Пятая жизнь - Сергей Дубянский

Поставив машину, она поднявшись на свой этаж, осторожно открыла дверь. Тишина царившая в квартире пугала: …Может, он меня уже ищет?.. Или, еще хуже, подключил ментов? У него ж там куча друзей… Блин, тогда конец! Побега, даже неудачного, он никогда не простит… а если еще узнает, что я была с мужчиной!.. Сняла босоножки и замирая при каждом шаге, прокралась в спальню. Паша лежал, разметав руки; глаза были закрыты; дышал он ровно и почти неслышно.

Метнувшись в ванную, Юля быстро переоделась, умылась, избавившись от вчерашнего макияжа. …Теперь не важно, что он скажет, ведь происходящее ночью, это не более, чем сон…

— Паш, — она присела на край постели, — тебе еще не пора?

— А сколько времени?..

— Десятый час.

— С ума сойти, — он потер виски, — вроде, и водка не «паленая», и закуски валом… я вчера это, ничего? А то мне кажется, я ругался на тебя; ты уж извини….

— Все нормально, — Юля погладила его по голове. Она не верила в провалы памяти, но если муж избрал такие правила игры, то и она не будет устраивать «разборки» — все равно ничего не изменится, ни для него, ни для нее.

— Как же ты встала, что я не почувствовал?

— Я спала в зале, — засмеялась Юля, опуская глаза, — ты так храпел и вонял перегаром….

— Ладно тебе… Это ж не часто бывает, да?

— Конечно. Ну, оторвались вы вчера…

— Был повод — такая сделка!.. — Паша потянулся и сев на постели, поцеловал жену. От тяжелого духа Юля задержала дыхание, сжала губы, но отвернуться не посмела. Потом Паша поплелся в ванную, а она, откинувшись на постель, закрыла лицо руками — только сейчас, когда все опасности миновали, она почувствовала, как хочет спать. Надо было побыстрее приготовить завтрак, погладить мужу рубашку и тогда можно спокойно забраться в уютное теплое гнездышко…

Вздохнув, Юля встала и пошла на кухню.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Белгород показался на горизонте, когда солнце, радостно начинавшее день, исчезло в туче, которая возникла неожиданно, будто художник ненароком ляпнул по холсту широким грязным мазком, не удосужившись привести в соответствие весь остальной пейзаж.

— Сейчас вольет, — заметил водитель и замолчал. За время пути он успел рассказать Борису, и о жене, с которой не собирался разводиться, пока не поставит на ноги сына; и о «славной женщине», понимавшей его с полуслова; и о том, какая сволочь его хозяин, платящий гроши, а гоняющий «без сна и отдыха» — больше в его жизни не было ничего знаменательного.

— Думаешь?.. — Борис почесал затылок, и тут же, развеивая его сомнения, по стеклам забарабанили крупные капли.

— Я в город заезжать не буду, — сообщил водитель, — мне сейчас по Окружной. Тебя где высадить?

— Да где хочешь, — пожал плечами Борис, — была б крыша.

— Так устроит? — водитель прижался к обочине возле небольшого кафе.

— Вполне, — подхватив сумку, Борис спрыгнул во вздувшуюся пузырями лужу; перебежал стоянку, огороженную ровными белыми столбиками, заскочил в зал и остановился, переводя дыхание.

— Ух, ты! — удивился мужчина, одиноко сидевший за столиком — скорее всего, он являлся хозяином «Жигулей», мокших на стоянке.

— Потоп, — Борис пригладил волосы, отчего за шиворот потекли струйки воды, — но скоро кончится — туча небольшая.

— Тогда подождем, — мужчина посмотрел на часы.

— Вы в Белгород? — поинтересовался Борис, — не подбросите?

— Не, я из Белгорода. На Волгоград.

— Пусть будет Волгоград, — Борис присел за его столик, хотя зал был абсолютно пуст, — не возражаете?

— Да нет, — мужчина придвинул поближе тарелку с шашлыком и минералку; прищурился, пытаясь уловить в словах логику, но не уловил, — так я не понял, тебе куда надо-то?

— А я путешествую.

— Не, вдвоем, конечно, веселее, но такие, вот, путешественники, которые не знают, куда им надо… сунешь еще «пушку» в бок.

— Не суну, успокойся, — Борис вздохнул, — пошутил я. На фиг мне твой Волгоград… как, впрочем, и Белгород.

— Заказывать будете? — официантке надоело ждать, пока к ней обратятся, и она подошла сама.

— Буду, — Борис открыл поданное меню, — овощной салат, шашлык… нет, лучше курицу, и еще чай.

