Я и ты - Ольга Приходченко

– А меня как он отыскал! – молчавший до того Александр Зайцев вступает в разговор. – Кто я? Какой-то задрипанный перворазрядничек в Ленинграде. Я, когда первый раз с Ириной в пару встал, от страха шагу не мог сделать, все-таки олимпийская чемпионка. Ты же, Михаил, был на той тренировке, все видел сам и слышал, как Станислав Алексеевич гаркнул: чего испугался, тут великих нет, тут все одинаковые – чемпион, не чемпион, все рядовые льда, рабочий класс. Смотри, как Леночка Водорезова пашет. А ну давай, парень, давай, земляк! Я и давал, как мог, пока что-то стало получаться. И других ребят он вот так из «толпы» выуживал. Нашего «казачка» Фадика, Сашу Фадеева, будущего чемпиона мира, в Казани отыскал.

– Говорят, он деспот был…

– Кто говорит? – Уланов, показалось, даже возмутился. – Требовательный – да, трудоголик – да. Бывало, все уже разбежались с катка, а он в тренерской над чем-то корпит, что-то рисует, фантазирует, потом коньки наденет – и на лед, проверяет какую-то придумку. Сам трудился и нас заставлял, а иначе как в спорте, если еще мечтаешь медаль на грудь повесить. А насчет деспота… Если из того, о чем сейчас скажу, такой вывод вытекает – тогда согласен. Подзывает меня: Леша, ты Гнесинку кончал, целое музыкальное училище, классику обожаешь, вот тебе музыка, делайте, что хотите, но чтобы через день, максимум два была дорожка шагов под нее. Не придумаете – не приходите. Такой «деспотизм» приучал нас с Ирой не расслабляться, творить, – продолжал Уланов, – вот мы и «натворили» в 1972 году в Саппоро. А эта его идея с выходом на лед двух пар, затем и трех – и поразительная синхронность исполнения.

– Вы музыку упомянули. Тренер сам подбирал ее для вас?

– По-разному было, кое-что мне доверял найти, но чаще всего сам. Жук хорошо знал классику, однако представить, что он предложит сделать программу, скажем, под «Аве Мария», не могу. Нет, наверняка поставил бы и под эту музыку, и под «Половецкие пляски», но все-таки не его это. Станислав Алексеевич тяготел больше к ритму, такту, темпу, считал, что такой стиль больше подходит для нас, особенно для Родниной, глубже выражает и шире раскрывает ее индивидуальность. Мы, помнишь, с «Калинки» начали, она и стала нашей визитной карточкой.

Мне в те далекие уже годы доводилось довольно часто писать для газеты о фигурном катании, и как-то я попросил полнее раскрыть характер Жука Юрия Блудова, он, если не забыли, об этом сказано выше, не только был начальником ЦСКА, но и являлся вице-президентом Федерации фигурного катания страны.

– Если у человека нет недругов, значит, либо он аморфное существо, либо без собственного мнения. Что скрывать, недруги у Станислава Алексеевича были, и завистники – тоже, в том числе среди коллег, но кто-нибудь от него слышал в их адрес нелестные слова? Никогда. Хотя в свой наслушался немало гадостей. Он был выше этого, обо всех отзывался по-доброму, даже после того, как ребята, которых он с нуля до чемпионов поднял, по разным причинам уходили от него к другим тренерам. Я на себе познал, мягко говоря, твердость его характера. Заставить Жука стоять по стойке смирно можно было только на строевом смотре в ЦСКА или при исполнении гимна. Он отстаивал свои позиции на любом уровне, в любом кабинете. Главный начальник у Жука был один – победа, и все делалось ради нее, все подчинялось этой цели. А кто и как докладывал потом о ней «наверх», его не волновало… Как русский человек, – продолжал Блудов, – Станислав Алексеевич любил иногда пропустить рюмочку, другую, сбросить стресс, напряжение-то испытывал огромное. Водился за ним такой грех. Порой это случалось и на соревнованиях. Прилетаем с ним в Запорожье на чемпионат, я приглашаю его в свой гостиничный номер, выставляю бутылку «Столичной» – давай махнем. Жук оторопел: все-таки я его начальник. Не смущайся, говорю, выпьем по рюмке и завяжем до конца турнира, договорились? Он как стеклышко был все эти дни. Вернувшись в Москву, мы ту самую бутылку допили, два здоровых мужика. Было за что – очередные золотые медали его ребята в клуб привезли.

Вроде бы совсем недавно Леночка Водорезова делала первые робкие шажки, чтобы в двенадцать лет заблистать на европейском и мировом льду, а сегодня Елена Германовна, по мужу Буянова, вовсю «буянит» на катке, и ученица ее, Аделина Сотникова, – олимпийская чемпионка Сочи-2014.

Спортивный сон Веры Павловны: Ирина Роднина, Алексей Уланов и Александр Зайцев объединили свои усилия и в родной школе, которой десятки лет жизни отдал их учитель Станислав Алексеевич Жук, готовят будущих чемпионов. Пусть сон, но как хочется, чтобы он стал явью. Увековечили память Жука бюстом на Аллее славы ЦСКА, теперь бы и школу назвать его именем. Как присвоили футбольной школе имя Всеволода Боброва, баскетбольной – Александра Гомельского, а хоккейной – Анатолия Тарасова. Как же опаздываем мы, делаем это, и то далеко не всегда, когда таких людей, возвеличивших отечественный спорт, уже нет с нами, а надобно – пока они живы. Не тот случай, когда нужно скромничать. Такая скромность не украшает. (Справедливость восторжествовала незадолго до выхода в свет этой книги – к восьмидесятилетию Жука присвоили школе его имя).

