Опасный возраст - Иоанна Хмелевская

Ну и уж сверх всего прочего проект запаздывал, пришлось гнать на всех парах.

Полным пустяком, учитывая все вышеупомянутое, представлялось отсутствие обмеров одной стороны оной неправильной фигуры, о которой геодезия просто позабыла. Сама рассчитала эту сторону с помощью тригонометрических функций: с синусами и косинусами расправилась легко, тангенсы малость заклинило, но расчет совпал с чертежом идеально, и с плеч долой. Все остальное оказалось сплошным расстройством. Прохвост, испаскудивший технологию, исчез, не помог никакой розыск Заказчик в лице технического директора завода в ногах валялся — умолял дать документацию, иначе их выбросят из плана. Завод находился на Праге, оттуда их выселяли, получили эти Гурце, ежели успеют захватить стройплощадку, то отобьются!.. Люди разумные советовали мне не соглашаться на однофазовый проект, потребовать по меньшей мере две фазы и накинуть срок, но заказчик ни в какую, а я протестовать не могла: на работу меня приняли под этот проект, пришлось уступить. За проект я принялась с одной только гарантией — получила от технического директора листочек в клеточку из тетради, на коем он собственноручно начертал: выполнение однофазового проекта за счет и под ответственность заказчика. Только благодаря этой писуле меня потом не посадили.

Таким вот манером на меня с ходу навалились три тяжких бремени: идиотская работа, семейка и хахаль.

Самая активная часть нашего семейства состояла из моей матери и Люцины, остальные придирались ко мне умеренно. Они же обе, словно гарпии, висели надо мной и шипели на разные лады: ни с чем-то я не справляюсь, а мамуля даже выход нашла — в темпе по новой лететь замуж. Люцина, правда, с замужеством не подъезжала, и, честно говоря, до сих пор не понимаю, что, по ее мнению, мне следовало делать. Повеситься на чердаке или как?..

Замуж в момент первоначального ступора, может, и выскочила бы, да, к счастью, никто не захотел на мне жениться. Кандидаты обнаружились позже, когда успела прийти в себя и одумалась, а похоже, одумалась быстро.

И вот я снова дома за доской. Правда, перед тем как приняться чертить, две недели просидела в кресле, курила и пила чай, не способная и пальцем пошевелить, мрачная и пришибленная. Но подобное состояние духа у меня не из любимых. У стены на козлах чертежная доска, на ней приколота калька с плохим чертежом — вот моя студия, и я прекрасно знала, что необходимо сделать. В конце концов собралась с духом и сделала: встала, подошла к доске и отколола четыре кнопки.

Дальше все пошло само собой, но, по чести, отколоть эти четыре кнопки — самая тяжкая работа, какую мне довелось сделать в жизни. До сих пор удивляюсь, как на это подвиглась.

Сидела я за доской чаще всего поздно вечером, а то и ночью, и тут-то, почти с первой минуты, уразумела все преимущества моего нового положения. Муж не стоял у меня над душой. Будь я замужем, разве я смогла бы так вкалывать? Недовольство и воркотня постоянные: и перед глазами-то я без конца торчу, и спать не иду как все порядочные люди; и уж конечно, муж валялся бы все время на тахте, а мне и чертежи разложить негде, и руки трясутся от нервотрепки, нет уж, пусть все идет к черту! Никаких больше мужей, не гожусь я в жены, и нечего талдычить на эту тему.

Семейство мое демонстрировало специфическую логику. Ладно, я не справляюсь, но чтобы справиться, надо работать. Дети тоже требуют времени. С ними и в кукольный театр надо сходить, гулять, играть, таскать по врачам… Боже милостивый! Да и дом пора наладить, потому как дети живут в настоящем хлеву, мебели даже толком нет. Но ведь мебель покупается и дом налаживается за деньги, деньги надо заработать. И вообще, имей я хоть искру порядочности, помогла бы на участке…

Многие годы я все пытаюсь понять, что они, собственно, имели в виду и с какой целью пилили. Невзирая на качество и количество воркотни, размножиться на три трудоспособных экземпляра я никак не могла, даже вообще перестань спать. Естественно, опротивели мне встречи с семейкой, мамуля и Люцина долбили и терзали меня нещадно, и все это при детях, добивая остатки моего авторитета. Наверное, они переживали и беспокоились и просто потакали своим настроениям, не задумываясь, к чему это приведет, лишь бы не препятствовать взрывам семейного характера.

