Исчезновение - Лиза Гарднер

— Значит, похититель выйдет на связь, — сказала Кимберли, — и какой-нибудь эксперт вступит с ним в переговоры.

— Я думаю, в переговоры с ним вступит Кинкейд. Впрочем, не знаю, можно ли назвать сержанта экспертом.

— Но и дураком ты его тоже не считаешь.

— Пожалуй, я признаю, он чуточку умнее дурака.

— А вы сдаете позиции, — пробормотал Мак, поглощенный огромным куском жареного цыпленка.

Кимберли, наоборот, следовала примеру отца. Ее салат с тунцом остался почти нетронутым, так же как и его суп.

— Какова их стратегия? — спросила Кимберли.

— Кинкейд не счел нужным посвящать меня в детали, но, думаю, они собираются действовать стандартным образом — тянуть время, чтобы полиция могла узнать побольше. Если все пойдет по плану, Рэйни найдут прежде, чем дело дойдет до выкупа.

— Некоторые ограничения, согласно новому законодательству. — Мак доел цыпленка и отставил тарелку. — Мило, но сработает лишь в том случае, если парень — идиот.

— Кинкейд уверен, что похититель — человек с низким уровнем образования. Деревенщина, если угодно.

Мак хмыкнул.

— А вы как думаете?

— Эн-Эс говорит просто, но разумно. Записки, пусть даже и короткие, написаны грамотно и довольно внятно. Методы у этого типа грубые, но очень эффективные.

— Простота вовсе не обязательно подразумевает глупость, — подсказала Кимберли.

— Вот именно.

— Ну, у парня наверняка был какой-то козырь на руках, если он сумел похитить такую женщину, как Рэйни. Не могу представить, чтобы она поддалась на хитрость или сдалась без сопротивления.

Куинси ничего не сказал. Наступило молчание, и он снова вспомнил месяцы ссор, ругани и нервотрепки. Он никогда не говорил об этом Кимберли — не хотел вторгаться в частную жизнь Рэйни. А может, не желал признаваться, что его второй брак оказался неудачным, — никому, даже собственной дочери.

Кимберли и Мак обменялись взглядами. Куинси заметил это, но не произнес ни слова.

— Она правда поехала в бар? — мягко спросила Кимберли.

— Не знаю. Ее последние действия пока неизвестны.

— Папа, ты должен знать.

— Ты думаешь, я был дома?

— Папа… — Кимберли потянулась через стол и сжала ему руку, потом посмотрела на Мака.

Тот вдруг объявил:

— Я, пожалуй, пойду в туалет.

— Нет-нет. — Куинси высвободил руку, давая понять, что не нуждается в столь очевидной уловке. Он постарался, чтобы его голос звучал твердо и спокойно. Для человека, который провел большую часть жизни притворяясь, это было не так уж трудно.

— Никаких тайн. Здесь нет ничего такого, чего бы уже не знала полиция. Мы с Рэйни разошлись. На прошлой неделе. Я надеялся, что это временно. Думал, что, если я уйду, она испугается и бросит пить.

— Папа… — В голосе Кимберли снова зазвучало беспокойство.

Мак, наоборот, взял быка за рога:

— Когда это началось?

— Несколько месяцев назад. По крайней мере насколько мне известно. В августе нас вызвали на двойное убийство: мать и маленький ребенок. До тех пор Рэйни держалась.

— Вам обоим и раньше приходилось видеть жуткие вещи, — сказал Мак.

— Что такое «жуткие»? — Куинси пожал плечами. — Я, как профессионал, могу изложить тебе свою теорию. Тяжесть всего увиденного в конце концов придавила ее — можно назвать это кульминацией. Рэйни собиралась усыновить ребенка, и потому этот конкретный случай сильно на ней отразился — она не смогла абстрагироваться от ситуации, если угодно. Рано или поздно каждый из нас сталкивается с преступлением, которое принимает слишком близко к сердцу. С тобой это произошло несколько лет назад, Мак. С Рэйни — в августе.

Мак смотрел в сторону. Он не собирался отвечать, и они это знали.

— А как же усыновление? — спросила Кимберли. — Это должно было вселить в Рэйни надежду.

— Оно не состоялось.

— Папа…

— Естественно, из-за нашего разрыва я предстал в глазах орегонской полиции несколько в ином свете, — отрывисто сказал Куинси. — Сержант Кинкейд поделился со мной некоторыми деталями касательно хода расследования, но, очевидно, о многом умолчал.

— Прелестно, — отозвался Мак. — Как будто у вас и без того мало проблем.

— С одной стороны, — продолжал Куинси, — я нашел союзника в лице шерифа Шелли Аткинс — преемницы Люка Хэйеса. Она дала мне зацепку: судя по всему, мальчик, с которым работала Рэйни — Дуги Джонс, — сегодня утром уже знал, что Рэйни пропала. Он назвал Рэйни лгуньей и заметил, что лжецы получают по заслугам.

