Меч Кайгена (ЛП) - Вонг М. Л.

В эти дни общество нуму Такаюби было не деревней, а скоплением домов у ручья Кумоно. Мамору повел Квана по главной тропе к свету огня, их встретили звук молотов, звенящий, как колокола, выбивающий нечисть из металла. Пока гора спала, кузнецы работали в прохладе ночи, когда жар печей было проще терпеть.

— Я не думал, что такие деревни нуму вообще существовали, — сказал Кван, воздух теплел вокруг них. — Разве машины не делают сейчас работу за них?

— Если бы были машины, способные улучшить их работу, это они и использовали бы, — сказал Мамору. — Семья Котецу — лучшие кузнецы мечей в мире.

— Если их мечи лучшие в мире, почему они еще тут? — спросил с вызовом Кван. — Почему они не получают работу, вооружая воинов Кайгена?

— Некоторые получают, — сказал Мамору. Во время его деда деревня Котецу была вдвое больше. — Многие кузнецы Такаюби переехали на север в города, чтобы работать, но лучшие остались тут.

— И они этим зарабатывают на жизнь? — поразился Кван. — Сколько мечей можно сделать за месяц работы у печи?

— Три, — сказал Мамору, — когда они спешат.

— Что? — сказал Кван. — Всего три? И они делают только это? Кто это спонсирует?

— Мы, — сказал Мамору. — Они все еще тут, потому что военные не могут их позволить. А мы платим им достойно.

Если честно, семья Мацуда сейчас не могла отплатить Котецу по достоинству. Последние два месяца учебы Мамору у кузнецов были не только тренировкой, но и оплатой за последний заказ семьи Мацуда.

— Любой из этих мечей может стоить как дом, — семья Юкино продала один из старых замков, чтобы оплатить последние несколько заказанных мечей.

Когда Мамору и Кван дошли до широкой вытоптанной тропы, пересекающей деревню. Пока гора спала в прохладном свете луны, поселение нуму было живым, сияло желтыми огнями. Огонь тут никогда не угасал. В любое время ночи кто-то работал.

Кван медлил, и Мамору пришлось его уговаривать пройти по главной тропе. Его реакция была обычной. Многие коро боялись огненного царства нуму, но Мамору ходил тут достаточно раз, чтобы уже не бояться жара.

Но он ощутил волну покалывающего стыда, охватившую его, как огонь. За все месяцы тренировки он не смог направить искусство стали в лед. Звук молотков усилился, каждый удар напоминал Мамору его попытки создать клинок, его изъяны.

Они зашли не так далеко, когда Мамору заметил фигуру в свете огня — сын главного кузнеца, несущий охапку хвороста.

— Ацуши! — позвал Мамору друга.

Нуму замер, поднял голову и улыбнулся.

— Мамо… Мацуда-доно! — исправился он, вспомнив о манерах.

Когда они были детьми, они звали друг друга по имени, но теперь они были юношами, и Ацуши нужно было обращаться к сыну дома покровителей с должным уважением. Он теребил груз мгновение, а потом опустил хворост на землю и низко поклонился.

— Приветствую… прости, мы тебя не ждали, — он взглянул на Мамору. — Ч-что ты тут делаешь?

— Прости, что беспокою тебя и твою семью, — сказал Мамору. — Тут такое дело…

— Ты ранен! — воскликнул Ацуши, увидев кровь на костяшках Мамору.

— Я в порядке, — быстро сказал Мамору, — но моему однокласснику нужно исцеление. Прости, что прошу…

— Я немедленно позову отца, — Ацуши убежал к дому раньше, чем Мамору смог отблагодарить его, забыв на земле хворост.

— Кто это был? — спросил Кван.

— Котецу Ацуши — сын главного кузнеца, — Мамору склонился и собрал хворост, который Ацуши выронил. — Я учился с ним с нашей юности.

— Ты… что?

Мамору не успел объяснить, женщина выглянула из дома и крикнула:

— Мамору-доно, глупый мальчик, брось это!

— Это не проблема, Котецу-сан, — сказал Мамору. — Я могу…

— Не глупи! — воскликнула жена кузнеца. — Мой сын это заберет. Заходите с другом.

— А это кто был? — спросил Кван, когда Мамору ослушался женщину и донес до крыльца охапку хвороста.

— Мама Ацуши, — Мамору опустил хворост. — Котецу Тамами.

— Она тоже кузнец?

