Иванус Двуликий - Александр Лаврентьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что будет, если Охотник нас настигнет?
– С тобой – ничего. Ну, может, чуть-чуть накажут.
– Чуть-чуть – это насколько?
– Ну, там, лоботомию сделают. Дырку в черепе провертят, чтобы по времени не шастал, где не следует. Или, скорее всего, предложат стать Охотником. А вот у меня выбора не будет.
– Что-то похуже лоботомии? Убьют, что ли?
– Нет, не убьют, – от одной только мысли о возможном наказании Пестиримуса передёргивает до самого кончика хвоста. – Намного хуже. Буду сидеть в очень нехорошем заведении, вроде тюрьмы.
– Всегда думал, что смертная казнь хуже тюрьмы.
– Не в этом случае. Представь место, глубоко под землёй, из которого физически невозможно выбраться. Потому что времени там не существует. И заключение только пожизненное. И там несусветный, невообразимый холод, но он не убивает. Вечное страдание без смерти, сплошной Эверест. Что-то вроде скандинавского ада, только сквернее.
Каждый раз я узнаю что-то новое: оказывается, есть что-то похуже смерти. Заодно до меня доходит, до какой степени Пестиримус рискует. Нелегал в чужеродном мире. Постоянная маскировка, контроль над чужими органами чувств. Я-бы с таким не справился – возможно, мне действительно о чём-то лучше не знать?
Глава 13.
– Существует способ установить контакт с Пилигримами, – шапочки из фольги мы решили снять, поэтому путешествуем налегке. – Следует обратиться к посреднику, это некий древний старец. Он обитает вне пространства, но я знаю лазейку во времени, как до него добраться. Давай-ка мы его навестим.
По выходе из временного тоннеля, имеющего на этот раз вид турникета, мы оказываемся в тумане, настолько плотном, что Пестиримус пропадает из вида; из-за того, что тот становится всё гуще, я окончательно теряю ориентацию. Я парю в воздухе и мне непонятно, где здесь верх, а где низ, при том, что сама возможность застрять в месте, где нет времени, меня не очень радует: это-же ничего не понятно – во сколько просыпаться, когда обедать? Наконец, я вижу сквозь марево знакомый пушистый хвостик, он двигается как маятник.
– Раньше старик был гораздо общительней, однако его замучили бесконечными жалобами и просьбами. В многомиллионных количествах, пришлось создавать специальную канцелярию, но и она не справляется. И хочу предупредить. Старик он своеобразный, с капризами и заморочками, – наставляет меня Пестиримус. – Кстати, со слухом у него проблемы, поэтому при нём говори громче.
– Как к нему обращаться?
– В вашем мире его зовут Фоавас, но этим именем его называть нельзя, обращаться к нему следует – Ваше Всебожественное Ультра-величество.
Перемещаюсь следом за хвостиком, мы поднимаемся выше, туман разом заканчивается. От восторга у меня перехватывает дыхание, – мы оказываемся в поразительном месте, чем-то смахивающим на вершину облака! Мы двумя орлами гордо парим в вышине; кажется, что свет идёт отовсюду, у него нет единого источника, вроде солнца или лампочки. В облаке появляется просвет, и я вижу, что внизу, под ногами, кроме лазоревой бесконечности, ничего нет; первое время висеть, подобно воздушному шарику, непривычно, но скоро я перестаю обращать на подобное мелкое неудобство внимание.
– Ничего себе! Почему так, а не попроще?
– Видимо, возрастное, впрочем, скромностью он никогда не страдал – у старика что-то вроде мании величия в сочетании с первыми симптомами забывчивости: он считает себя тем, кто за шесть дней сотворил Солнечную систему, Землю и всё, что на ней находится. Отчасти это правда: в прошлом он возглавлял крупнейшее из известных во Вселенной конструкторских бюро, замечательные были специалисты. Потом произошёл конфликт, в основном – из-за авторских прав. Дело дошло до настоящей войны. Треть сотрудников ушла сразу, всё остальное его окружение из-за скверного характера патрона разбежалось позже, остались самые преданные. Его главный помощник с ним в пух-прах разругался, был уволен и сослан. Теперь заведует той самой временной тюрьмой, куда лучше никому не попадать. И застегни верхнюю пуговицу на рубашке, старик – строг и не любит расхлябанности.
Видимо, из тех же соображений с обликом Пестиримуса происходит необычная трансформация. Летящая рядом болонка оборачивается весьма странным существом, у него имеется одна голова без туловища, правда, с двумя лицами. Оба лица вполне себе человечьи, только вмести ушей у них симпатичные крылышки, они часто-часто вибрируют. Происходит это так быстро, что я даже не успеваю удивиться.
Свет усиливается, как будто облако со всех сторон подсвечивают прожекторами, словно сцену во время поп-концерта. Туман перед нами театрально расступается, а само появление старца выглядит вполне царственно, не хватает только торжественного звука фанфар и грома литавр. На нём белоснежная туника до пят, у него длинная до пояса борода и взлохмаченная седая шевелюра, поэтому эффектная подсветка сзади в виде парящего в пространстве фонарика с крылышками образует вокруг его гордо посаженной головы подобие нимба. Увы, его воистину божественную величественность портят симптомы явно запущенного радикулита – оказавшись поближе, я вижу, как сильно старец сутулится. Увы, когда старик направляется к нам, становиться видна его шаркающая походка, он с трудом переставляет по облаку ноги: сначала он шагает вполне бодро, потом каждый следующий шаг даётся всё мучительней, в итоге старец останавливается на полдороге и хватается за поясницу. Всё время в промозглом и сыром тумане – да никакая спина, даже самая здоровая, учитывая столь почтенный возраст, такого климата не выдержит!
– Ты кланяться не разучился? – шепчет мне Пестиримус, – Порадуй старика, ему будет приятно. На колени падать не обязательно.
– Приветствую вас, чада мои! – у меня в ушах гремит хрипловатый голос того, кто долго ни с кем не разговаривал, – Какая нужда привела вас?
В ответ на приветствие я пытаюсь выразить своё почтение и выполнить то, о чём просили, однако вместо книксена у меня получается что-то вроде фигуры высшего пилотажа: вращения с попаданием в штопор при выполнении мёртвой петли. Я переворачиваюсь через голову, машу руками и с трудом возвращаюсь на место.
Неожиданно туман наполняется полупрозрачными шариками, у каждого шара по два крылышка. Один из них оказывается от меня на расстоянии вытянутой руки, я понимаю, что это быстро крутящееся колесо. Оно вращается не только вокруг обода, но и сам невидимый обод вертится настолько быстро, что сливается в одно целое! Видимо, это что-то вроде свиты; порыв лёгкого ветерка – и их куда-то сдувает. Из тумана выплывает кресло с высоченной
