НИГ разгадывает тайны. Хроника ежедневного риска - Илья Симанчук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Опытному глазу о многом говорили и клейма, украшавшие наружные поверхности снарядов. Они даже сообщали так называемые отпечатки проб на твердость металла, словно бы специально для Каплина! Ну а по клеймам внутризаводского контроля можно было установить и завод-изготовитель.
Одним словом, выходило наподобие задачи. Интересно, взялся бы за ее решение знаменитый Шерлок Холмс? Кое на что проливали свет и рассказы пленных, а также некоторые агентурные данные. Весь этот калейдоскоп должен был в конце концов высветить вполне конкретные места размещения заводов боеприпасов на карте…
В результате стала вырисовываться довольно ясная картина расположения военных заводов и складов, схема кооперирования военной промышленности и в Германии, и в оккупированных ею странах.
В результате анализа и сопоставлений, с помощью математических выкладок, мало-помалу раскрылась весьма замысловатая система. По клеймам и маркировкам группа начала распознавать те или иные заводы, выпускавшие боеприпасы. По отдельным индексам, скажем «KS» или «CS», определялись города, в которых расположены эти заводы.
Полученные таким путем данные неоднократно проверялись. После проверки они направлялись командованию бомбардировочной авиации дальнего действия. Переданы они были и союзникам.
Вскоре стало известно об удачной бомбардировке советскими эскадрильями одного из вражеских центров производства боеприпасов. Затем наступила очередь союзников, и английские самолеты разбомбили два германских завода, выпускавших снаряды.
— Вот здорово! — ликовал Клюев. — Точно в артиллерии— стрельба с закрытой позиции. Тут у нас — куда уж как закрытая позиция, но помогаем бомбардировщикам на цели выйти! А представляете — вот бы обрушить точные удары на их заводы, выпускающие капсюли, капсюльные втулки? И пожалуйста, гоните себе, господа фашисты, снаряды без числа и края. Раз капсюлей нет, будут они у вас — наподобие дров…
Еще не раз наступал праздник у членов группы. Радость приносили им результаты сопоставлений и анализов, доказывавшие, скажем, что конкретный вражеский завод перестал поставлять боеприпасы, судя по всему, после точной бомбардировки и «приказал долго жить».
Как-то Клюев шутливо размечтался:
— Вот бы мне ненароком очутиться у проходной какого-либо германского завода, выпускающего взрывчатку!
Я бы только на людей смотрел да подмечал: ага, губы посинели или там — волосы порыжели… И уже можно было бы точно определить, какие взрывчатые вещества тот завод выпускает.
Как-то в подвал НИГ поступили снаряды в толстых картонных футлярах. И по такому снаряжению, и по этикеткам, и по маркировкам группа Клюева установила: произведены эти снаряды еще до начала войны. Вывод мог быть лишь один: у фашистов пошли в ход мобилизационные запасы…
А когда появились снаряды и целые выстрелы, окрашенные в желтый цвет, тут и на маркировки смотреть не понадобилось — сразу понятно: ограбили господина Роммеля— спешно передали Восточному фронту то, что предназначалось для сражений на африканском театре военных действий.
— Хоть бы за это сказали спасибо союзнички доблестные, для которых и бон в Африке — почти что непосильные испытания, — заявил в сердцах Салазко, прослушав по радио очередную сводку.
Между тем, как потом стало ясно из документов, летом сорок второго года, в такой тяжелый для Советского Союза период, когда почти все германские резервы были переброшены на восток, возможности для высадки союзников и открытия долгожданного второго фронта появились поистине великолепные. Ведь во Франции, Бельгии и Голландии оставалось не более тридцати трех фашистских дивизии, которые к тому же не имели необходимых средств передвижения и техники. Более того, около половины этих дивизий, измочаленных на советско-германском фронте, находилось на отдыхе и практически было небоеспособно.
В то же самое время вооруженные силы Великобритании и США значительно превосходили германские войска как по общей численности, так и по вооружению. И высадиться в Европе им ничего не мешало, и успех их ждал вполне определенный… Вот только в планы правительств этих государств, в расчеты их всемогущих деловых кругов успех такой в сорок втором году никак не входил.
Для гитлеровского командования двуличная стратегия англичан и американцев была, по сути, прямым подспорьем. Ничуть не обеспокоенное на западе, оно по-прежнему сосредоточивало все силы на Восточном фронте. И к осени сорок второго вражеским армиям удалось продолжить свое наступление на юге, захватить Донбасс, богатые сельскохозяйственные районы Дона и Кубани, приблизиться к нефтяным месторождениям Кавказа, а главное — прорваться к Волге.