— Ты думаешь, это сделал ребенок? — нахмурившись, спросила Кимберли.

— Дуги семь лет, и потому вряд ли. Но все-таки… — Куинси пожал плечами. — Он трудный мальчик, у которого была нелегкая жизнь. Вполне возможно, он что-то знает о случившемся.

— И когда мы с ним поговорим? — поинтересовался Мак, отодвигаясь от стола и жестом прося официанта принести счет.

— Я подумал, что с ним могла бы побеседовать Кимберли. И как можно скорее.

— Я? — Кимберли поочередно взглянула на отца и мужа.

— Дуги не любит копов. И не доверяет мужчинам.

Кимберли прищурилась:

— А пока я буду общаться с этим очаровательным молодым человеком, чем займетесь вы?

— Поедем на ярмарочную площадь, разумеется. Кинкейд потратил уйму времени и сил, готовя заявление для прессы, но допустил серьезную промашку: он предполагает, что Эн-Эс непременно прочтет его до четырех часов.

— Потрясающе, — пробормотал Мак, уловив то, что осталось недоговоренным.

— Вот и я так думаю, — закончил Куинси.

Глава 15

Вторник, 15.09

— Ты веришь в настоящую любовь?

Голос донесся издалека, вместе с лязгом кастрюль и сковородок. Рэйни решила, что она снова спит. И ей снится темнота, из которой слышится раскатистый голос. Может быть, это рай.

В раю пахнет беконом, подумала она без тени иронии. Потом голос зазвучал снова:

— Моя мать верила в настоящую любовь. Верила, когда ложилась в постель с отцом. Верила, когда стирала ему одежду, покупала виски и получала от него тумаки. Мама была настоящим романтиком. Наверное, она любила отца вплоть до того самого момента, когда он избил ее до смерти. Мать называла это любовью, отец называл это повиновением. Если честно, я думаю, что оба они были идиотами.

Плеча Рэйни коснулась рука. Она вздрогнула и обнаружила, что сидит на самом краешке жесткого деревянного табурета и вот-вот упадет.

— Расслабься, — нетерпеливо произнес голос. — И соберись. У нас много дел.

Снова послышались звуки. Человек — мужчина, примерно от двадцати до тридцати лет, судя по голосу, — перемещался по комнате. Открылась и захлопнулась дверца холодильника. Треск, шипение, новый запах — яичница. Яичница с беконом. Завтрак.

Сейчас утро, подумала она, но без особой уверенности. С повязкой на глазах, со связанными руками трудно было определить время. Ее накачали наркотиками, и четкость восприятия постоянно менялась — то усиливалась, то снижалась. Рэйни помнила яркую вспышку, поездку в машине, письмо. Конечно, прошло какое-то время. Но какое именно?

Нужно сесть и подумать. Было куда проще лежать в темном, тесном багажнике. Пленникам не нужно размышлять. Пленникам не нужно чувствовать.

Рэйни поняла, что кляп исчез, хотя во рту пересохло настолько, что говорить было ничуть не легче, чем раньше. В следующую секунду она поняла, что может двигать ногами. Значит, он вытащил кляп и развязал ей ноги. Зачем? Она должна будет что-то сделать?

Это не может быть утро, решила Рэйни. Она выехала из дома во втором часу ночи. По ощущениям — двенадцать часов назад. Похититель, должно быть, вернулся поспать. В этом есть определенный смысл. После бурной ночи он приехал домой и теперь поглощает поздний завтрак. Сейчас середина дня. Уже лучше.

Он скреб по сковородке. В комнате запахло дымом и подгоревшим жиром. В ее сознании почему-то возник образ маленького помещения — крошечная кухня в запертом доме, в застоявшемся воздухе почудился запах несвежего белья.

Что-то скрипнуло — наверное, стул. Мужчина тяжело сел, и Рэйни вдруг почувствовала, как к ее губам поднесли вилку с куском яичницы.

— Ешь, но не торопись. От наркоты может затошнить. Если тебя вырвет, я не стану с тобой возиться.

От одного запаха яичницы у Рэйни в животе заходили волны. Она облизнула губы, попыталась что-то сказать, но безуспешно.

— Воды, — прохрипела она. Потом повторила чуть громче: — Воды.

Собственный голос показался Рэйни чужим. Сиплый, сдавленный. Голос жертвы.

Стул снова скрипнул. Мужчина поднялся. Она услышала, как он поставил на стол пластмассовую кружку и порывисто открыл водопроводный кран.

Кружка ткнулась ей в губы.

— Четыре глотка, потом кусок яичницы, потом еще попьешь. Давай, шевелись. Я не собираюсь ждать целый день.