Вторжение в Персей - Сергей Снегов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так уж ничто? Зловреды… виноват, разрушители владеют маленьким районом Галактики, звездные владения людей и того меньше. Не смело ли говорить о всеобщем владычестве?
Ответ Великого разрушителя был так неожидан, что я сразу не оценил его значительности.
— Понимаю твой намек. Могущество рамиров, естественно, несравнимо с вашим и нашим. Но рамиры давно покинули скопления Персея и заняты перестройкой ядра Галактики, им не до людей и разрушителей, тем более не интересуют их трусливые галакты.
Я выслушал властителя так, словно знал о рамирах куда больше его. Зато дешифратор донес мне гул голосов и движений среди друзей при известии о неведомой нам звездной цивилизации.
— Оставим рамиров, у них хватает своих забот, — сказал я. — Поговорим о принципах предлагаемого вами братства людей и разрушителей.
— Принцип элементарен: объединить в один кулак наше разрозненное могущество.
— Слишком элементарно для принципа. То, что вы сказали, — средство осуществления цели, а не цель.
— Я могу рассказать и о цели.
— Да, расскажите, пожалуйста.
Он рассказывал охотно и громогласно, я с удовольствием бы слушал речь потише. Ничего нового он не сообщил о своих целях — те же подлые принципы угнетения слабого сильным, космическое варварство и разбой.
Он предлагал нам не содружество, а «совражество» — ненависть ко всему, что будет не «мы». Нужно было быть безмерно упоенным собой, чтоб высказывать людям такой проект. Он не был проницателен, этот Великий разрушитель, с голосом водопада.
Я в ответ прочитал наизусть декларацию, принятую на Оре и ставшую впоследствии конституцией Межзвездного Союза. Я услышал возгласы товарищей и на этот раз не рассердился, что они так несдержанно, шумными голосами, а не молчаливыми мыслями, выражают свое одобрение.
Верховного зловреда моя программа вывела из себя.
— Ты забыл, где находишься! — прогремел он.
— Хорошо помню! — я весь напрягся. Не он меня, а я его должен был поставить на место. — Я нахожусь в стане жестоких врагов, полностью властных в моей жизни.
— И ты осмеливаешься предлагать мне освободить покоренные народы и завести отвратительную взаимную помощь?
— Без этого немыслимо созидательное существование. Хотите вы или нет, с вами или против вас, но эта принципы пробьют себе дорогу в общениях разумных звездожителей.
Ему показалось, что он нащупал слабое мое место и легко возьмет верх в опоре. Логика его была доктринерского склада, в ней отсутствовала важнейшая человеческая черта — широта мысли. Я знал, что наш спор будет неравным, но не тем неравенством, на которое он надеялся.
— Ты сказал — созидательное существование? Чепуха! В мире существует один реальный процесс — разрушение, нивелирование, стирание высот. И мы, разрушители, своей разумной деятельностью способствуем ускорению этого стихийного процесса.
— Разумная деятельность людей иная.
— Значит, она неразумна. Вселенная стремится к хаосу. Разумно и величественно одно — помогать распространению хаоса. Только в хаосе совершенное освобождение от неравенства и несвободы.
— Живые существа стремятся поставить организацию взамен хаоса.
— Стремление отменить хаос — слепо. Оно выражает лишь начальные ступени развития, когда повсеместны неравенства и сложности. Но высший цвет развития — упоительная одноликость всего, восхитительная гибель различий!
— Стремление преодолеть стихию, по-вашему, стихийно? Вы, разрушители, создали самую могущественную организацию, которую знает мир…
— Ты забыл о рамирах, человек.
— Оставим далеких рамиров. Ваша организация, ваш жестокий порядок, ваша чудовищная несвобода для всех…
— Организация создана для увеличения дезорганизации, порядок служит для насаждения беспорядка, а всеобщая несвобода — лишь необходимый временный этап для абсолютного освобождения всех от всего… Мы содействуем, а не противоборствуем глубинным стремлениям природы.
Он вел спор с самонадеянностью мещанина, уверенного, что мир исчерпан в его непосредственном окружении. Он был недоучкой, объявившим свое невежество философской системой, ловким софистом, умело сыплющим парадоксы. Разбить его было легко. Я сомневался лишь в одном: поймет ли он, что его разбили?
В голосе его грохотало торжество:
— Ты молчишь — значит, признаешь себя побежденным!
— Вы опровергаете самого себя, — сказал я.
