вдруг Аврора Витальевна не считала развод вселенской трагедией и концом всего? Олеся нахмурилась, припоминая судебное заседание. Ну да, по словам соседей и коллег, Чернова была человеком совсем другого склада, чем Олеся. Активная, увлеченная работой и культурной жизнью, не фанатка домашнего хозяйства, мечтала переехать поближе к сыну и внукам. Страшно подумать, но, может, муж не был осью, вокруг которой крутился ее мир? Вдруг она готова была дать ему свободу или – вообще крамольная мысль – он так надоел Авроре Витальевне, что она сама захотела развод? Почему Чернов не согласился? Пять лет назад не было еще той вольницы, что теперь, развод ставил большой и жирный крест на партийной карьере, ну и про имущество тоже не стоит забывать, которое лучше наследовать, чем делить, не правда ли? Чернов рискнул и не прогадал. Вышел сухим из воды, должность сохранил, теперь спокойно унаследует имущество и женится на какой-нибудь Вике, а косточки бедной жены так и останутся лежать неизвестно где и сыну некуда будет даже принести цветочки…
Тут ее грустные мысли прервал телефонный звонок. Решив, что это муж приготовил ей очередное унижение, Олеся, схватив трубку, выпалила:
– Что тебе еще надо?
– Да ничего, собственно, – ответил после паузы веселый незнакомый голос. – Что-то случилось, Олеся Михайловна?
– Нет, просто я думала, что это бывший муж, – зачем-то призналась она неизвестно кому.
– Я понял.
– А «я», простите, это кто?
– Да, «я» бывают разные, – в трубке засмеялись радостно и тепло. – Вихров на проводе.
Олеся поежилась от нехорошего предчувствия. Очень сомнительно, что профорг хочет вручить ей путевку в санаторий или почетную грамоту. Нет, скорее всего, будет расписывать преимущества увольнения по собственному и что нужно пользоваться, пока есть такая возможность. А то выпрут по статье, и никакой профсоюз не поможет.
– Простите, что побеспокоил, – продолжал Вихров, когда молчание слишком затянулось. – Я только хотел узнать, все ли у вас в порядке.
– Да, – кивнула Олеся, решив, что это будет не ложь, а вежливость.
– Справляетесь с новыми обязанностями?
– Да, спасибо, Артем Степанович.
– Помощь не нужна?
– Нет, спасибо.
– Помните, Олеся Михайловна, вы сейчас на переднем крае закона, – торжественно произнес Вихров. – Коллектив оказал вам высокое доверие для выполнения сложных и ответственных задач, и вы вправе требовать от него поддержки.
– Я помню, Артем Степанович.
– Уверен, что вы не подведете! Но если нужна помощь, немедленно обращайтесь.
Заверив, что непременно так и поступит, Олеся повесила трубку, пока Вихров не исторг из себя еще десяточек затертых лозунгов и штампов.
Помощь предлагает, надо же… Олеся вдруг с удивлением поняла, что улыбается. Сколько она не слыхала этих волшебных слов? Кажется, последний раз ей сказали «давай помогу» еще в училище… Да, точно. Во взрослой жизни было только «ты должна».
* * *
Ирина вернулась домой с неприятным чувством, что, сделав все, что могла, она в то же время чего-то не доделала.
Почти целый рабочий день провела в обществе убийцы, которому не вынесла приговор, а, наоборот, сделала его жизнь проще и комфортнее, освободив от последних обязательств перед женой. Противно, но придется смириться, ибо безнаказанные преступники – неизбежная цена, которую общество платит за гуманный и справедливый суд.
От детей ей удалось скрыть подавленное настроение, но Гортензия Андреевна, приехавшая обновлять приданое малышу, сразу поняла, что Ирина не в своей тарелке.
Весь вечер старушка бросала на нее встревоженные взгляды, а после ужина, когда Егор ушел к себе читать, а Ирина устроилась в кресле с полусонным Володей на руках, Гортензия Андреевна отложила вязанье, взяла ее за руку и внимательно посмотрела в глаза:
– Что-то случилось, Ирочка?
Ирина покачала головой:
– Все в порядке, не волнуйтесь, Гортензия Андреевна. Процесс противный, только и всего.
– Пора в декрет, Ира, и не спорьте! Пора, пора, рога трубят! – пропела старушка, снова заработав спицами с нечеловеческой скоростью. – Сейчас надо вам отдыхать, гулять, смотреть на все красивое, а не горы трупов разгребать, как вы это любите.
– Не люблю.
Володя мирно посапывал со строгим и сосредоточенным выражением на личике, как обычно спят маленькие дети, и Ирина осторожно отнесла его в кроватку. Сын был тяжеленький, но она была уверена, что своя ноша не тянет и беременности никак не повредит.
– Да сегодня вообще и не было никаких трупов, – сказала она, вернувшись. – Чистая бюрократия.
– Вы не уверены в своем решении?
Ирина пожала плечами:
– Трудно сказать. По букве я права, а по сути не знаю. Вы, случайно, не слышали о пропавшей жене главного партийца университета?
Гортензия Андреевна так резко отбросила работу, что спицы звякнули, как скрещенные шпаги:
– Чернова, что ли?
– Господи, откуда…
– Ирочка, или вы забыли, где я работаю? В школе, цитадели знаний, между прочим.
– Но все же Чернов – фигура не слишком заметная в общегородском масштабе.
Гортензия Андреевна усмехнулась:
– Ах, Ирочка, у нас половина педагогов – выпускники университета, и все они с нетерпением ждали того прекрасного момента, когда награда наконец-то найдет своего героя и Чернова посадят за убийство жены.
– То есть общественное мнение было не на его стороне?
Гортензия Андреевна вздохнула:
– Не то слово, Ирочка. Молодежь рассказывала о нем не очень красивые истории, но я старалась в этих увлекательных разговорах участия не принимать.
– Почему?
– Согласитесь, объявляя секретаря партийной организации женоубийцей, довольно трудно удержаться от соблазна пнуть систему в целом, а мне подобная позиция претит. Но из тех обрывков, что до меня все же долетели, я поняла, что в бытность студентами ребята Чернова сильно недолюбливали, считали его коммунистическим ханжой, который в своем стремлении выглядеть образцовым большевиком сильно осложнял жизнь как обучающимся, так и профессорско-преподавательскому составу. Поэтому их злорадство, что пламенного борца за ленинские идеалы наконец выведут на чистую воду, вполне понятно.
Ирина кивнула:
– Значит, не только на юрфаке сложилось о нем такое мнение…
– Так, Ирочка, и что? – Гортензия Андреевна азартно подалась вперед. – Прижучили наконец этого святошу?
– Увы… Совсем наоборот.
– То есть как это?
Ирина рассказала.
Гортензия Андреевна покачала головой и вновь взялась за свое вязание. Спицы постукивали сухо и сурово.
По хорошему, Ирине тоже следовало бы заняться рукоделием, хотя бы пришить пуговицы к рубашкам Егора и Кирилла, но она