И пусть даже некоторые их поступки не вписываются в привычные рамки устоявшихся правил и канонов, как тот, вошедший в историю, хоккейный матч ЦСКА со «Спартаком». Когда теперь уже не Бесков, а Тарасов увел команду, и не с застолья, а с ледяной поляны. Он посчитал судейство нечестным и таким образом среагировал на несправедливость. И это в присутствии самого Генерального секретаря партии, дорогого и любимого Леонида Ильича Брежнева. Лишь приказ из начальственной ложи заставил Анатолия Владимировича подчиниться и вернуть команду на лед после 35-минутного перерыва.

Я пришел на тот матч обыкновенным зрителем, только днем, буквально за несколько часов до игры, возвратился из командировки в Армавир, и репортаж должен был писать мой коллега. Наутро он мне позвонил, что у него раскалывается башка, температура поднялась, даже рвота, давай, срочно двигай в контору. Черт возьми, сколько я переписал этих хоккейных отчетов, набил руку, но с каким трудом дался мне тот! Тогда, в случае со свердловским «Автомобилистом», я, может, даже по глупости, во вред себе, стажеру, рубил с плеча, не задумываясь: проиграли с крупным счетом – получите. Но здесь иное, на глазах у Брежнева. В поисках объяснения произошедшего тщательно подбирал каждое слово, предложение. Выкручивался, как мог. И опять «спас» меня главный редактор: «Ты делаешь отчет? Не мучайся, пиши, как было, чтобы только объективно и никто не мог бы придраться». Еще раз спасибо, Николай Иванович.

Тарасов: от хоккея к футболу

Журналистская судьба свела меня с Тарасовым и когда он дебютировал в непривычной для него роли главного тренера ЦСКА по футболу. Командировка в Ворошиловград, где на открытии чемпионата страны армейцев ждал матч с местной «Зарей», возникла неожиданно, чуть ли не по звонку из приемной министра обороны. Обязательно нужен материал с интервью Анатолия Владимировича. Московский рейс был поздним, на площади перед местным аэропортом ни одной машины, лишь вдали на стоянке сиротливо маячил старенький четыреста первый «Москвич». У служебного выхода кого-то дожидалась черная «Волга» с армейскими номерами. К ней неторопливо приближался одетый в гражданское мужчина в кожаном пальто и с небольшим чемоданчиком. Я набрался наглости, подошел, представился: так, мол, и так, не могли бы прихватить и меня. Надменный укоряющий взгляд: сам доберешься, громко захлопнутая дверца и быстро удаляющиеся от меня габариты, разрезающие своими огоньками вечернюю темень.

Наверное, так бы я и торчал до утра в зале прилета, если бы не водитель того «москвичонка», оказавшийся дежурным диспетчером. Он сдал смену и торопился домой. «Довезу вас до центра, там у нас лучшая в городе гостиница, думаю, ваша команда в ней остановилась». И на том спасибо.

– Нет, ЦСКА не у нас, может, в «Октябрьской», пешком минут пятнадцать-двадцать отсюда, – порадовала меня администратор. – Подождите, сейчас туда позвоню, уточню.

Уточнила – в «Октябрьской».

Рано утром у входа в гостиницу столкнулся с Тарасовым: ты откуда взялся? ночью объявился? почему не сообщил о приезде, мы бы машину подогнали!

Я рассказал Анатолию Владимировичу о том эпизоде в аэропорту.

– Номер машины запомнил? Хорошо. Разберемся. Тоже мне большой начальник! Я тут одному такому начальнику уже выдал, говном каким-то в обед и ужин накормили, так теперь нас к другой столовой прикрепили, икорка красная, черная на столе, только играй, – Тарасов развернулся и резко толкнул дверь. – А сейчас собирайся, едем на завтрак. Перекусишь – сразу ко мне, на тебя полчаса, потом тренировка, успеем поговорить.

Что не успел сказать, Анатолий Владимирович договаривал уже в автобусе. Когда прикатили на стадион, предупредил: «На тренировке ко мне не подходи, не мешай, смотри, будут вопросы – потом отвечу». Он подхватил складной стульчик и направился с ним в центр поля. Смотреть было на что. Это был театр одного актера, прекрасно срежиссированный спектакль. Тарасов извергал из себя вулкан энергии и эмоций, сопровождая этим выбросом тренерской лавы каждое упражнение. Кое-что было привнесено из хоккея, и в этом у него было немало оппонентов: мол, от этих упражнений перекачанные ноги, а футболисту нужны легкие. Спорить с ним было бесполезно, этот человек гнул свою линию, не навязывая ее никому. Анатолий Владимирович горделиво восседал на своем стульчике, словно король на троне, ничего и никого не упускал из виду. Изредка вскакивал и снова плюхался, да так, что, казалось, под его грузным телом ножки сложатся или вовсе сломаются и он упадет на траву.