— Нет, нет, — Мамору рассмеялся. Женщины не трогали мечи и не ковали их. — Она делает украшения для волос.

Когда Мамору и Кван вошли в дом, Тамами была у плиты, а пожилая мать ее мужа, Чизуэ, дремала в кресле неподалеку. Маленьких Хотару, Наоко и Киоко, чьи крики и смех обычно встречали Мамору, не было видно, наверное, они были в кровати.

Улицы и строения деревни нуму со стороны казались грязными, но внутри скромный дом Котецу был всегда безупречным. Мамору только закончил представлять Квана Котецу Тамами и благодарить ее, когда кузнец прошёл в заднюю дверь, вытирая о тряпку руки в саже.

Котецу Каташи был горой. Его руки были в твердых мышцах, а плечи заполняли дверной проем. Он выглядел грозно, когда взмахивал молотком, глаза были яростными от сосредоточенности. Но вдали от печи он был с теплым голосом и мягкой улыбкой, которая могла успокоить даже тревожных людей. Эта улыбка встретила Мамору сейчас, широкая и яркая за пятнами сажи.

— Котецу Кама, добрый вечер, — поприветствовал Мамору своего учителя. — Мне так жаль! Я не хотел прерывать вашу работу.

— Ах, ничего, маленький Мацуда, — отмахнулся Котецу. — Ацуши-кун может немного приглядеть за огнем. Я умоюсь и осмотрю твоего друга. А пока устраивайтесь на кухне. Моя жена подаст чай и еду через минуту.

— Котецу Кама, прошу, это не обязательно, — возразил Мамору. — Мы не хотим мешать…

— Чушь, Мамору-доно. Ты не мешаешь. Это твой дом, не только наш.

— Нам не нужна еда…

— И что я скажу Мацуде Такеру-доно? Что я отослал его раненого сына с пустым желудком? Ты останешься на ужин, — решительно сказал Котецу, заткнув Мамору.

— Спасибо, Котецу Кама, — сказал он с поклоном.

Кван тоже поклонился и шепнул:

— Спасибо.

Когда кузнец ушел, Кван удивленно повернулся к Мамору.

— Ты зовешь его Кама? — тихо сказал он. Мамору мог понять его смятение, обычно так слуги или ученики обращались к хозяину. Так кайгенский коро не обращался к нуму в саже. — Я думал, ты был из высокого дома воинов.

— Так и есть, — сказал Мамору. — Потому я уважаю его.

— Я не… что это значит? — шепнул Кван, следуя за Мамору на кухню Котецу.

— У моей семьи особые отношения с Котецу. Ты не поймешь…

— Конечно, мальчик не понимает, — проскрипел нетерпеливый голос, и Мамору вздрогнул и понял, что это была мать Котецу. Он не знал, что морщинистая старушка проснулась. — Как он может понять? Он чужеземец, — сутулая женщина склонилась, щуря мутные глаза. — Я уже не вижу, но знаю каждую искру ньямы на этой горе. И ты, мальчик, тут не родился. Ты прибыл из далекого места, да?

Кван мог лишь глазеть, раскрыв рот, на старую нуму.

— Что не так, мальчик? — рявкнула мать Котецу. — Я думала, у тебя сломана рука, а не язык.

— П-простите, нумуба, — пролепетал Кван.

— Нумуба? — бабуля Котецу рассмеялась от обращения Яммы. — Он говорит так, будто он издалека. Мацуда-кун, — глаза женщины не двигались, но она тепло склонила голову в сторону Мацуды. — Горожанин, как он, не может понять наши обычаи, как бы ты ни пытался объяснить. Мы для него — диковинка. Миф. Глупая фантазия из далекого прошлого.

— Я не говорил…

— Прошу, присядь, Кван-сан, — тепло сказала Тамами. — Мамору-доно, и ты тоже. Выпей чаю.

Она налила им горячий чай и поспешила поставить еду на стол. Мамору втянул немного воды из воздуха и пытался не кривиться, чистя ею ладони. Костяшки все еще кровоточили, хоть он покрыл их корками. Вода жгла. Он ощущал на себе взгляд Квана, пока он возвращал воду в воздух, и старался смотреть вниз.

— Наш коро обеспокоен, — буркнула бабуля Котецу, казалось, себе. — Его джийя кипит и топит его.

Мамору сделал вид, что не слышал, и сделал глоток чая. Горечь должна была взбодрить его, но вместо этого жар проник в кости, топил его, как лед над огнем.