Белый Паяц - Виктория Угрюмова

А писарь подумал: «Интересно, что он потерял в когорте Созидателей?»

– Теперь ты. – Гармост окинул следующего новичка неодобрительным взглядом.

Насколько ему понравился Ноэль, настолько этот вызывал у него инстинктивную неприязнь.

– Лахандан, – сделал шаг вперед новичок с легкими, серебристыми волосами.

«Лахандан», – старательно вывел писарь.

– А дальше?

– Просто – Лахандан, – ответил новобранец мягким глубоким голосом.

Тоже высокий, даже выше Раганы и самого гармоста, широкий в плечах, он все равно производил впечатление хрупкой стеклянной статуэтки. Что-то такое было в пропорциях его лица и фигуры, что сразу приходило на ум – не место такому человеку на поле боя.

Утонченные черты его прекрасного лица годились для картин и изваяний, но трудно было представить себе это же лицо перекошенным яростью, болью или страхом. Его глаза цвета стального клинка – два маленьких серебристых зеркальца, в которых вспыхивали синие огоньки, – смотрели безмятежно и спокойно. На розовых, изогнутых наподобие лука губах порхала легкая улыбка – гармост никак не мог разгадать ее, столько всего было в этом изгибе рта: и иронии, и печали, и сострадания, и какой-то почти детской радости.

Длинные тонкие пальцы, казалось, созданы, чтобы перебирать серебряные струны или ласкать возлюбленных, но не для того, чтобы сжимать рукоять меча. Да и сам его меч – длинный, тонкий, легкий, слегка изогнутый, покоившийся в драгоценных ножнах, украшенных изумительной резьбой по металлу и кости, – не походил ни на один из известных гармосту клинков.

– Как называется твое оружие? – спросил он небрежно.

– Это Антуриал, – ответил Лахандан, будто не называя, а представляя свой меч.

Впрочем, так оно и было.

– Понятно, – сказал гармост сухо, хотя ничего понятно не было. – Значит, просто Лахандан, и все.

– И все.

– Понятно, – повторил командир, злясь на себя, что твердит одно и то же как дурак.

Он придирчиво оглядел доспехи новичка. В когорте Созидателей нет единой формы, каждый вооружен любимым оружием и доспехи подбирает себе по собственному усмотрению. Но эти – явно дорогие, незнакомые, поставили гармоста в тупик, как и клинок Антуриал. Он не представлял себе, кто их выковал – разве что хатанские или хварлингские кузнецы, способные сотворить из обычного железа истинное чудо. Нет, скорее это работа безумных аэттов, использующих не только металл, но и шкуры, кости и черепа монстров. И эти доспехи стоят целое состояние.

Отсюда вопрос: зачем человеку с такой внешностью и такими деньгами записываться в отряд смертников? Ответ напрашивался сам собой: вероятно, это отпрыск какой-то аристократической, очень известной фамилии ищет лекарство от несчастной любви. Это весьма вероятно и случалось уже не раз. Тогда все становится на свои места – и нежелание назвать свое полное имя, и невиданный меч, и диковинные доспехи, и странный облик. Только зря он сюда сунулся: сидел бы себе при дворе, писал стишки и пламенные письма, танцевал бы фриту и корморинджу, хвастал бы своим Антуриалом на игрушечных поединках до первой крови, а так – погибнет ни за грош. Впрочем, это уже его личное дело.

Писарь, затаив дыхание, ждал, когда сержант познакомится с последним из новобранцев. Сейчас он впишет имя, поставит точку – и впереди целых три дня упоительной свободы! И он мысленно торопил командира: быстрее, быстрее же, ну…

– Ульрих Биллунген Де Корбей, – браво отрапортовал третий.

У него были сияющие фиалковые глаза, черные как вороново крыло волосы и подкупающая белозубая улыбка. За его спиной крест-накрест висели два меча. Наряд на первый взгляд казался простым и очень скромным: черная кожаная куртка с высокими наплечниками, из которых торчали зеленые шипы; черные, кожаные же штаны со шнуровкой спереди и по бокам и высокие сапоги из чешуйчатой шкуры с зеленоватым отливом. Но и писарь, и сержант знали, сколько стоит каждый такой шип и подобные сапоги: любая часть тела василиска ценится на вес золота, а уж о целой шкуре и говорить не приходится.

– Имеешь какое-нибудь отношение к герцогам Де Корбей? – уточнил гармост.

– Имею. Я – герцог.

«И что же ты делаешь в нашей казарме, герцог?» – хотел спросить писарь, но вовремя прикусил язык.

Гармост только рукой махнул. К вящему удовольствию столичных сплетников, в когорте всегда хватало необычных солдат со странной судьбой, но на сей раз Созидатели превзошли себя по количеству тайн на солдатскую душу. Однако он всего лишь сержант, и его дело – тренировать этих зеленых юнцов, чтобы они с честью сложили головы в кровавой битве, а ненужные подробности ему ни к чему. Ими пускай занимается командир, если захочет. Впрочем, заведомо известно, что командиру – все равно.

Писарь нервно похрустел пальцами. Сержант поднялся со своего места и, думая совсем о другом, заученно произнес:

– Итак, господа рыцари, меня зовут Бобадилья Хорн. Я ваш гармост, и с этой минуты все неприятности, которые случатся в вашей жизни, будут связаны со мной. Вопросы есть? Нет. Ваши койки в шестой казарме, спросите у караульного. Сейчас вы свободны, можете идти в город.

Писарь испустил вздох облегчения, которому позавидовал бы даже бык, на котором за день вспахали целое поле, а теперь наконец распрягли.

Новобранцы повернулись, чтобы идти.

– Герцог, – внезапно окликнул Ульриха сержант.

– Да?

– Здесь это не имеет значения.

Зверь вел себя очень странно, но захваченный азартом погони охотник слишком поздно заметил его неестественно-ленивые, спокойные движения, его чрезмерную даже для сытого, могучего хищника уверенность и абсолютное презрение к человеку.

Пес Абарбанеля, вообще-то, очень силен. Пожалуй, даже чересчур. Не только хрупкое человеческое тело не выдерживает натиска тройного частокола его клыков, слегка загнутых внутрь, словно крючья. Ему уступают дорогу медведи и стаи волков, и даже могущественные оборотни и упыри не жаждут открытого столкновения с этой живой грудой мускулов, шипов и когтей. И все же ни один хищник на свете, если он не доведен голодом до слепого, перехлестывающего через край отчаяния и если он, конечно, не болен бешенством, не станет бросаться на охотника.

Вряд ли зверь знает, что такое – охотник. Но отличить хищника среди людей, своего собрата по духу, такого же, как он, рыскающего в чащобах в поисках добычи, может абсолютно безошибочно. А этот не просто сыт – аж лоснится от изобилия вкусной пищи. И совершенно здоров. И потому такое поведение зверя более чем странно.

Даже самое яростное и тупое чудовище предпочитает легкую добычу.

Никогда теймури не станет без веских причин сражаться с василиском; а Пес Абарбанеля, если он не загнан в угол, не рискнет связываться с габассом. И все они десятой дорогой обходят гро-вантаров и охотников. Нет, положительно тут что-то не так…