Девушка удалилась, а сосед, даже не доев последний кусочек, поспешно встал.

— Счастливо оставаться… дождь это… кончился…

…Ну и катись… — в окно Борис видел, как мужчина вышел на улицу, где поредевшие капли возбуждали круги на поверхности луж; в небе снова засияло солнце — туча будто вылилась полностью, не оставив после себя и следа. …Странный дождь, — подумал Борис, — такое впечатление, что он влил с единственной целью — загнать меня сюда. А какой смысл, кроме того, что мне вдруг расхотелось в Белгород?.. В принципе, в этом тоже есть свой смысл…

Поднимая волну, «Жигули» вырулили со стоянки; в точности следуя правилам, притормозили, хотя пропускать было некого, и через минуту исчезли из вида.

…А тогда куда? Зря или не зря возник Волгоград?.. На столе появился окорочок, салат из помидорных «лодочек» и огуречных колец. Борис взял вилку. …В Волгограде я еще не был, но он никогда у меня ни с чем и не ассоциировался; нет такого чувства, что там надо побывать… Но зачем-то ведь он возник вместе со странным дождем и единственным посетителем, не оставив других вариантов общения?..

Борис принялся за еду, мысленно представляя карту. …А ведь казалось, что в Белгороде меня непременно ждет что-то важное, и вдруг, как отрезало! Ладно, пусть будет Волгоград. Тогда лучше вернуться в Корочу; потом на Алексеевку, а дальше, видно будет…

Дождь перестал окончательно, и от асфальта, ломая перспективу, поднимался прозрачный пар; еще час и от водной феерии останутся лишь отдельные лужи. Официантка принесла счет; глянув в него, Борис подумал, что денег пока хватает с лихвой, и поворачивать к дому можно будет ближе к зиме; путешествовать в мороз — дело малоприятное и даже опасное.

Вообще, воспоминания о большом бревенчатом срубе на окраине хутора, состоявшего всего из трех домов, и населенного, кроме него самого, тремя стариками, редко вызывали в нем ностальгию. Там не было ни водопровода, ни канализации, ни газа; только электричество, бежавшее неизвестно откуда по провисшим между покосившимися столбами проводам.

За хутором тянулся овраг, который весной наполнялся водой, а к середине июня кишил комарами и пожирающими их лягушками. Огороды, являвшиеся основным средством существования, примыкали к лесу; оттуда периодически приходила кабаны уничтожавшие посевы, и когда бывал дома, Борис охотился.

В то время, когда он служил в армии, достать оружие не составляло труда, так как никто еще толком не разобрался, кому оно принадлежит: несуществующему Советскому Союзу, наскоро провозглашенной России или суверенным «братьям меньшим», поэтому он без особы проблем прихватил новенький АКМ и десяток «магазинов», которые хранил в старом сундуке.

Если б про автомат узнала милиция, могли б возникнуть серьезные неприятности, но, похоже, даже участковый из ближайшего райцентра не догадывался, что хутор обитаем. На топографических картах, вышедших после девяносто пятого года, его название, как и сотни других таких же, было нанесено тонким пунктиром, что означало «полностью вымерший», и это устраивало всех. Зная, что чужие там не появлялись уже несколько лет, Борис спокойно оставлял дом под присмотром деда Коли и двух бабок, Агафьи и Антонины, не сомневаясь, что даже если вернувшись однажды, не застанет никого из них в живых, на его имущество вряд ли кто-нибудь покусится.

Стариков Борис жалел. Всеми забытые и оторванные от мира, они шутили, что последним, виденным воочию транспортным средством, в их памяти остались танки с черными крестами, прошедшие здесь во время последней войны. Да и те проследовали мимо и сгинули в болоте, не причинив никому вреда, хотя тогда на хуторе обитало почти сорок человек. Может, кстати, в этом была только доля шутки…

О том, что «наши» победили, жители узнали от двух вернувшихся с фронта солдат. Оба умерли через год, и больше никаких новостей не было. Зато по привычке все хранили в заветных узелках пожелтевшие документы и деньги, теперь представлявшие интерес, разве что, для нумизматов.

Борис конечно мог бы просветить стариков, относительно новой жизни и нового общественного строя, но решил, что этим убьет их, поэтому просто говорил, что там все нормально, и искренне радовался каждому благополучно прожитому ими дню. Именно у них Борис научился ценить и понимать то, что тебя окружает. Какой смысл в борьбе за несбыточные идеалы, если рядом существует мир, который прекрасен и удивителен сам по себе, и самое большое счастье — просто присутствовать в нем!