Пятая жизнь - Сергей Дубянский

— А дальше трасса идет на Волгоград, да?

— Не-а, — весело отозвался Вовка, — эта на Ростов, но Волгоград тут не далеко — только дорога хреновая. Фуры там не ходят, но ты с местными поговори — может, они добросят.

Борис растерянно вылез, и КамАЗ, обдав его черным дымом, покатился под горку в соответствии с самодельной стрелкой — ОАО «Мукомол».

Солнце уже давно скрылось, оставив вместо себя круглую, бледную луну, а Борис все еще стоял на обочине с безнадежно поднятой рукой — машины следовали, либо через Воронеж на Москву, либо через Ростов на Северный Кавказ.

Где перекусить Борис нашел без труда, поэтому чувство голода его не мучило, зато ноги гудели, а надежда уехать в нужном направлении, с каждым проходившим часом становилась все более призрачной; он автоматически взмахивал рукой и потом, почти равнодушно, провожал взглядом удаляющиеся стоповые фонари.

Чем плотнее становились сумерки, тем четче формулировалась мысль, что незачем приезжать в незнакомый город посреди ночи — кроме милиции никого он там не встретит, а общение с ней никогда не доставляло ему удовольствия, ведь если он не мог обычным людям объяснить цель своего визита, то «стражам порядка» и подавно.

…Надо, либо оставаться здесь и заниматься поисками ночлега, либо перебираться в какое-то более знакомое место, — опустившись на землю, Борис расслабился; вытянул ноги и закурил. Автомобили двигались мимо, строго придерживаясь указания снизить скорость. Они напоминали математический график, в котором фуры определяли взлет надежды, а легковушки ее спад. Однако это был лишь поэтический образ — в действительности у Бориса уже не возникало чувства, что, оставив «пост», он упускает свой счастливый шанс. Была б его воля, после бессонной ночи, он бы с радостью растянулся прямо на траве и спал до утра, но, к сожалению, Павловские нравы были ему не известны.

Мысли, потеряв остроту, ворочались нехотя, и Волгоград незаметно перестал быть таким притягательным, как показалось утром. Анализируя ощущения, Борис чувствовал, что ему совсем не хочется туда ехать. Но и Павловск в его сознании выглядел промежуточной станцией, название которой забываешь, едва из поля зрения исчезает ее последнее строение.

…Нужна передышка, — подумал он, — наверное, я перемещаюсь с такой быстротой, что моя интуиция не успевает ориентироваться и подсказывать нужное направление; каждое мимолетное желание я принимаю за ее указующий перст и лечу, как дурак, навстречу абсолютной пустоте. Если б я еще знал, что именно ищу, было б во много раз проще, но мне не дано понять этого, пока подсознание не ткнет носом и не скажет: — Вот оно! Посмотри получше!..

Борис вернулся к теме ночлега, потому что через пару часов наступит настоящая ночь, и тогда голосовать станет просто бессмысленно. …Хотя половина водил и так уже не реагирует. Как здорово было раньше — заходи на любой вокзал и ночуй, а с этой «возросшей угрозой терроризма», фиг куда сунешься… А если вернуться в Воронеж? — подумал он, глядя на блестевший в сумерках указатель, — уж Центральный рынок-то я найду даже ночью, а там рядом и ночлежка; тетя Даша, небось, меня помнит — я уж уехал только вчера ночью…

Вдохновленный новой идеей, Борис встал, и, как ни странно, первая же фура остановилась, подняв облако пыли.

— Куда, брат? — крикнул водитель в открытое окно.

— На Воронеж!

— Садись! — дверь распахнулась.

В тусклом свете обозначилась стриженая голова и смешно торчавшие уши, хотя… перед Борисом уже прошло столько лиц, что они давно превратились в детали автомобиля.

Едва он вскарабкался в кабину, водитель протянул руку.

— Николай.

Это было немного непривычно — намолчавшись в дороге, люди начинают пространно рассуждать обо всем, что приходит на ум, но имя — это ж ключ к личности, и обычно его не доверяют посторонним; как, впрочем, и любые другие ключи.

— Сам-то из Воронежа? — продолжал Николай после процедуры знакомства, — мне Центральный рынок нужен, а на такой «шаланде» лучше вышивать ночью; там же, небось, как везде, знаков понатыкано — хрен куда проедешь. А тут, пока менты спять… дорогу покажешь?

— Где рынок, я знаю.

— Ну и поехали тогда, — Николай двинул рычаг скоростей, и машина, взревев, тронулась с места, — как там, в Воронеже, с килькой в томате? А то двадцать пять тонн везу — каспийская; не знаю, может, там ее и без меня валом?

— Есть какие-то консервы, — Борис пожал плечами, — но еды не бывает много.

— Это точно. Изобилие нам не грозит — все сожрем.

