Точка падения - Юрий Бурнусов

Ничто не говорило, что не так уж далеко отсюда — Зона…

Поглазев на продавцов, я пошарил в карманах и купил поллитровую бутылку медовухи с полусодранной этикеткой от «кока-колы». Потом прошелся обратно к бабкам. Купил пирожок. Съел.

Ко мне никто не подходил.

Велоцираптор сказал, что ко мне подойдет человек и все объяснит, а потом переправит, куда нужно. И где он, простите?

— Ё пейперз, плиз, — сказали за спиной.

Я повернулся — так и есть, мент. Я его упустил из виду, пока высматривал проводника, а мент тут как тут. И верно, по перрону шляется негр, отчего же не спросить у него документы.

— Вот, — сказал я, подавая паспорт.

— По-русски говорим, стало быть, — уточнил милиционер, не торопясь раскрыть книжицу.

— Я — русский.

— Я на всякий случай. — Милиционер мельком взглянул внутрь паспорта и вернул его мне. — Велоцираптор сказал, что встречать надо чернож… э-э… ну, тут, короче, приезжают иногда туристы, или ученые, или из администрации кто… Чтоб не спутать, в общем.

Я понимающе кивнул.

— Пошли, у меня тут за углом машина стоит, — сказал милиционер. Я вскинул на плечо спортивную сумку, милиционер посмотрел на нее и добавил:

— А медовуху выкинь. С непривычки дристать будешь, Константин.

Глава одиннадцатая

У попа была базука, он ее любил

…Итак, в левый висок чуть повыше уха уткнулось что-то холодное и железное.

Красивый баритон спросил:

— Иисус или Сатана?

— Иисус, — осторожно сказал я, потому что понял, в чем тут дело.

Сам я никогда не видел этого человека, но очень много о нем слышал. Хотя искренне полагал, что это уж точно легенда Зоны — в отличие от Болотного Доктора или Черного Сталкера.

— Медленно встань. Руки вверх. Поворачивайся, — велели мне. Истории о православном священнике, который в свое время отказался эвакуироваться и остался в Зоне проповедовать и избавлять мир от нечисти, ходили в сталкерской среде давно. Детали разнились: то святой отец проживал в районе Монолита, то — возле самого Периметра. То он приходил на помощь страждущим и жаждущим, то, напротив, со словами: «Отправляйся в ад!», умерщвлял их разными жуткими способами. Тот же Муха в свое время божился, что однажды ночью священник вышел к его костру, посидел, съел пару галет, запил чаем и ушел, поблагодарив и рассказав некую библейскую поучительную историю. Мухе верили; с другой стороны, где доказательства, что это был именно тот священник, да и вообще священник, а не какой-нибудь рехнувшийся сталкер? А то и зомби из тех, у кого в черепке кое-что осталось догнивать…

И вот доказательство стояло передо мной, когда я обернулся с поднятыми руками. Священник был бородат, одет в рясу, истрепанную внизу так, что она превратилась в сплошную бахрому. Из-под рясы торчали грязные и мозолистые босые ноги, на груди висел огромный серебряный крест, а в руках священник держал ручной автоматический гранатомет «Валар». Им он мне в висок и тыкал. Интересно, что от меня осталось бы, стрельни он в упор?! Да и от него тоже… Так что стрелять поп явно не собирался.

Я перевел дух.

— Отец Дормидонт, — представился священник.

— К-константин… — сказал я.

— Отчего черен, аки демон?! — подозрительно спросил отец Дормидонт.

— Уродился, — сказал я.

— Негр, стало быть, — заключил священник. — Ничего, негр — он есть божья тварь, и душа в нем тоже имеется… Не хвали человека за красоту его и не имей отвращения к человеку за наружность его. Опускай руки, Константин.

Я опустил.

— Отец Дормидонт, может, уйдем с рельсов-то, — предложил я осторожно. — Увидят же.

— Карлы-то богомерзкие? Не увидят. Молитва у них, — добродушно сказал священник, вешая на плечо «Валар».

— Молитва?!

— Хотя отойдем, в самом деле… Видишь ли, Константин, — начал отец Дормидонт, спускаясь впереди меня с насыпи, — ты в бога-то веруешь?

— Относительно, — соврал я, потому что в бога не верил.

— Относительно… Но молишься ведь, поди? Когда припрет?

— Молюсь, — признался я и на сей раз не врал. Да и кто не молится, когда припрет? Это потом, когда все миновало, думаешь: да ну, до меня ли господу? Занят небось. Так, само получилось. Повезло, короче.

— Потому как душа в тебе есть. А у них, карлов богомерзких, — нету. Так что молись, не молись — смысла никакого, отвратил от них господь лицо свое, потому что — порождение они нечистого.

— Так они по-настоящему, что ли, молятся?

