Военно-эротический роман и другие истории - Борис Штейн

– Не прекращай! Все равно! Не прекращай, я подохну!

Движение замполитовской задницы возобновилось с прежней силой. Когда раздался, наконец, победный стон, Мартына в комнате не было. Любовники одевались молниеносно, словно по сигналу боевой тревоги. Лиза первая привела себя в исходное положение. Туго затянутый халат и приглаженные волосы вернули ей цивилизованный вид. Она заглянула в кухню и в ужасе вскрикнула. На табуретке возле кухонного столика сидел ее муж и корчился от истерического смеха. Лиза пыталась начать какую-нибудь фразу, какую-нибудь идиотскую, ничего не значащую фразу вроде «давай поговорим» или «я сейчас все объясню», но это было бесполезным занятием. Мартын не слушал жену, он только слабо отмахивался от нее. Смех душил артиллериста, он не мог с ним справиться. Он стал задыхаться, лицо обрело синий оттенок. Тут и Бравый появился на кухне. Он моментально смекнул, что дело может окончится плачевно, если не вывести человека из транса.

– Прекратить! – рявкнул он командным голосом и, схватив подчиненного за плечи, принялся его трясти.

Мартын вдруг успокоился, встал с табуретки и глубоко вздохнул.

– Смешно, – как бы оправдываясь, пояснил он. Потом по-боксерски, без замаха, нанес сокрушительный удар по замполитовскому подбородку. Перешагнул через рухнувшее тело капитана третьего ранга и вышел из квартиры, хлопнув дверью. Не пройдя и половины лестничного пролета, услышал звук открывающейся двери.

Оглянулся. В проеме двери стояла Елизавета и смотрела на мужа взглядом, не вмещавшем в себя ничего доброго.

Мартын спросил:

– А ребенок будущий – чей?

– Да уж не твой! – произнесла она тоном безжалостной учительницы.

Артиллерия базового тральщика состояла из одной автоматической пушки 37–го калибра, установленной в носовой части корабля. Смехотворный объем работы для опытного артиллериста давал повод предполагать, что командировка будет носить прогулочный характер. Одна пушка для целого командира БЧ-2 эскадренного миноносца! Мартын предпочел бы, чтобы работы было больше, чтобы она заняла все его мысли, вытеснив из головы тупики и загогулины личной жизни. Но объект госприемки был один, и на этом объекте имелась одно артиллерийское орудие, которое предъявлял Мартыну один единственный представитель артзавода «Арсенал». Это был мощный, кряжистый дядька лет пятидесяти, чем-то неуловимым напоминавший Иманта, отца Дзинтры. Когда Мартын это понял, у него что-то заныло внутри и появилось простое желание выпить водки. Он мысленно одернул себя: «Не бывать этому! Что угодно, только не это!» Обслуживал пушку старший матрос из сдаточной команды. Зачехлить– расчехлить этим ограничивались его обязанности.

Представителя «Арсенала» звали Петром Ивановичем Карпухиным. Он сразу после знакомства передал Мартыну документацию: техническое описание, формуляр и приемный акт военпреда – представителя Вооруженных сил на судостроительном заводе. Мартын расположился с документами в своей каюте на плавказарме и принялся их досконально изучать. Нутро он сказал Петру Ивановичу:

– Проведем швартовные испытания. Проверим параметры и согласования.

Петр Иванович пожал плечами:

– Военпреды же все проверили. Вот акт. Вы что акту не доверяете?

– Доверяй, но проверяй! – Засмеялся Мартын. – Дело важное. Комиссия государственная. Ошибки быть не должно.

Три дня, до самого выхода в море, проверяли все пункты технического формуляра: миллиметры, граммы, градусы. А также запасное имущество, Старший матрос Зябликов, единственный комендор в сдаточной команде, смотрел на Мартына с уважением и печалью. С уважением – потому что увидел в Мартыне грамотного офицера, настоящего специалиста своего дела. С печалью – потому что рухнули надежды отоспаться на госиспытаниях. Петр же Иванович Карпухин не скрывал раздражения:

– Вот видите, – ворчливо заметил он, когда закончились проверки. – Все же сходится. Чего было суетиться!

Он догадывался, что в море, на ходовых испытаниях, этот не в меру старательный капитан-лейтенант вымотает из него душу. И он не ошибся. Когда возникли трудности с обеспечением самолетом для стрельбы по воздушной цели на пониженной высоте, Мартын отказался стрелять по случайным бортам гражданской авиации. Несчастный шар-пилот запускали шесть раз(!) пока не добились идеальной согласовки приборов управления. Но главный сюрприз Мартын преподнес Петру Ивановичу, когда проверяли режим автоматической стрельбы. Мартын просто взял секундомер и замерил скорострельность. Время показал секундомер. Количество выпущенных снарядов – безупречный механический счетчик.

