За правое дело - Василий Семёнович Гроссман

«Вот немец до чего довел, полный переворот жизни», – подумал он и, оглянувшись, снова взялся за топор.

Когда он шел назад, чувство волнения не оставляло его, он подошел к начавшим строиться бойцам, лейтенант спросил его:

– Вы что там, заснули?

Марченко похабно пошутил, но никто не поддержал его шутки.

Вскоре дана была команда к маршу. В это время подъехал конный, помощник начальника штаба полка, весь увешанный сумками и планшетами, и стал выговаривать лейтенанту:

– Кто вам велел отдыхи устраивать? Не дотянули всего восемнадцать километров!

– Мне командир батальона приказал, – ответил Ковалев. Он хотел было сказать, что люди устали, но постеснялся: заподозрят его в мальчишеском слабодушии.

– Вот доложу подполковнику, – он вам жизни даст. Расселись тут, теперь догоняй. Чтобы в десять ноль-ноль прибыл без опоздания.

Покричав немного, всадник заговорил самым мирным образом. Он был старый приятель Ковалева; рассказал, что ночевали хорошо, все спали в избах, на ужин ели яичницу с салом, только разбудили его рано – в два часа ночи комдив приказал подогнать отстающих.

Дружелюбно и насмешливо глядя на Ковалева, он сказал:

– Зашел к Филяшкину уточнить твой пункт, а у него знаешь кто ночевал? – санинструктор Лена…

Ковалев пожал плечами.

А над степью опять встала пыль. То там, то здесь поднимались серые и желтые облачка, вскоре слились они в пелену, соединились вместе, заволокли огромное пространство, как будто новый пожар из Заволжья шел навстречу сталинградскому пожару.

Земля, пропитанная солью, была жесткой и сухой, и чугунное солнце в небе палило огнем, поднятая недобрым, сухим ветром пыль била в глаза.

Вавилов оглянулся на своих товарищей, на степь, на дым в небе и вслух, как бы подводя итог, сказал самому себе:

– Нет, все равно мы его завернем.

Над сгоревшим городом белела пелена дыма, и этот дым соединился в небе над Волгой с пылью, поднятой в Заволжье.

К десяти часам утра рота Ковалева подходила к дощатому городу – Средней Ахтубе.

Давно уж вся вода из фляг и бутылок была выпита. Предполагавшийся маршрут внезапно изменили – дивизию двинули к Волге.

Мимо уплотнившихся колонн пехоты промчались два легковых автомобиля, мелькнули нахмуренные лица командиров, рядом с водителем на шедшей впереди «эмке» сидел молодой генерал.

Проезжая мимо колонн, он все время держал руку у околышка фуражки, приветствуя красноармейцев.

Вскоре промчался на мотоцикле связной в синем комбинезоне, с болтавшимися ушами кожаного шлема. Проехал на тарантасе командир батальона и крикнул лейтенанту:

– Ковалев, следуй по новому маршруту форсированным маршем!

И словно по рядам прошел ветер – ветер предчувствия.

Часто люди дивятся, как это солдаты умеют правильно и точно узнавать новости войны. Ведь не к солдатам, а к командиру дивизии генералу Родимцеву подъехал на броневике офицер связи с запечатанным пакетом – боевым приказом командующего фронтом: дивизии форсированным маршем двинуться по маршруту Средняя Ахтуба – хутор Бурковский, выйти к Волге в районе Красная Слобода и немедля приступить к переправе в город.

А красноармейцы уже знали, что ночью немцы прорвались с окраин города к центру, что в двух местах они вышли к Волге, что пушки немцев бьют через Волгу и обстреливают ту самую Красную Слободу, откуда должна происходить переправа.

Десять тысяч солдат идут по дороге. Они не пропустят мимо себя ничего. Они успеют спросить и женщин с узлами, идущих от Волги, и рабочего, толкающего по песчаной дороге тележку, на которой среди узлов сидит раненый мальчик с перевязанной головой, и штабного связного, остановившегося на обочине наладить забарахливший мотор мотоцикла, и раненых с палочками, идущих от Волги, с шинелями внакидку, и детей, стоящих у дороги. Они уже все успели заметить и рассмотреть: какое лицо было у генерала, мелькнувшего среди пыли на быстрой машине, и в какую сторону тянут связисты штабную шестовку, и куда свернул известный им грузовик с ящиками фруктовой воды и десятью курами в клетке, и в какую сторону пикируют немецкие самолеты, разворачивающиеся высоко в воздухе, и какими бомбами немец бомбил этой ночью дорогу, и по какой причине сжег немец машину (видимо, включил водитель фары, чтобы проехать по разбитому мостику), и какой глубины колея, идущая к Волге, и насколько глубже колея, идущая от Волги. Чего ж удивляться, что солдаты все знают, когда они хотят что-либо узнать.

– Шире шаг! – кричали командиры, и на их лица легла та же тревога, что на лица солдат. И странно: казалось, легче стало шагать, не так болели плечи, не так резал стертую ногу проклятый, ссохшийся в степи ботинок.

У дороги стояла женщина в платке, держа в руке кружку, у ног ее стояло ведро с водой. Красноармейцы выходили из рядов, другие соскакивали с машин, подбегали к женщине.

Из дальних рядов было видно, что выбегавшие, перекинувшись с женщиной словом, не напившись, уходили обратно.

Лицо у женщины было напряженное, казалось, все оно окаменело. Кто-то из задних рядов крикнул:

– Эй, что ж ты не напился?

Сердитый, обиженный голос ответил:

– Поди-ка, напейся, она рубль за кружку воды просит, – и добавил матерное слово.

Из рядов выбежал высокий, с запыленной щетиной красноармеец.

– Торгуешь? – задыхаясь, спросил он и ударил сапогом по ведру так, что оно взлетело вместе с водой и, опрокинувшись, упало по ту сторону канавы.

– Ты, что ли, детей моих накормишь? – закричала женщина.

– Убью, паразитка! – крикнул солдат, и женщина, вдруг вскрикнув, побежала, не оглянувшись, не подняв ведра.

– Ну, Вавилов! А я считал – он тихий, вот это тихий! – сказал Рысьев. – Зря он ее пугнул. Она ж для детей, слышал?

Шедший рядом Зайченков ответил:

– А мы умирать ради чего идем? Тоже за детей.

Гвардейская дивизия генерал-майора Родимцева стремительно двигалась к Сталинграду.

Дивизия получила первоначальный приказ выйти к берегу Волги намного южнее города. Но так как в последние часы обстановка в самом городе резко ухудшилась, Родимцев получил новый приказ – не теряя ни минуты, изменить направление движения и прибыть в Красную Слободу, что напротив Сталинграда.

В штабе Родимцева были раздосадованы новым приказом – уже дважды дивизии меняли маршрут.

Никто из командиров и рядовых не знал, что этот новый марш назавтра приведет гвардейскую дивизию на улицы города, с которым людская молва навеки свяжет ее имя.

16

Штаб фронта ушел на левый берег Волги и разместился в деревушке Ямы, в восьми километрах от города.

Немецкие тяжелые минометы достигали до Ям, и все отделы штаба находились под постоянным