— Как же ты один в такую даль поехал? — удивился Борис. Ему не приходилось бывать на Каспии, но он знал, что это далеко; к тому же, южные дороги не самые безопасные.

— С ума сошел?.. Две тысячи километров! Не, я с напарником, но у него в Ростове девка, так он тормознулся. На обратном пути заберу его, и от Ростова он погонит.

Глаза быстро привыкли к встречным фарам, от вспышек которых по кабине носились сумасшедшие тени. Во время этих «озарений» Борис успел рассмотреть, и курносого Николая, и бахрому, плавно покачивающуюся по периметру лобового стекла, и полную окурков пепельницу, и целую выставку иконок, приклеенных в ряд по всей панели. Такого их количества он не видел ни у кого — как правило, все ограничивались Троицей.

Видимо, Борис слишком пристально изучал «иконостас», потому что водитель сказал:

— Вообще-то, я в них не разбираюсь. Налепил всех, кого нашел — на всякий случай. Знаешь, однажды такая гнусная история приключилась — под Тверью, пару лет назад. С вечера прошел дождь, а уборочная началась — трактора землю на дорогу волокут, и все это дерьмо потом летит… короче, фары вообще не светят, а ночь, хоть глаз выколи. Это здесь кругом дворники, а тогда я на КамАЗе работал, и решил сдуру промыть фары — неопытный был, глупый. Там делов-то — две минуты, но только я вылез, вот они — две иномарки и «бойцов» человек шесть. Я обратно в кабину, а что делать, не знаю — двое перед машиной встали, чтоб не уехал, а двое на подножку и пистолетом размахивают; открывай, говорят, или хуже будет. Обделался я капитально, и хоть не верил ни в кого, но сам знаешь, что первым на ум приходит. Господи, говорю, сделай что-нибудь!.. И тут молния… аж светло стало, как днем! Потом гром такой — земля затряслась, и ливень!.. Не дождь, а стена! Бандюки по машинам засели; типа, думают — куда я денусь при нулевой видимости?.. А я и думаю: За спиной, как всегда, фура консервов — прикинь, сколько это бабок! Останусь, точняк, убьют; поеду, тоже разобьюсь, но хоть какой-то шанс уйти есть. Я по газам и попер! благо, все у обочин стоят — и я, блин, король дороги!.. И повезло еще, что ни одного поворота не было, иначе б с таким весом… Короче, минут двадцать я гнал вслепую; потом смотрю — дождь стихает, а перед постом ГАИ он и вовсе закончился. Менты тормозят; вылезаю — бледный, руки-ноги трясутся; они, небось, подумали, взрывчатку везу. Тогда ж уже начались все эти «Вихри — антитерроры» и прочая хрень. Короче, пришлось подарить ящик кильки, чтоб успокоились… Вот я и не знаю, Бог мне помог или кто другой; может, просто в природе совпадение такое, но на всякий случай обклеился картинками, и с тех пор… тьфу-тьфу …

— Не думаю, что Бог так мгновенно среагировал, — усмехнулся Борис, — прикинь, сколько просителей достают его, и там есть проблемы поважнее.

— Я и не говорю, что это именно Бог, но что-то ж есть там, наверху? Не верю я, что человек — венец природы, как нас учили в школе. Какие мы, на хрен, «венцы»?.. Хотя не мое это дело, но, вот, налепил их… да и красиво — вдруг ему приятно будет?..

— Ну да, заглянет сюда Бог картинками полюбоваться…

— Не понял, — голос Николая стал раздраженным, — ты что, убеждаешь меня, что Бога нет? Так я ж и не спорю — никто ведь его не видел, но мне, например, так жить легче!

— А зачем его видеть?.. Достаточно хоть раз вступить в контакт с божественным, чтоб почувствовать его. Истинно только личное восприятие, а всякие Библии и Писания, вторичны. Разве не так?

— Может, и так, — неуверенно согласился Николай, не понимая, чего от него хотят, — я просто верю, чтоб Бог есть, и не важно, какой он и где живет. Если б я был восточным человеком, то, наверное, обращался к Аллаху или Будде какому-нибудь… Не знаю, может, тебе и не нужна ничья помощь, но, согласись, трудно человеку в одиночку бороться с этой жизнью…

— А зачем бороться? — перебил Борис, — жизнь — не борьба; это гармония любви, которая насквозь пронизана божественным — надо только настроиться на нужную волну!

— Интересный ты мужик, — Николай усмехнулся, — и религия у тебя странная, но мне интересно. Значит, говоришь, любовь?.. О, черт!!.. — воскликнул он, выворачивая руль.

Фура накренилась; внутри что-то жалобно заскрипело. Борис успел схватиться за дверь, но сумка полетела на пол, откуда-то выкатилась бутылка минералки; правда, тут же кабина заняла прежнее положение. Николай сбросил скорость, и через сотню метров машина плавно остановилась; он вытер пот.