Магнатъ - Кулаков Алексей Иванович

Иван Иванович откинул крышечку своей чернильницы, не глядя, ткнул в нее пером, скребанув по донышку, и поставил размашистую визу.

– Если оно у вас вообще будет – это самое дальнейшее продвижение. Всего хорошего, Георгий Иванович!..

День, начавшийся просто дурно, затем пошедший совершенно отвратительно, закончился для полковника и вовсе ужасно – его обидчик устроил в офицерском собрании большой открытый прием. За свой счет, разумеется, и счет немалый – дорогое шампанское, ви́на, шоколад и цветы для дам, небольшие сувениры всем присутствующим… Те самые проклятые пистолеты-зажигалки! Не пойти на прием было просто невозможно (князь прислал именное приглашение, на обороте которого еще раз подтвердил свою готовность к извинениям). Пойти?.. Да проще было застрелиться, чем терпеть неизбежные косые взгляды и насмешки. Откуда все только и узнали?!.. Впрочем, наверняка младший из Мосиных постарался – низкий человечишко, подлая порода[20]…

– Проклятая провинция!!!

На прием он так и не пришел. Но было бы настоящим преувеличением сказать, что все остальные от этого сильно огорчились – нежданное развлечение и отменное угощение (вкупе с обилием танцев) оказались для них куда важнее. Хотя его определенно вспоминали – уж очень некстати на бывшего представителя Военного ведомства напала икота. А вот то, что уже он в свою очередь вспоминал про Митрофана Ивановича тихим незлобивым словом, на последнем никак не сказалось – новый председатель приемной комиссии был слишком увлечен наблюдением. Не за дамами (понаблюдаешь тут, когда супруга под боком бдит, почище иной львицы) – за самим виновником торжества. Его сиятельство и в самом деле сиял, очаровывая незамужних девиц и дам и в две-три фразы располагая к себе господ офицеров, и без того немало возбужденных открывающимися перспективами – Александр Яковлевич «проговорился», что желает одновременно с модернизацией собственно завода украсить и сам город оружейников. Немного новых доходных домов для проживания мастеровщины и приличной публики – старые в основной своей массе были слишком уж неприглядны на вид; большой пассаж с товарами производства его компаний – это непременно придаст оживление торговле (и безмерно разнообразит досуг присутствующих дам); кинотеатр по образцу тех, что недавно открылись в столицах…

– Этот прием запомнят надолго.

– Надеюсь, Сергей Иванович, надеюсь.

Возникший, словно бы из ниоткуда, князь поводил рукой, выбирая себе бокал на подносе. Определился, подхватил хрусталь за коротенькую толстую ножку и присел напротив братьев, что расположились на диванчике в небольшой комнатке-нише.

– Спрашивайте, господа.

Митрофан и Сергей покосились друг на друга. И тот и другой прекрасно знали, что хотят спросить, однако вот – немножечко стеснялись. Больно уж вопрос был неудобный.

– Скажите, Александр Яковлевич… а зачем вы так – с полковником?

Глядя в округлившиеся в притворном удивлении глаза аристократа высшей пробы, старший брат упрямо сжал губы и продолжил:

– Признаю, у меня с ним были определенные трения, но – в этот раз он был в своем праве. Ваши же люди его оскорбили самым грубейшим образом, и офицерская честь вынуждает меня поинтересоваться причинами, по которым!..

Прежний председатель приемной комиссии завода почувствовал, что начинает горячиться, и мысленно проклял свой дурной характер. Проклял и гордо вскинул голову – предавать свои принципы он не собирался, ни за какие блага мира.

– Я не верю, что эти двое вот так взяли, и решили посамовольничать – другие, кто не бывал на Сестрорецкой фабрике, в это, может быть, и поверили, но не я.

– Разве?

– Да! Они фанатично преданны вам и поступить так могли только по вашему прямому указанию. Самим бы им такое и в голову не пришло – так подвести ВАС.

– Господи! Фанатично!.. Самовольно!.. Слова-то какие – я бы сказал, излишне громкие. Неужели вас, Сергей Иванович, и вправду занимает подобная мелочь?