Мартын разделил одно на другое и заявил оторопевшему представителю «Арсенала»:

– Скорострельность ниже формулярной на двенадцать с половиной процентов.

Они стояли на мостике. Корабли шел в гавань после окончания третьего дня ходовых испытаний. Услышав слова Мартына, Петр Иванович пришел в настоящее бешенство. Грубая брань сорвалась с его побледневших от качки губ.

– Не грубите, спокойно произнес мамонт нарезной артиллерии, которого не брала никакая качка, – брань – неубедительный довод.

Плавказарма, эта железная гостиница, стояла в тихой гавани, защищенной от капризов моря бетонными волнорезами. На дверях некоторых кают поблескивали медные таблички с указанием должностей их обитателей. Но одной из них черным на желтом красовались слова: «ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ГОСУДАРСТВЕННОЙ КОМИССИИ». Мартын, постучав, отворил дверь.

– Вызывали?

Адмирал сидел за письменным столом в расстегнутом кителе и по-домашнему прихлебывал чай из стакана, помещенного в подстаканник. При появлении Мартына чай отставил и выпрямился в своем кресле, подался вперед, привалясь к столу полным телом.

– Что у вас за неразрешимые проблемы, артиллерист? – хмуро спросил он.

Кроме председателя госкомиссии контр-адмирала Ядина в каюте находились главный сдатчик судостроительного завода Сандлер и представитель» Арсенала» Петр Иванович Карпухин.

– Да какие там проблемы? – вместо Мартына ответил Петр Иванович. Скорострельность в море замерялась примитивно. Военпреды проверяли две недели назад. Все в норме.

Мартын молчал. Не вступал в перебранку. Ждал, когда спросят. И спросили.

– Товарищ капитан-лейтенант, вы готовы подписать акт государственной приемки?

– Никак нет, товарищ адмирал, не готов.

– Значит так, – вступил в разговор главный сдатчик Сандлер, человек с вечно озабоченным лицом. – Значит, завод год работал, коллектив вкалывал, не жалея сил, спустил на воду десятки судов и военных кораблей, и теперь из-за вашего, молодой человек, каприза у нас окажется невыполненным годовой план. И многотысячный коллектив лишится и квартальной, и годовой премии! – Он сокрушенно покачал головой. И замечание-то не по судостроительной части, по части завода «Арсенал»! При чем же здесь коллектив нашего завода?! Товарищ адмирал, найдите какой-нибудь выход!

Адмирал хмуро посматривал то на Мартына, то на Сандлера, то на Петра Ивановича. Сандлер с трудом удерживал руки, которые рвались обхватить сокрушенную голову. Петр Иванович только пыхтел от возмущения.

– У «Арсенала» со дня основания не было рекламаций, – проговорил он, глядя через иллюминатор в неопределенное пространство. – Не было, и нет!

Адмирал краснел от напряжения мысли. Он ни на минуту не сомневался в правоте Мартына. Он понимал, что мелкими доработками здесь не обойтись, потому что скорострельность зависит от геометрии казенной части. Необходим комплексный перерасчет и комплексная переделка. За шесть лет его работы председателем госкомиссий такого не было. Адмирал Ядин также понимал, что неподписание акта является допустимым вариантом его деятельности. На то и государственная комиссия, а зачем же она иначе нужна. Если всегда все принимается, то зачем жечь топливо на госиспытаниях! Но Ядин знал и другое. Два дня назад завод отправил на его дачу комплект кухонной мебели, и установил ее во флигеле, который сам же и возвел силами своей бригады строителей. Не подписание акта грозит скандалом, где вскроется… И прощай тогда «клуб знаменитых капитанов», как флотские остряки называли отдел председателей госкомиссий. Прощай, адмиральская зарплата, партийный билет и тысяча мелочей, которые составляют понятие «статус». Статус терять нельзя, как нельзя терять голову. О дачных делах знал и Петр Иванович Карпухин, и, конечно же, Сандлер, и, даже Мартын Зайцев. Три пары глаз устремились на председателя. Штатские люди полагали, что адмирал может запросто приказать капитан-лейтенанту подписать акт. Адмирал же!

А он не мог.

Не мог приказать подписать.

И не мог согласиться с неподписанием.

Молчание длилось довольно долго. Наконец, адмирал приосанился и сказал солидно:

– Все свободны. Я подумаю. И когда народ двинулся к двери, прозвучало: