Жюльетта. Том I - Маркиз де Сад

Да, Жюльетта, велики и глубоки радости добродетели и религии! Я тоже вел не безупречную жизнь как и другие люди, да и знакомству с вами я обязан заведению, где торгуют удовольствиями; но даже в дни своей юности, даже в ту пору, когда кипела моя кровь, добродетель никогда не теряла ценности в моих глазах, и в исполнении обязанностей, которые она накладывает на человека, я всегда находил самые сладостные удовольствия в жизни. Скажите честно, неужели вы полагаете, будто приятнее вызывать у окружающих слезы печали и отчаяния, нежели помочь страждущему и несчастному? Я даже готов допустить, но только ради нашей дискуссии, что могут встречаться такие испорченные души, которые находят удовольствие в чужих слезах, но ведь это удовольствие несравнимо с тем, что испытывает человек добродетельный. Все, что связано с чрезмерностью, что воздействует на душу кратковременно, выглядит бледным и рахитичным рядом с чистым, благородным и длительным наслаждением. Разве ненависть и ожесточение человека могут сравниться с его любовью и доброжелательством? О, безнравственный и извращенный дух, неужели ты бессмертен, неужели настолько бесчувственен! Разве, подобно нам, не плывешь ты по жизненному морю, полному бурь и опасностей, разве, как и мы, не нуждаешься ты в спасительной помощи, сталкиваясь со скалой? Неужели ты думаешь, что люди, которых ты оскорбил, откликнутся на твой отчаянный зов? Или, быть может, ты считаешь себя богом, способным обойтись без людей? Так что доверьтесь мне, Жюльетта, возлюбите добродетель, и я приведу вас к вере в светоносное Существо, в котором сосредоточено все доброе в этом мире… Знаете, в чем заключаются трудности атеиста? В том, что когда он созерцает красоту вселенной, ему трудно отрешиться от мысли, что не может не существовать Создатель этого Чуда, и только гордыня и страсти тщеславного человека мешают ему признать Бога. Тот, кто совершил неправедное дело, предпочитает сомневаться в существовании Высшего Судьи, предпочитает отрицать Его, упрямо повторяя «Бога нет», потому что страшится его возмездия. Но стоит ему победить свои пагубные предрассудки и беспристрастным взором посмотреть на природу, как он обнаружит Бога в бесконечном великолепии, которое его окружает. Да, Жюльетта, теологию считают наукой только порочные люди, но это — голос самой Природы для того, кем движет добродетель, ибо последняя является для него образом Бога, которому он поклоняется и служит. Вселенная несет на себе печать бесконечной и всесильной Причины, ведь ничтожные средства, коими располагают несчастные мыслители — я имею в виду случайное сочетание рациональных и иррациональных причин, — не в состоянии сотворить такого великолепия, но если признать Высшее Существо, как можно не боготворить дело рук Его?

Разве не достойна нашего поклонения красота, прекраснее которой нет ничего в этом мире? Разве не обязаны мы ежечасно благодарить Того, Кто дает нам все радости в этой жизни? Я хочу, чтобы вы поняли, Жюльетта, что из всех религий на земле самая справедливая та, которую вы впитали с молоком матери. Если вы полюбите добродетель, дорогая моя невеста, вы не замедлите возлюбить мудрость Божественного Творца своей религии; подумайте о ее высшей нравственности и скажите, существовал ли на свете мыслитель, который проповедовал более чистую и более прекрасную веру? В основе всех прочих этических систем покоится самолюбие, амбиция и другие второстепенные факторы — только христианство основано на любви к человеку. Платон, Сократ, Конфуций, Магомет искали славы и почестей, а скромный Христос ждал только смерти, и сама смерть Его служит ярким примером для человечества.

Я слушала этого доброго человека и думала: «О, Небо! Не иначе, это ангел, о котором говорила Дюран, и как отнестись к этим невразумительным истинам, которые он мне сейчас внушает,..» Я слушала своего нового покровителя и сжимала его руку. Из глаз его хлынули слезы умиления, и он крепко прижал меня к своей груди.

— Нет, господин мой, — сказала я, опуская голову, — я чувствую себя недостойной счастья, которое вы мне предлагаете… Грехи мои слишком велики, и судьба моя необратима.

— Ах, Жюльетта, — ответил он, — как мало вы знаете о добродетели и о всемогущем Боге, который ее излучает! Кающемуся грешнику никогда не заказан путь в Его стадо; просите милости у Господа, Жюльетта, молите Его о прощении; и молитвы ваши будут услышаны. Я не требую от вас пустых слов и клятвенных обещаний — совсем не это мне нужно; только вера, только добродетель во всех мыслях и поступках могут обеспечить счастье в жизни, которую вам предстоит прожить. До сих пор недостойные люди любили вас только за ваши пороки, потому что ими питалась их собственная порочная натура, вы не слышали от них таких слов, какие услышали от меня, только добрый и верный друг мог взять на себя заботу говорить с вами таким образом, надеюсь, вы простите мои излияния, которые, может быть, в чем-то и резкие, так как они продиктованы горячим желанием видеть вас счастливой.

Нет нужды говорить вам, друзья мои, что яркая диатриба[116] господина де Лорсанжа убедила меня лишь в его поразительной скромности и его полной бесталанности как полемиста. В самом деле, можно ли было найти более абсурдные доводы, чтобы обратить в свою веру человека, который, благодаря безупречной логике, абсолютно не чувствителен к предрассудку или суеверию, и что может быть смешнее, нежели бубнить о необходимости добродетели для человеческого счастья, тем более моего счастья! Ох, уж эта добродетель! От нее все мои злоключения, да еще от слабости, которую я проявила, поддавшись ей на самый краткий миг; и я хочу спросить вас, неужели нудная индукция Лорсанжа в состоянии произвести впечатление на человека, имеющего голову на плечах? Если добродетель докажет свою необходимость, говорил он, значит, необходимой оказывается и религия, и неуклюжие построения моего собеседника, основанные на слепом фанатизме, рухнули в тот самый момент, когда я пошатнула их основы. Ну уж нет, сказала я себе, добродетель не просто лишняя обуза — она очень вредна и опасна, разве не свидетельствует об этом мой собственный опыт? Все красивые религиозные сказки, которые глупцы пытаются обосновать добродетелью, на самом деле покоятся на фундаменте абсурда, потому что единственным непреложным законом Природы является эгоизм, добродетель же противоречит эгоизму, так как заключается в непрестанном забвении интересов человека в угоду чужому благополучию. Если, как утверждает Лорсанж, наличие добродетели в человеческом сердце доказывает существование Бога, тогда что это за Бог, который взгромоздился на вершину пирамиды, возведенной на полном отрицании Природы? Ах, Лорсанж, наивный Лорсанж, все ваше здание рухнуло само собой, ибо вы построили его на песке! Добродетель ничего не дает человеку, а Бог, которого вы возвели в абсолют, есть самый смешной и нелепый из всех призраков. Человек, сотворенный Природой, должен подчиняться лишь импульсам, исходящим непосредственно от нее; как только он освободит свой разум от сетей предрассудков, его незамутненный взгляд и его естественный инстинкт покажут ему всю никчемность и Бога и добродетели. Однако положение мое настоятельным образом требовало притворства: я должна была выкарабкаться из трясины несчастий и вернуться на дорогу процветания, .а для этого мне не обойтись без руки Лорсанжа, поэтому я приняла ее и наплевала на все остальное. Пусть обман и коварство сделаются моим самым надежным оружием — этот выбор диктовала мне слабость моего пола, а мои собственные принципы сделали эти свойства основой моего характера.