Заводь: Вековуха (СИ) - Алешкина Ольга

- Эх, Санька, - привлек он меня к себе. - Добрая ты душа, да только что же мне, всю жизнь прятаться в избе? Зазря я пришел, смалодушничал, только душу тебе разбередил. - Он прижимал меня к себе, покачиваясь из стороны в сторону, а я уткнулась ему в рубаху и силилась не разреветься. Век бы так стояла, убаюканная его теплом, силой. Говорил Антип тихо, успокаивая: - Хорошо все будет, Сашка, ладно. Все быльем порастет, время оно лечит. Будет еще тебе праздник, обязательно будешь счастливой. Верь мне.

- А ты как же? Куда ты?

- Уеду в город большой, паспортную книжку новую выправлю. Даст бог, затеряюсь, а потом и забудут, что был такой Антип бестолковый, который не сумел жизнью своей правильно распорядиться. Я вот тебе деньжат принес, возьми, не побрезгуй.

Я отпрянула от него, ахнувши. Антип глядел заботливо, лицо страданием переполнено. Эвон, морщинка лоб перерезала. Да только так, вероятно, смотрят на сестру, на дитя несмышленое, а не таких взглядов мне хотелось, не таких слов. Я произнесла, с отчаянием, кулачком себя в грудь стуча:

- На что они мне! Да разве они мне радости добавят, коли тебя рядом нет! Неужто ты еще этого не понял?

- Много ли от меня радости? - мягко улыбнулся он, а я отвернулась от него, чтобы не видеть, потому как боялась за себя. Не хватало еще ему на шею кинуться. - Я тебе худого, Санька, не желаю, ты мне теперь не чужая, я помочь хочу. Деньги они никому не мешают, а у меня этого добра теперь навалом. Радости оно, конечно, может и не всем приносит, но грустить с деньгами куда спокойнее...

- Возьми меня с собой, пожалуйста, - попросила я, неожиданно для обоих.

- Да разве смею я тебе такое предложить? Жизнь беглянки!

Антип развернул меня, взяв за руки, выше локтей.

- Посмотри на меня, - попросил он. Я просьбу исполнила, не стыдясь и не стесняясь слов своих, взгляда не прятала. Уставилась на него, выискивая в его лице, глазах хоть какой-то знак, чтобы понять его отношение к себе. И не понимала. Только лишь проститься приехал, узнать все ли в порядке? Так то, не видя меня, вызнать смог, или есть хоть частичка тепла в отношении меня. - Нельзя тебе со мной, понимаешь, нельзя. Жизнь в ожидании, что правда раскроется, тебя узнают, за тобой придут, шарахаться от каждого встреченного городового, она сродни каторге.

- Лучше каторга с тобой, чем рай без тебя, такое мое слово последнее, - твердо сказала я. Антип молчал, раздумывая, что ответить, а я подтолкнула его, решив облегчить задачу: - А не люба, так уходи. Затянулось прощание.

Я развернулась и пошла, не дожидаясь ответа, тут же жалея об этом, что сама себе путь отрезаю. «Да, на что ты ему нужна, дура неразумная», - сказала сама себе и быстрее пошла, помогая себе руками. А через несколько шагов и вовсе побежала, боясь вернуться, пасть к нему в ноги и молить его, теряя девичью честь.

Уж стемнело почти, когда я к дому вышла. Прокралась тихо внутрь, стараясь не тревожить бабушку. Улеглась на кровать, не раздеваясь, и прислушивалась невольно. И к тому, что за окном, и к тишине и покою дома. Когда сердце перестало стучать заполошно, стало ясно, что бабушка не спала - поджидала. Вскоре дыхание ее стало ровнее, знать уснула. Ко мне спасительный сон не шел, я прокручивала бессчетное количество раз нашу встречу, думая о том, что погорячилась, зазря укоротив ее. Ругала себя за это, порываясь встать, бежать и, вероятно, так бы и сделала, да не знала куда.

Уж и рассвет скоро близился, ночи летние совсем коротки, словно и не было, а мне все не уснуть. И так мне горько сделалось, на жизнь свою никудышную, на долю женскую, осиротевшую, любви и ласки не видывавшую, что дышать трудно стало, словно воздуха ничтожно мало. Встала, в сени прошмыгнула. Вдохнула прохладу ночи - не могу надышаться, голову обложило. На воздух вышла. Села на чурку березовую, рассвет подернулся. Новый день наступает. и завтра придет, и через месяц, год. Это что же теперь без него все будет?

Как подошел, даже не поняла, сидела печально, задумавшись, когда услышала сбоку:

- Лошадь у меня за пару верст в лесу привязана, два раза до нее ходил и возвращался, - присел рядом Антип в траву. Ярмарка, развернувшаяся внутри меня, не давала мне вымолвить и словечка. Более того, было страшно спугнуть. А ну как это сон? И наваждение рассеется туманом, не давши мне налюбоваться им вдоволь. - Сразу ты мне в душу запала. Сначала злился на Мирона, что притащил тебя. Потом лицо знакомым показалось, все вспоминал, откуда тебя знаю. Оказалась знакомка случайная. Подвозил тебя помнишь?