— Куда им. Бормочут, рыла, не пойми что… Издевательство, глумление бесовское… Я как-то подкрался, долго слушал — не по-людски оно. Однако образов святых навешали, и даже батюшка у них вроде как есть, наподобие служит… тьфу, пакость какая, прости, господи…

Отец Дормидонт звучно сплюнул в папоротники. Он шел ко мне спиной, очевидно, полностью доверяя. Что ж, раз столько в Зоне прожил… А с бюрерами хоть что-то прояснялось. Эти твари испытывали чувства сродни религиозным ко всему, что создали человеческие руки. В логовищах бюреров были и телевизоры, и бытовые приборы, и книги, и кухонная рухлядь… Всем этим они пользовались в основном как предметами поклонения, а еще они носили одежду. Старую, драную, подобранную в руинах, но — одежду.

Что касается вагонного табора, то там, выходит, кто-то попал в церковь. Каким образом злобные карлики сообразили, для чего нужна церковная утварь, — загадка, но у них образовалось что-то вроде религиозной секты. И тут в лице священника мы обретали весьма выгодного союзника.

— Уж не разорить ли капище их поганое задумал? — спросил, не оборачиваясь, отец Дормидонт, как будто читал мои мысли.

— А можно? — глупо спросил я.

— Отчего же нельзя… Сказано: боязливых же и неверных, и скверных и убийц, и любодеев и чародеев, и идолослужителей и всех лжецов участь в озере, горящем огнем и серою… Давай-ка ты сейчас ко мне в гости, там и потолкуем, как такое озеро обустроить с божьей помощью.

В гости к попу мы пришли довольно быстро. Святой отец жил в автобусе, поставленном на здоровенные чурбаки за полным отсутствием колес. Верно, в этих местах существовала такая мода на обживание руин общественного транспорта: бюреры гнездились в поезде, священник — в огромном, некогда красном «Икарусе». Именно так было написано на широкой автобусной морде латинскими буквами. Черт его знает, что за автобус — древность ведь… Как сюда попал здоровенный неповоротливый агрегат, учитывая, что стоял он на обочине узенькой лесной дороги, уже почти не видной среди травы, — мне было непонятно, ну да я и не стал задумываться.

Отец Дормидонт с грохотом отвалил в сторону стальной лист, за которым обнаружился еще один — с хитрыми запорами, которые он открыл большими ключами, висящими на шее под рясой.

— Проходи, Константин, — велел он добродушно. Я с опаской взобрался по обрезиненным ступенькам в салон. Оказалось, что священник устроился довольно уютно. Окна он наглухо заделал кусками жести, пластика и деревянными щитами, оставив подобие форточек для света. Дополнительный свет попадал и через открываемые потолочные лючки. Ближе к водительскому месту висела на шнуре большая электрическая лампа, из чего я сделал вывод, что Зона по-прежнему подпитывает автобусные аккумуляторы и в темноте святой отец не сидит даже в темное время суток.

Часть сидений поп снял, устроив из них нечто вроде огромного лежака в задней части автобуса. Имелись также пластиковый стол, пара табуреток, подобие оружейного шкафа, а еще книжные полки.

— Садись, Константин. — Святой отец ногой подвинул ко мне табурет. Я сел.

— Меня искать могут, — предупредил на всякий случай,

— Твои, что ли? А ПДА на что? Вызовут. Им же видно, что ты живой.

Однако… Поп соображал в наших делах. Он только не знал, что ПДА не работают… Ну и не нужно ему в таком случае знать. Совершенно лишняя информация для служителя культа.

Позвольте, а это что? На стенке, на шнурочке, висел как раз ПДА. Священник перехватил мой взгляд и пояснил:

— С покойника снял. Отпел, как положено, похоронил… Хочешь — посмотри. Ваш покойник был вроде бы, пакость разную в мешке своем нес. Да вот не сподобил господь грешного — не донес-таки.

Я взял ПДА, повертел в руках. Он не включился, а покойного владельца я не знал — некий Метакса, как было нацарапано на корпусе.

— Надо — забирай, — сказал отец Дормидонт, возясь в большом коричневом чемодане. Я повесил ПДА на место. На кой он мне… Тут свой, может, впору выбрасывать к бениной матери…

Священник тем временем поставил на стол литровую бутыль с жидкостью бордового цвета, плотно закрытый пластмассовый контейнер, бросил пачку галет в стандартной натовской упаковке.

— Вино, — пояснил он. — Из бузины сам делаю, полно ее здесь. А тут — грибы соленые, рыжики, груздочки, белые тоже попадаются. Мала пчела между летающими, но плод ее — лучший из сластей. Берите, едите… Ибо сказано: «Давай алчущему от хлеба твоего и нагим от одежд твоих; от всего, в чем у тебя избыток, твори милостыни, и да не жалеет глаз твой, когда будешь творить милостыню». И еще сказано: «Раздавай хлебы твои при гробе праведных, но не давай грешникам».