Последствия не заставили себя ждать. Я уже говорила: бабы в нашем семействе сущие мегеры. А я что, хуже их, выродок какой?.. Сперва контакты с семейством меня раздражали, потом давили, наконец я рассвирепела и взвилась на дыбы. Буйных скандалов не устраивала, просто-напросто сама решила, как мне быть и что делать, и принялась реализовывать решение. Если уж совсем честно, пожалуй, с некоторыми украшениями.

В это самое время Люцина доставала мне работу для дополнительного заработка. Ой, я прекрасно понимаю, все ждут хахаля, но еще минуту терпения. Сперва базис, потом надстройка (как написанные мной в ту пору статейки — они имели свой привкус, можно сказать, исторический).

Колористика промышленных предприятий была закончена, и на повестку дня вылезли дома культуры. Для ознакомления мне дали прекрасный альбом с огромным количеством советских домов культуры, изданный для подражания. Я просмотрела его и не поняла. Технические чертежи выполнены старательно и добротно — проекции, фасады; старательно изучила все чертежи несколько раз, и что же? Ни в одном, буквально ни в одном здании нет и намека на общественный санузел. Ни уборной, ни туалета, вообще ничего.

Тогда мне еще не довелось побывать в Советском Союзе. Пришло в голову: наверное, где-нибудь рядом, в парке например, есть дополнительные строения, а в них не только уборные, но и ванные комнаты. Ну ладно, в парке, а как быть в городах? Куда втиснуть санузел между тесно примыкающими друг к другу зданиями? И что вообще происходит: неточные чертежи?.. Какое там неточные — тщательнейшие, в любом здании использовано все до метра, описано каждое помещение, больше ничего не впихнешь. Значит, уборных нет, и вся недолга.

Я слегка потряслась и не поверила себе. А первая возникшая было мысль оказалась правильной. В самом деле, например, в ялтинском театре уборные оказались на улице, в зелени, две деревянные будки, мужская и женская, внутри осмотреть их не удалось, двери крест-накрест были забиты досками. Временно не действовали. Не знаю, сколь долго продолжалось это «временно».

Альбом с русскими дворцами культуры использовала в своих писаниях, по-моему, очень дипломатично. Насчет уборных выразилась деликатно, все равно Люцина при наведении порядка мои соображения выбросила. Зато во весь голос я могла писать про наши уборные, и эффектный спектр раскинулся весьма колоритно.

Хахаль повлиял на меня очень позитивно, в прямо противоположном направлении, нежели семья, и укрепил мой дух. Кто он, не скажу ни за что на свете, оказалось, влюбился, когда мне было пятнадцать лет. И не наврал, по-видимому, совсем тогда задурил себе голову, потому как в деталях помнил платье, в котором я бегала на танцульки, гораздо лучше, чем я. Встретились мы случайно, он восхищался мной как женщиной, а не как трудочеловеческим фактором, создал атмосферу безграничной влюбленности, на столе благоухали ландыши (и где в такую пору года раздобыл?). Играла приглушенная музыка, и вместе с ландышами благоухало «Азотоксом» — в доме недавно морили клопов. Что ж, дело житейское, клопы любят навещать старые дома.

Самочувствие мое решительно улучшилось, с хахалем осталась в дружбе, иных последствий эта трогательная минута не имела, на смену пришла другая минута, еще краше. Окончательно в вертикально-стоячую позицию вернул меня Петр, дай Бог ему здоровья.

Мы сидели в «Блоке» за столиком с кофе…

Нет, сперва я все-таки закончу с мастерской, по времени все совпадает. Мастерская именовалась «Блок», полностью: Архитектурно-проектная мастерская, Государственное предприятие «Блок». Мы, естественно, этого боа-констриктора сокращали, в сокращении звучало: Архпромасгоспредблок. Директор Гарлинский, прекрасный организатор, основал многоотраслевую и многопрофильную мастерскую со всеми нужными специальностями: архитекторы, конструкторы, электрики, сантехники, администрация, кадры и бухгалтерия. Технологи, дорожники и озеленители работали по договорам. Таких мастерских в Польше было три: наша, Пневского, а третья где-то в Катовицах.

Коллектив «Блока» описан в "Подозреваются все!", но по мере необходимости кое-что дополню. Петр у нас не работал, они вместе с Юреком Петшаком занимались интерьером, и Гарлинский энергично привлекал их к работе даже в Швейцарии. Оба частенько забегали к нам. В тот раз мы сидели за кофе вдвоем с Петром, я в полной хандре и предвкушении дряхлой старости. Петр разозлился.

— Дура ты, — выдал он доброжелательно. — Ничего не смыслишь! Молодая красивая женщина, про какую старость речь, идиотка, вся жизнь впереди! Бога благодари — от этого своего муженька избавилась, да оглянись ты вокруг — весь мир к твоим услугам!