«Помню, как не помню», - хотелось ответить мне, да боялась нарушить этот его рассказ. Мне казалось, стоит только заговорить, и он исчезнет, словно и не было. Я приложила обе ладони ко рту и даже головы повернуть в его сторону не могла. Сидела чуть живая, пытаясь унять поспешное ликование в себе.

- Бесился я, Мирона поедом ел, потому как понимал к чему идет, что со мной происходит, - снова заговорил Антип. - Не пара я тебе. Порченный я человек, проходимец, на судьбу озлобленный. Возьму я тебя с собой? И что? Жизни размеренной дать не могу, да и сколько годков отмеряно неведомо. Может и десяток другой, а может и пара деньков осталась. Потому как в любой момент отловят и голова с плеч. Вот такие дела, Санька. Крепко подумай, прежде чем ехать со мной. Крепко.

- Глава двенадцать

- Прикрыв дверь сараюшки, я к реке побежала. Скинула сарафан в ивняке, да в воду полезла - свежа и прохладна оказалась. А поутру всегда так. Вот если бы ночью пришла охота валандаться в ней, так многим теплее бы казалась. Вода остудила меня, да умерила пыл немного. Прямо на сырую рубаху, чуть отжатую руками, накинула сарафан и домой помчалась, пока соседи из своих изб не показались.

- Спать так и не легла, негоже днем почивать, не барышня. Весь день я летала, словно крылья заимела, каждое дело, за какое бы не бралась, спорилось, да ладилось. Бабушка косилась в мою сторону, приглядывалась, а заговорить решилась только к вечеру. - Козой запрыгала, ожила, - остановила она веретено, да воткнула его в шерсть, что к прялке намотана. Показала рукой мне на лавку, рядом с собой сесть зазывая. Я несведущей прикинулась. Брови вскинула, удивляюсь, дескать, в толк не возьму, о чем ты. – Вся ты на виду, щеки эвон огнем полыхают. Не артачься, прижми зад то.

- Давай, как на духу, кто таков, чего прибегал? - Суженый мой, люблю его, - не стала я лукавить и раскраснелась еще больше. – На край света пойду за ним, баб, хоть босой, хоть хворой. - Суженый? – сложив губы трубкой, протянула она, толи спрашивая, толи удивляясь. – А ты для него тоже суженная? - Тоже, баб, тоже.

- - Да разве ж они так ходят, женихи то, крадучись, словно воры? Если только к полюбовнице, - через паузу, вздохнув, добавила бабушка.

- Я еще пуще огнем вспыхнула, да на прялку уставилась, чтобы в глаза ей не смотреть. Сижу, узор витой разглядываю, словно не видала никогда, а сама словечка вымолвить не могу. А ведь и правда, чего я выдумываю, полюбовница я и получилась, глупая и неумелая. Может он вообще за мной не вернется? «Вернется, его слово верное», - тут же ответила сама себе. Да и сделала бы я по-другому, зная о последней встрече? Не сделала бы, нечего и прикидываться, так и было бы все. Я продолжала изводить себя такого рода мыслями, пока бабка Устинья новых вопросов не отсыпала:

- – Это не с ним ли ты, Санька, три месяца из дома пропадала? Отчего он, как положено не пришел?

- - Не может он как положено, баб, не может, пойми, - заступилась я за него и все ей рассказала. Про то, как Мирона встретила, и как в стане их разбойничьем жила, про судьбу Антипа нелегкую. Даже поведала, как ночью к нему в шалаш прибегала, а он мне отставку дал, мне казалось, что это непременно нужно рассказать, что добавит это значения, весомости, в лучшем свете его выставит. Ведь была у него возможность, а он не попользовался. Говорила я открыто, с чувством, часто брала бабку за кисти рук, сжимала их в своих ладонях, мяла, да гладила. Умолчала только о произошедшем в сарае, сегодня ночью, – будет с нее, переживаний. Бабушка охала, ахала, крестилась без конца, но слушала исправно, не перебивая, лишь изредка уточняя подробность. Закончила я рассказ признанием, что в город податься с ним решила, смысла таиться не видела, да и надежда получить ее благословение была, пусть и слабая. - Держать тебя не стану, коли решимости в тебе экая прорва, да и не удержу, -сказала она, как только я закончила. – Об одном прошу - хорошенько подумай, на такую смуту себя обрекаешь. - Что ж вы все, думать меня заставляете, сердце оно не мыслит, оно другие пляски отбивает. Решила уж я. Постоять он и за себя, и за меня в силе. Все у нас будет в порядке, - заверила я.