Только благодаря невиданным в истории войн по стойкости и упорству оборонительным сражениям, которые вели советские войска, удалось измотать и обескровить гитлеровские полчища, нанести им ряд сокрушительных поражений, покончивших с их былым превосходством.
Колоссальную роль сыграла в этих сражениях наша артиллерия, подлинный «бог войны». Кумулятивными и бронебойными снарядами уничтожали огневики вражеские танки и самоходки, осколочно-фугасными артналетами рассеивали скопления пехоты. К ноябрю сорок второго года не только по качеству, но и по числу орудий и минометов всех калибров перевес был уже на нашей стороне.
В декабре Клюев сам направился под Сталинград — проверить, какова эффективность боеприпасов, созданных по разработкам и рекомендациям его группы. Вовсю шло мощное контрнаступление наших войск. Более чем трехсоттысячная группировка Паулюса была зажата плотным кольцом окружения. Когда советские войска нанесли сокрушительное поражение врагу у железнодорожной станции Котельниково, наголову разгромив части, посланные Манштейном для деблокирования окруженной армии Паулюса, появилась возможность посмотреть на то, что побросали, удирая без оглядки или сдаваясь в плен, «непобедимые завоеватели».
Несколько дней потратил Клюев на этот осмотр, то и дело приходя в изумление. Ему удалось обнаружить там орудия и боеприпасы почти всех европейских стран. «Немудрено, — убеждал он сам себя, — ведь сюда были переброшены гитлеровские войска и с Кавказа, и из Франции, и из Польши, и из самой Германии… Но что же они сюда притащили, бог ты мой! Не только новое, созданное перед войной и в ходе ее, а и всякое старье. Даже румынские неуклюжие пушки с бронзовыми стволами.
Всех немцы обобрали, всех обчистили. Очень, очень показательная картина… О многом она говорит! Вот вернусь — подробно доложу Снитко…»
…Вспомнилась почему-то их совместная осенняя командировка в Среднюю Азию. Выполнив задание, они возвращались в Москву. Самолет на аэродроме слишком долго готовили. Вечерело… Стоя на взлетном поле, Слитно снял фуражку и подставил теплому ветерку свою гладко выбритую, словно изваянную скульптором, лобастую голову. Помолчал, глядя в лунное небо. Потом повернулся к Клюеву, неожиданно улыбнулся:
— Я вам, Алексей Игнатьевич, сейчас стихи почитаю, а вы припомните, кто автор. Я только чуть-чуть изменю слова. Пусть на современный лад прозвучат…
И негромко, четко отделяя строфу от строфы, прочел:
Они кричат, они грозятся:«Вот к стенке мы славян прижмем!»Но как бы им не оборватьсяВ задорном натиске своем!
Остановился и живо спросил:
— Вспомнили?
— Дальше, пожалуйста! — попросил Клюев.
— Извольте:
…Так пусть же с бешеным напоромТеснят нас немцы и прижмутК ее бойницам и затворам,Посмотрим, что они возьмут?
Как ни бесись, вражда слепая,Как ни грози нам буйство их:Не выдаст нас стена родная,Не оттолкнет она своих…
— Минутку, товарищ генерал, — перебил Клюев, — Я, кажется, вспомнил. Это Тютчев, стихотворение «Славянам».
— Молодцом, Алексей Игнатьевич, — снова улыбнулся Снитко. — Ровно семьдесят пять лет назад написано!
— Тогда еще Бисмарк Германию объединил своим «методом железа и крови». На Данию напал, на Австрию, потом — на Францию. России не раз угрожал, союзы против нее заключал…
— Знаете, знаете, — прервал его Снитко, точно студента на экзамене. Посмотрел на темно-синюю гряду облаков, пересекшую молодой месяц, и прочел:
Клубятся тучи, млея в блеске алом.Хотят в росе понежиться поля.В последний раз за третьим переваломПропал ямщик, звеня и не пыля…
— Это вспомнить не могу, — после недолгого раздумья сказал Клюев.
— Фет, голубчик. Афанасий Афанасьевич Фет. Жаль, что в школе его никоим образом не проходят. Такую любовь к родным местам пробуждает! Ладно, еще попытку вам даю: