Военно-эротический роман и другие истории - Борис Штейн

* * *

Когда, окончив дальние походы,Я сразу стал невероятно штатским,Мир был моим, доверчивым и шатким,Весь в смене настроений и погоды.

И если небо ежилось простудно,Я видел лица пасмурных прохожих,Я чувствовал озноб всеобщей дрожи,И было мне невесело и трудно.

Но иногда веселыми глазамиСиял мне мир, как тысяча парадов.Солнц было столько, сколько женских взглядов,И лишь одно – неглавное – над нами.

До чего же она непредсказуема, эта мужская натура! Казалось бы, получив нежданную посылку от любовниц, человек должен проникнуться к ним теплым чувством и с нежностью вспоминать недавние любовные утехи. У человека же в рыжей голове щелкнуло какое-то непредсказуемое реле, и мысли его устремились к латышской девушке, самой лучшей, самой нежной и самой желанной изо всех девушек и женщин, населявших планету. Казалось, окажись она рядом – и все неприятности займут скромное второе место, уступив одной только любви. Со стыдом и досадой вспоминал свой залихватский демарш с фотографией, на которой написал «Я умер». «Шут гороховый, – казнил себя Мартын. – Умер он, дубина стоеросовая!» Гостинцы, между тем подъел, силы восстановил более или менее.

С гауптвахты его выдворили утречком, после завтрака – с тем, чтобы он успел получить документы и сегодня же убыть из городка.

Рита и Надя поджидали недалеко от ворот. Они рассчитывали на повторение бурной ночи.

– Нет, – сказал Мартын. – Приказано убыть поездом сегодня вечером.

За передачу поблагодарил, поцеловал каждую, но как-то спокойно, по-товарищески.

Когда Мартын явился на плавказарму, приказ о его отчислении из госкомиссии, а также командировочное предписание и проездные документы были уже готовы, вручил ему их писарь строевой канцелярии. Мартын убыл, не попрощавшись.

На корабле Мартын сразу угодил дежурить, потом принялся налаживать занятия по специальности – за время его отсутствия старшины подзапустили это дело. Командир поглядывал на него хмуро, обронил, что Мартына ждет то наказание, которого он заслужил. Разжалование? Понижение в должности? Увольнение в запас за морально-бытовое? Это все не угнетало. Угнетало то, что по утрам на подъеме флага рядом с командиром маячила фигура замполита Бравого, и целый день они с Бравым сосуществовали на узком пространстве эскадренного миноносца. Замполит вел себя с Мартыном корректно, никаких неслужебных разговоров не заводил. Настроение, однако, было дрянным, просто никогда в жизни не было у Мартына такого дрянного настроения. Заваливаясь вечером в койку, он вызывал мысли о Дзинтре – только они чуть-чуть утешали. Иногда в голову нагло лезли образы Карасевских женщин, но он отгонял их, и они послушно удалялись, уступая место прекрасной латышке.

И вдруг однажды…

– Товарищ капитан-лейтенант, вас к командиру.

– Товарищ командир, капитан-лей…

– Садитесь, Зайцев.

– Есть.

– Поедете в Калининград, на прием к командующему флотом. Мартын изобразил на своем лице удивление.

– Удивлены?

– Так точно!

– Чему удивляетесь?

– Если каждого подвыпившего офицера вызывать на прием к командующему, флот разорится на командировочных.

– Острите?

Мартын молчал.

– Юмор невеселый, – припечатал командир. – И неудачный. Но вас вызывает командующий по другому поводу. Что там у вас произошло с приемкой материальной части БЧ-2? Произошло что-то?

– Так точно!

– Что ж вы мне не доложили?

– Вы не спрашивали.

– Где уж мне! Ваши фокусы не успеваешь отслеживать. Ладно, докладывайте.

Мартын рассказал все, как было.

– А, вот оно что! – проговорил командир, так значит, вас по этому поводу! Готовьтесь к обстоятельному докладу командующему.

– Но у меня все выкладки в секретной тетради. Там, в Корасеве.

– Вашу тетрадь доставят в штаб флота фельдъегерской почтой. Интересно только, как же в штабе узнали обо всем этом? Вряд ли адмирал Ядин сообщил о ваших разногласиях.

– Не могу знать, – по-уставному ответил Мартын.

– В понедельник в двенадцать ноль-ноль быть в штабе флота. Командировочное возьмите у писаря. Я уже подписал. И обратите внимание на форму одежды. Тужурка, кремовая рубашка. Чтобы складки на брюках – как ножи. Бриться не с вечера, а в день приема.

– Есть.

Мартын прибыл в штаб за час до назначенного времени. В секретной части получил свою рабочую тетрадь и, листая ее, сидел в приемной. Ровно в двенадцать адъютант командующего раскрыл перед ним массивную дверь адмиральского кабинета и, пропустив вперед Мартына, деликатно пристроился у стенки с блокнотом в руках Командующий вышел из-за могучего стола и шагнул навстречу Мартыну. Он был в кремовой рубашке и черном форменном галстуке. Тужурка покоилась на спинке кресла. Мартын заворожено смотрел на погон с тремя звездами полного адмирала.

– Товарищ адмирал, капитан-лейтенант Зайцев по вашему приказанию прибыл!

В кабинете находился флагманский артиллерист Балтийского флота контр-адмирал Бойко и член военного совета вице-адмирал Чубов. Командующий представил адмиралов, они поздоровались с Мартыном за руку.

– Докладывайте, товарищ капитан-лейтенант, что у вас произошло при приемке базового тральщика.

– Ничего, товарищ адмирал. Скорострельность носового орудия ниже формулярной. Вот расчетные таблицы, – Мартын протянул прошнурованную и пронумерованную рабочую тетрадь, раскрытую в нужном месте.

– Флагарт, посмотрите, – распорядился командующий.

Контр-адмирал кивнул и погрузился в таблички, расчерченные и заполненные Мартыном. Ему понадобилось не более двух минут, чтобы отчеканить:

– Так точно, скорострельность ниже формулярной. Адмирал нажал на кнопку селектора:

– Писаря секретного ко мне! С тетрадью учета выдачи.

Через минуту в кабинете показался молодой главный старшина. Можно было поручиться, что у него шел первый год сверхсрочной службы.

– Главстаршина, спишите с капитан-лейтенанта его рабочую тетрадь и запишите на контр-адмирала Бойко. Когда формальности были выполнены, и писарь покинул кабинет, командующий сказал:

– Капитан-лейтенант Зайцев, вы поступили принципиально и заслуживаете поощрения. Но поощрять мы вас не будем, потому что вы грубо нарушили воинскую дисциплину.

Он сокрушенно вздохнул:

– Как же вы могли, капитан-лейтенант! Такой разумный, такой принципиальный офицер…

Ответ Мартына был универсален. Он потупил глаза и проговорил:

– Так получилось!

– Вы будете переведены в артотдел флота. Флагарт, возьмете к себе этого артиллериста?

– Возьму, – сказал контр-адмирал. – Работы хватит.

– Только не расценивайте это, как поощрение, товарищ Зайцев.

Это просто кадровая перестановка в интересах службы.

И, обратившись к адъютанту:

– Мичман, подготовьте приказ!

Адъютант сказал «Есть!» и что-то чиркнул в блокноте.

– И коменданту Карасева – благодарность командующего.

Сформулируйте там…

– Разрешите вопрос, товарищ адмирал? – осмелел Мартын.

– Спрашивайте.

– За что поощрение коменданту Карасева подполковнику Топило?

Командующий усмехнулся:

– Этот подполковник совершил сразу два достойных поступка. Во-первых, пресек непотребное поведение одного капитан-лейтенанта, во-вторых – одного контр-адмирала.

– Как же он сумел доложить? – удивился Мартын.

– Нашел способ, проявил инициативу.

«Дорогая Дзинтра, моя любимая!

Как ты живешь, что у тебя нового, как твое здоровье? Я живу ничего. Мне дали в Калининграде однокомнатную квартиру, и я в ней живу один. Хотел завести собаку, но не имею возможности: у меня бывают дежурства, бывают и командировки – собачку будет не на кого оставить. С Лизаветой мы разошлись по взаимному согласию, так что я теперь свободен. Дорогая Дзинтра, если бы ты согласилась приехать ко мне, я был бы безмерно счастлив и рад. Я пишу это тебе уже четвертый раз, но ответа ни разу не получил, поэтому думаю, что мои письма к тебе по какой-нибудь причине не дошли, а это, может быть, дойдет. На службе меня ценят, взыскания сняли, представили к очередному воинскому званию «капитан третьего ранга». Это радует, но без тебя мне радость не в радость. Откликнись, вспомни наши дни и наши ночи, полные страсти и опасности.

Целую тебя, дорогая, любимая Дзинтра.

Это письмо, как и прежние, осталось без ответа. И Мартын начал понимать, что дело здесь не в том, что письма не доходят, а в том, что с ним не хотят больше поддерживать отношения. Пока он метался в своих обстоятельствах, у Дзинтры тоже могли появиться какие-нибудь обстоятельства – мало ли! К тому же у женщин, думал Мартын, все сложнее. Если мужчина может провести сумбурную ночь с двумя лесбиянками и потом просто отряхнуться и забыть все это, то у женщин все, наверное, не так. При мысли, что у Дзинтры мог кто-то появиться, у Мартына щемило сердце. Однако нужно было продолжать жить и служить, и Мартын служил, как всегда, старательно и был на хорошем счету. Что касается личной жизни, то ее не было, хотя времени для нее было больше, чем достаточно. Никогда за все годы корабельной службы Мартын не ощущал себя таким вольным казаком. Ежедневно в восемнадцать часов он «запирал море на замок» и отправлялся восвояси. Его жилье постепенно приобрело вид убежища аккуратного, энергичного холостяка. Перекладина в проеме двери. Гантели на маленьком деревянном помосте. Самодельная гладильная доска. Маленькая фотолаборатория в ванной комнате. Небольшая книжная полка с непременными Пикулем, Асадовым и Евтушенко. И фотографии на глухой стенке. Фотографии из собственной жизни. Все – в рамочках и застеклены. Мартын не допускал неаккуратности. В квартире всегда было чисто. По субботам Мартын производил большую мокрую приборку, в остальные дни – малую сухую. Как на корабле. Что же до женщин… Эту тему закрыли. С него хватит. Есть на свете одна, самая главная, женщина, которая не отвечает на его письма и сменила почему-то номер телефона. И ладно, и пусть. Мартын сам себе не скучен. Сам себя, можно сказать сделал. Плоть молодая бунтует, конечно, но с ней можно справиться. Пробежки по кромке пустыря. Силовые упражнения. Контрастный душ. Руки, ноги, спина, пресс накачены, как у профессионального спортсмена. В бане, например, не стыдно раздеться. Знай рыжих!