Прибавление семейства - Мария Владимировна Воронова

– Я, конечно, понимаю, чтоб муж ушел с одним чемоданом и еще алименты потом платил, это хрустальная мечта любой бездельницы, – муж засмеялся, и Олеся поняла, что грозы не будет. – Но позволь тебя спросить, я похож на полного идиота? На князя Мышкина или кого там еще? По справедливости это ты должна мне алименты, хотя бы молоко за вредность, что я столько лет тебя терпел, ну да ладно уж, что с тебя взять!

– Саша, но ты сам хотел, чтобы я занималась домом и детьми, – сказала Олеся.

Ответом ей был очередной раскат смеха:

– Нет, милая моя, это ты себе придумала такое алиби, потому что ни на что другое не годилась. И не надо мне сейчас тут песни петь о своих великих загубленных талантах. Просто оставь нас в покое раз и навсегда. Уясни наконец, что мы больше не женаты и я тебе ничего не должен. Если не можешь работать из-за своей шизофрении, встань на учет в психушке, оформи инвалидность и получай пенсию, а в нашу семью больше не лезь, поняла?

– Поняла.

– Ну вот и молодец!

– Лучше бы ты меня убил, – буркнула Олеся.

– Ты что несешь, дура? За всю жизнь я пальцем тебя не тронул! – вдруг взвился муж.

– Я помню, Саша.

– Зачем тогда оскорбляешь?

– Прости. Я имела в виду, что лучше бы я умерла, чем развод.

– Ах вон что? Снова-здорово виноватить меня? Хватит, надоело! Черт подери, я же собирался расстаться мирно, как цивилизованные люди, до последнего хотел сохранить хорошие отношения, а ты сцены устраиваешь, лепишь из меня какого-то злодея несусветного! Знаешь, вела бы ты себя нормально, может, я и правда тебе бы помогал, но сейчас – извини! Не можешь себя контролировать – пошла вон, нам и без сумасшедших проблем хватает.

В трубке полетели короткие гудки прежде, чем Олеся нашла что возразить.

А вдруг муж прав и у нее действительно душевное расстройство? Самой ей так не кажется, но плох тот псих, который не считает себя нормальным. Муж часто говорил ей, что она сумасшедшая, неадекватная, не в себе. Вдруг он был прав и стоило к нему прислушаться? Сейчас-то уже смысла нет, но вдруг, если бы она сразу пошла к врачу, он прописал бы лечение, и удалось сохранить брак? Вдруг муж ушел не «к», а «от»? Не молодость его привлекла, а оттолкнула сварливая неадекватная женщина, сделавшая его жизнь невыносимой? С психами живется реально очень тяжело… Да, надо было не считать упреки мужа в ненормальности обычными колкостями, брошенными в пылу ссоры, а принимать меры.

На душе стало так горько, что Олеся решила накапать себе валерьянки. Когда затрясла флакончик над стаканом, отсчитывая капли, по кухне поплыл противный старушечий дух, от которого Олесю аж передернуло. Она бросила пузырек в мусорное ведро, а стакан в раковину так поспешно, будто те были горячие, и открыла форточку, откуда сразу пахнуло мокрым снегом.

«Все кончено, – строго сказала себе Олеся, – семьи не вернешь, а это всего лишь фантомная боль. Хватит уже, наверное, перебирать жизнь по лоскуткам, выискивая ТОТ САМЫЙ МОМЕНТ, великую секунду, когда можно было повернуть все назад. Ах, если бы я тогда то, а он это… Если бы мы в тот-то день поговорили… Если бы я заметила… А правда в том, что того самого момента не существует. Нет его, хоть ты тресни».

Чтобы немного отвлечься, Олеся включила телевизор, но по всем трем каналам передавали политические новости, которые ее совершенно не интересовали, ибо они не для женского ума. Мужа, кстати, умиляла ее неосведомленность в этих вопросах, а Олеся была и рада стараться. Глазами только хлопала, когда ее спрашивали, например, кто такая Маргарет Тэтчер. Плохой политик, раз из капиталистического лагеря, и плохая жена и мать, раз политик, а большего про нее нечего и знать.

Внезапно ей пришло в голову, что ласковое «глупышка» в сущности намекает на твою ненормальность не меньше, чем злобное «неадекватная». А муж постоянно ее так называл. «Глупышка моя», «ты у меня такая маленькая и глупенькая» Олеся слышала с первых дней брака, и зачастую без явного повода со своей стороны. Муж заводил эту шарманку внезапно, просто на ровном месте, а она радовалась, потому что произносилось это ласковым тоном и сопровождалось сладкой улыбкой. А заканчивалось обычно сексом.

В самой потаенной глубине души Олеся не считала себя дурой, но очень гордилась, что ей удается скрывать свой ум от посторонних. Глупышка – это же комплимент, триумф твоей женской мудрости, потому что всем известно, что только полная дура будет выставлять свою ученость напоказ. Ну а что через двадцать лет ты из глупышки превратишься в неадекватную идиотку, так это когда еще будет…

Нет, определенно, Чернов, убив жену, поступил в чем-то честнее и милосерднее, чем Саша, который всего лишь травоядно с ней развелся.

Бедная Аврора всего-навсего лежит в могиле, то есть не в могиле, а где-то в лесу между Ленинградом и Копорьем, но не в этом суть. Главное, она мертва и, может быть, даже не узнала, что приняла смерть от руки собственного мужа. Не изведала оскорблений и унижений и не поняла, что вся ее счастливая жизнь была ложью и декорацией.

Нет, правда, лучше бы Саша ее убил… Она бы не обиделась, честное слово. В конце концов, Олеся сама страстно желала его смерти, пока ждала развода. Каждый день молилась, чтобы он или вернулся к ней или сдох, лишь бы только не идти в загс и не ставить в паспорт позорный штамп, перечеркнувший не только будущее, но и прошлое.

Когда ты овдовеешь, то тебе надо только набраться сил и двигаться дальше, а с разводом так не получается. Развод – это будто тебя вдруг вернули на станцию отправления, а у тебя уже нет денег на билет. Ты теряешь не только человека, но и воспоминания о нем, и счастливые моменты навсегда отравлены горьким сознанием, что счастлива в них была только ты. Когда муж умирает, он остается твоим мужем навсегда, пусть мертвый, но он все равно рядом, а после развода тебе приходится понять, что самый близкий человек на свете, тот, кого ты двадцать пять лет считала частью себя, теперь чужой. И был чужим, когда обнимал тебя и ложился с тобой спать, и снилась ему другая женщина.

В назначенный день она ехала в загс как на эшафот и страстно надеялась, чтобы что-то случилось по дороге либо с мужем, либо с ней самой, но правду говорят, что пути Господни неисповедимы. В это утро умерли другие люди,