— Это надо доказать.
— Разумеется. Начинайте обосновывать свое мировоззрение, а я покажу, что из каждой вашей посылки следует вывод, противоположный тому, какой делаете вы.
— Можно и так, — согласился он. — Моим подданным будет полезно лишний раз утвердиться в основах нашей философии, хотя она и без того прочна.
— И людям, и нашим звездным друзьям тоже полезно послушать курс вашей философии, — сказал я, но до него не дошла скрытая угроза этих слов.
Начал он, впрочем, оригинально. Вселенная народилась когда-то, как бездна чудовищных различий и очаг непохожих одна на другую сложнейших форм. Пустое пространство — и звездные сверхгиганты, усложненная биологическая жизнь, и аморфная плазма; на этом полюсе торчащий, как пик, всегда индивидуализированный мыслящий разум, на том — скудость разобщенных тупых атомов.
Неравномерность и неодинаковость, отвратительное своеобразие всего и во всем, варварство организованных сообществ, тирания порядка, несвобода всевозможных иерархических структур — таким предстает нам начало мира, таким в значительной мере он выглядит и доныне, несмотря на продвинувшееся вперед развитие.
— Но все только начинается со сложности, а идет к простоте, — грохотал он. — Разве, решая задачи, ты не переступаешь от сложного к простому? Разве, познавая природу, ты не теряешься сперва перед бесконечным ее внешним многообразием, а потом лишь распознаешь внутреннюю простоту? И разве нахождение внутренней простоты не является высшей целью познания? Сколь же благородней не познание, а создание простоты, обогащение мира простотой? А какая простота выше всех? Простота примитива, не так ли? Так обогащать мир примитивом, все снова и снова порождать примитив, насаждать примитив! А теперь я спрошу тебя: какой примитив проще и благородней? Хаос — надеюсь, ты не будешь отрицать это? Вот мы с тобой и пришли к логическому выводу, что есть единственная вдохновляющая задача у разумного существа — сеять повсюду хаос! В хаосе освобождать себя от всех связей и подчинений! В хаосе достигать совершенного единения с собой, ибо лишь в нем ты опираешься на одного себя, а на все остальное тебе наплевать!
В пространстве, продолжал он, дано шесть направлений, во времени же лишь одно — вперед, только вперед! Вперед к высшей форме существования — стиранию всех различий, растворению всех разнообразий. Таково направление развития в природе, такова цель, поставленная себе разрушителями.
Ломать неравномерности и отменять неодинаковости! Уничтожать пустое пространство, чтоб звезды сбегались, образовывали сперва рассеянные, потом шаровые скопления! Нивелировать температуры — одни из звезд выплескивают себя в бешеном потоке энергии, другие, от века темные, возгораются! А главное — обрывать высокомерную жизнь, самую древнюю из космических своеобразий и несвобод, самую тираническую из иерархий порядка, обрывать надменную жизнь, отчаянно и безнадежно сопротивляющуюся всеобщему радостному обезличиванию!
Обязательная для всех примитивизация — и распад сложных структур, как лучшая форма примитивизации! Всесторонне, всюду, всегда заменять биологическую естественность искусственностью автоматов, ибо нет ничего сложнее, запутаннее, несвободней естественности, ибо нет ничего примитивней, проще и свободнее хорошо разработанного автомата. Когда-то рамиры, теперь галакты обреченно цепляются за отжившую неодинаковость, вымирающие своеобразия. Поставить и их на пользу истребляющей деятельности разрушителей или покончить с ними со всеми!
— Насколько я вас понял, вы ратуете за искусственность против естественности?
— Ты правильно меня понял. Ибо естественность противоречит разуму! Ибо естественность оскорбляет эстетическое чувство создаваемым ею омерзительным нарушением равенства и гармонии! Любой организм считает себя центром мира: он самостоятелен, он своеобразен, он в себе, для себя! Да как это принять? Как это вытерпеть? Беспардонная, безмерная, возмутительная индивидуализация — вот что породила в мире незаконно распространившаяся биологическая жизнь. Этот чувствует одно, тот — другое, один мыслит так, другой — эдак, кто любит, кто ненавидит, кто равнодушен, — как, я спрашиваю, снести такую разноликость? Как примиряться с ней? Мы объявили истребительную войну любому своеобразию — и раньше всего, сам понимаешь, любой форме биологичности. В этих серьезнейших философских разногласиях — корень нашей вражды к галактам, отсюда пошла наша война.