Иван Ефремов - Ольга Ерёмина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Друзья, конечно, читали статью в машинописи. Владимир Иванович Дмитревский писал Ефремову: «Блестящая аргументация делает Ваши выводы не только смелыми, но и почти неопровержимыми. Вот когда я понял, что палеонтология это — ого!
Глубоко философским показалось мне положение Вашей статьи, где говорится, что антропоцентризм неизбежно порождает ощущение бесцельности существования жизни. Это очень здорово у Вас получилось».[309]
Автор задаётся вопросом, который волновал всех — и фантастов, и учёных, чьи специальности были связаны с космосом, и простых читателей: «Каковы вообще могут быть жизненные формы не только на планетах отдалённых звёзд, но и на соседях Земли по Солнечной системе? Не окажутся ли эти формы настолько не похожими на наши, земные, что, даже если они будут разумны, мы никогда не найдём их и тем более не поймём друг друга?»
И тут мы словно переносимся в кабинет профессора Давыдова, героя «Звёздных кораблей»: к нему только что приехал друг и коллега профессор Шатров, чтобы увидеть «небесную бестию». Вот Давыдов открывает шкаф, чтобы достать череп, но Шатров вдруг вскрикивает: «Подождите! Закройте!» Он хочет сначала прочитать свои теоретические предположения о том, как, по мнению учёного, должен выглядеть космический пришелец.
Дорогой читатель! Открывая статью «Космос и палеонтология», представьте, что это те самые листы, где изложены догадки профессора, догадки, за которыми стоит неумолимая научная логика.
Статью можно разделить на две части. В первой изображается история отношения науки к проблеме иных обитаемых миров. Ефремов с помощью данных геофизики, астрофизики, химии, биологии показывает, что планет, где могла бы возникнуть жизнь, бесчисленное множество, что процесс возникновения жизни должен быть устойчив во времени и направлен на усложнение и усовершенствование биологических механизмов, и приходит к выводу: «Появление мысли, разумных существ есть также неизбежное следствие длительного развития живой материи».
Затем Ефремов обращается к палеонтологии: как ответит на вопрос фактическая документация пути исторического развития земной жизни? Автор утверждает, что «эволюция не идёт в любом случайном направлении», что «слепая сила естественного отбора становится «зрячей» в том смысле, что получает направленность, непрерывно действующую в течение всей органической эволюции на Земле».
Автор полемизирует с фантастами, которые представляют разумную жизнь на других планетах в самых различных видах: «…никакой скороспелой разумной жизни в низших формах в виде плесени, грибов, растений, крабов, тем более мыслящего океана быть не может. Это, впрочем, знали ещё две тысячи лет назад. «Нет разума для несобранного! — восклицает индийский поэт-философ в «Бхагават-гите». — И нет для несобранного творческой мысли…».
Баланс энергетики организма, гомеостазиса должен совмещаться с высоким уровнем физиологической организации, только так можно обеспечить работу развитого мозга, способного видеть, запоминать и анализировать информацию.
Спираль эволюционной лестницы, по мысли Ефремова, «будет широкой в основании и очень узкой в вершине». Через этот образ учёный выходит на общую закономерность развития Вселенной — борьбу с энтропией в замкнутых системах.
Итак, наша планета — гигантская лаборатория эволюции жизни. Палеонтология, изучая древнейшие организмы, способна предугадать явления пока недоступных нам других миров — так она становится «окном в космос».
…Иван Антонович не успел написать популярную книгу о любимой науке. Однако, если мы мысленно суммируем всё сделанное им, то увидим: его работа сыграла огромную роль в сегодняшнем повсеместном увлечении палеонтологией.
«Капли жизни»
«Легенда о Тайс» захватывала всё глубже. Разворачивались, оживали перед глазами страницы древней истории, как когда-то оживали картины полёта «Тантры». Мир, окружающий Тайс, приобретал объём, цвет, запах и вкус, насыщался идеями и чувствами. Осенью 1969 года Ефремова особенно захватили изыскания по древним религиям. В учении орфиков, в верхнеегипетском культе жён Иеговы, в образах трёхликой Гекаты было столько сложного, разнообразного и захватывающе интересного, что трудно было переключаться, обращаясь к текущим делам.
И вновь, как прежде, то, что представлялось писателю маленькой повестью, превращалось в масштабное полотно, воссоздающее жизнь древности во всей её полноте.
Ефремов двигался во времени, а его книги продолжали двигаться по миру. Переводчик Н. Иида сообщал, что он без сокращений перевёл на японский язык «Звёздные корабли», написанные полтора десятка лет назад, и «Туманность Андромеды» и они уже поступили в продажу. Ефремов, окунаясь в светлые воды юности, в письмах рассказывал Ииде о своём единственном посещении Японии в 1925 году, просил прислать альбомы с видами этой чудесной страны. Переводчик и друг поспешил выполнить просьбу.
Иван Антонович глубоко и искренне радовался тем дарам, которые преподносила ему жизнь — здесь и сейчас. Ценнейшие из них — творчество и общение. Это помогало преодолевать болезни, переживать сложности с публикацией «Часа Быка». Он обладал чувством юмора, в котором не было иссушающего сарказма. Однажды Ефремовы отдыхали в дачном посёлке при деревне Грязно Ленинградской области у профессора Юрия Петровича Маслаковца. Здесь же жили учёные Бышовец, Маховец и Крепе. Ефремова это сочетание фамилий неизменно приводило в шутливое расположение духа. «Вам бы сюда ещё Пружинера», — смеялся он.
Как-то Таисия Иосифовна вышла на веранду. На ступеньках сидели два профессора и серьёзно обсуждали какой-то вопрос. Иван Антонович сосредоточенно чертил схему веточкой. Женщина прислушалась и долго не могла прийти в себя: учёные вынашивали план мести агрессивному петуху. Петух был какой-то редкой породы, и Юрий Петрович, привыкший к послушанию охотничьих собак, не на шутку обиделся: как посмел он клевать своего хозяина! Было решено взять чучело глухаря, добытого на охоте, и ночью, разобрав крышу курятника, на верёвочке спустить чучело аккурат перед петухом. Узрев столь грозного доминирующего самца, петух должен был, по гипотезе профессоров, навсегда прекратить клеваться, получив на всю жизнь экзистенциальный шок и став заикой. Тася хохотала от души.
Иван Антонович был человеком, умеющим создавать удобства и продумывать мелочи быта. На даче вдовы Ферсмана, в гараже, он увидел банки из-под растворимого кофе с гвоздями. Банки были закрыты, из-под каждой крышки свисало на ниточках по одному гвоздю — чтобы не открывать банки в поисках гвоздей нужного размера. Это приспособление совершенно сразило Ефремова. Он и сам был внимателен к мелочам, но это — высший пилотаж.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});