– Оскорбление нижним чином вышестоящего – это отнюдь не мелочь. Это покушение на основы!..

В желтых глазах промелькнул короткий всполох-смешинка.

– Начнем с того, что никаких нижних чинов на стрельбище не было и быть не могло. Мои служащие БЫЛИ когда-то ими, но уже давно не являются. Далее, оскорбил полковника Я. Мои люди, мой приказ, моя ответственность.

Оружейный магнат качнул бокалом, слегка вращая и наблюдая за игрой вина, и продолжил, предвосхищая уже готовый прозвучать вопрос:

– А может, я просто хотел сделать вам приятное?

– ?!

– Шучу, конечно же шучу.

В единый миг доброжелательный собеседник исчез, и перед братьями сидел совсем другой Агренев.

– Сокерин мне мешал, и я его убрал с завода.

– Таким образом?! Но ваши возможности… Ведь вам достаточно было всего лишь поговорить с его высокопревосходительством, и полковника куда-нибудь тихо перевели.

– Мог. И говорил – в частности, касательно вас. И вашего брата. И еще десятка специалистов на других заводах. Если человек способен принести по-настоящему ощутимую пользу империи, я обязательно поддержу его всеми доступными мне средствами. Даже если лично мне он глубоко противен. А вот если от человека вреда больше, чем пользы, – то зачем он тогда вообще нужен? И уж тем более я не буду упоминать его в беседе с военным министром, для этого имеется превеликое множество иных, более достойных личностей.

Двое мужчин от таких откровений ошарашенно переглянулись.

– Тогда почему же?..

– Зачем это вам? А впрочем… почему бы и нет? На данный момент Ижевский оружейный и Пермские пушечные заводы имеют вполне разумных и вменяемых – как начальников, так и представителей Военного ведомства. Люди там по-настоящему болеют за порученное дело, и у нас с ними сразу сложилось полнейшее взаимопонимание. На Сестрорецком казенном примерно через год станете начальником вы, Сергей Иванович. А вот на Тульском оружейном меня кое-что не устраивало, и я это «кое-что» поправил. Теперь модернизация и прочие работы здесь будут проходить без заметных проволочек и почти без моего участия – с техническими вопросами вполне справятся заместители.

– Но зачем же все именно так?

Князь глотнул рейнского и отставил бокал.

– Чтобы другие такие сокерины не путались у моих заместителей под ногами, мешая и пытаясь командовать там, где ничего не понимают. Сколько раз вы объясняли полковнику, что сроки переналадки станков и оснастки взяты не с потолка, а являются плодом тщательных и вдумчивых расчетов? И сколько раз он в ответ опять требовал урезать эти сроки? Вы отменяли его несвоевременные и глупые распоряжения, успокаивали начальников цехов после общения с ним, писали рапорты и объяснительные записки чуть ли не на каждый свой чих, самостоятельно сносились с министерством при каждой задержке в ассигнованиях, успокаивали мастеровых, премируя из своего жалованья… Сколько вами бездарно потрачено времени и сил?.. У меня же, как и у моих людей, нет никакого желания и возможности повторять ваш, не побоюсь этого слова, подвиг, ежедневно общаясь с разными самовлюбленными болванами. Все мнимые достоинства которых есть всего лишь чрезмерно развитое чувство собственной значимости.

– Но все же, ведь можно же было как-то и иначе?..

– Довольно, господа. Вы услышали достаточно.

Митрофан, промолчавший весь разговор, решил кое-что уточнить, рассчитывая, что ему все же ответят – слишком многие прозвучавшие слова были удивительно созвучны его мыслям.

– Последний вопрос, ваше сиятельство.

Аристократ, затянутый в вицмундир Военного ведомства, легко улыбнулся, опять превращаясь в приятного собеседника.

– Прошу ко мне по-простому, не чинясь. Нам ведь предстоит долгое сотрудничество, не правда ли?

От такого намека на блестящие перспективы настроение младшего Мосина воспарило в небеса.

– Александр Яковлевич. Что, если бы вместо Георгия Ивановича пришел помощник начальника завода? Его бы тоже не пропустили? Ведь, насколько я знаю, ни того ни другого ваши люди прежде не видели?