Слёзы Шороша - Братья Бри

Элэ дал время услышать девиз Малама его друзьям, затем сказал:

– Как звучит твой выбор, Зусуз?

– Проникни в суть и подчини.

Через несколько мгновений Элэ перевёл взгляд на Гройорга и только вознамерился произнести его имя, как тот выпалил:

– Мал-Малец в помощь мне!

Фелклеф не удержался от усмешки, вынудив Гройорга отпарировать этот бессловесный, но не лишённый понимания или непонимания выпад:

– Просто во всех своих делах я постараюсь прислушиваться к зову и предостережению моего Мал-Мальца.

– Похвально, мой юный друг… Теперь твоя очередь, Фелклеф.

– Продолжи дело отца и помни о друзьях.

Элэ обвёл глазами ребят и сказал:

– Завтра на рассвете отправляемся в поход.

Много раз услышат они от своего наставника эти слова. Но однажды он скажет другие:

– Друзья, настало время, когда каждый из нас пойдёт своим путём. Сегодня я покидаю вас.

Взяв с собой лишь палку из болотного двухтрубчатника и бежевый шарик, янтарный Элэ направится к горе Угул.

Глава восьмая

Воспоминания: «Знал, да лучших времён ждал!»

– Очнись, Дэн! Очнись! Пёрышко здесь! Возвращайся! – стоя на коленях подле распластавшегося на земле друга, Мэтью посылал надрывные звуки его чувствам, словно они остались и продолжали кружить в водовороте, из которого только что он вместе с Савасардом вытащил Дэниела на сушу. Воду из лёгких уже прогнали, и оставалось только ждать, когда он вдохнёт жизни, и будить в нём это желание.

Малам наклонился и принялся трепать его по щекам и приговаривать:

– Оживай, Дэн. Ты у нас главный. Куда мы без тебя? Оживай, дорогой.

Савасард растирал ему ладони.

– Замер наш Дэн, на грани он, и выбор не за ним. Ждать больше нельзя – прибегну к палке своей.

– Пробуй, Малам, – поддержал его Савасард.

Малам поднялся и поставил палку на грудь Дэниелу. И закрыл глаза, чтобы обострить чутьё пальцев, обнявших двухтрубчатник.

– Давай, давай, Малам! – взволнованно прошептал Мэтью.

Вдруг грудь Дэниела вздыбилась, и он резко вдохнул… и очнулся… и закашлялся.

– Сработало! – обрадовался Мэтью.

Малам отвёл палку в сторону.

– Кашляй, кашляй, дорогой. Говорил я вам: не сопротивляйтесь – отдайтесь на волю водоворота. Это не простой водоворот. Не в укор вам – на будущее повторяю.

– Испугался я, Малам… кха-кха!.. не я, а тот Дэн во мне, который в детстве тонул… кха!.. Испугался и начал барахтаться, как тогда.

– Помню, Дэн, помню это приключение мишутки Дэнни, – сказал Малам.

– Здравствуй, Дикий Лес! – воскликнул Мэтью. – Вот и свиделись. Ты снова дурачишь нас, и меня это злит.

– Уймись, Мэт: не пугай ни себя, ни других. Это не Дикий Лес. Тёмные Воды выплеснули нас аккурат туда, куда нам надо было попасть. Это – Скрытая Сторона, друзья мои, а лес, что нас окружает, зовётся Нет-Лесом. И те наставления, что дал я вам перед тем, как вступили мы в Дикий Лес, теперь повторять не стану: не забыли вы их. Прости, Дэн, но нынче строгим я должен быть. Поднимайся, встанем в ряд, как давеча шли, и продолжим путь. Тебе движение только на пользу пойдёт: жизнь в тебе разгонит.

– Чем вызвана такая торопливость, Малам? – спросил Савасард.

– Дотемна поспеть нам надо в Прималгузье, селение, что по берегам реки Малгуз раскинулось. От злой ночи укроемся там в жилище друга.

– Гройорга?! – одновременно выкрикнули Мэтью и Дэниел.

– Если поспеем, в его грибе заночуем.

– В грибе?! – воскликнул Мэтью. – Ты понял, Дэн?.. понял, какой гриб померещился нам в ту ночь, когда появился Гройорг-Квадрат?

– Похоже, и поминал он всегда эти грибы.

– Малам, признавайся, эти грибы на твоих полках в гостиной? – припомнил Мэтью.

– С лестничками, – припомнил Дэниел.

– Дорогой Мэт, ты хочешь сказать, что с этого часа я должен называть тебя Мэтом-Квадратом? Признавайся.

– Не знаю, что ответить тебе, дорогой Малам: «спасибо» или «спасибо, не надо».

– Ты всегда вывернешься. Что ж, проговорился я насчёт гриба, – усмехнулся Малам. – Ладно, открою вам секреты Скрытой Стороны – веселее ноги пойдут.

– Да мы не то что пойдём, мы побежим.

– Пойдём осмысленно, Мэт, ходко, но осмысленно. Голосов остерегайтесь, как прежде. Вот вам по лепёшке – подкрепимся на шагающих ногах. А вот направление, кое нам палка подсказывает. Ну, в путь, друзья мои.

Дорога и вправду оказалась веселее и короче. Малам рассказывал приободрённым спутникам про Прималгузье, про грибы, про злые ночи, про вечную войну с хунгами, перебивая своё сердечное повествование нарочито сердитыми окриками: «Одёрни-ка себя, Мэт! Не время ещё с Гройоргом спорить. Гони его прочь… Савасард, друг мой, будь другом – не молчи… Дэн, Дэн, очнись! Смотри наружу, перед собой, а не внутрь себя…»

Когда Нет-Лес остался позади, Малам, взглянув вверх на загустевшие фиолетовые волны и уловив настроение неба, мысленно измерил расстояние до Грибных Полян временем и, сличив это время с временем до наступления темноты, сказал:

– Как ни утомила вас бойкая ходьба, придётся вам, друзья мои, перейти на бег, дабы спастись от злой ночи. Держите это направление. Если не отклонитесь от него, выйдете к мосту через Малгуз. По мосту ступайте на правый берег, на Оранжевую поляну. Самый большой гриб на ней (его нельзя не заметить) – это трактир «У Фелклефа», что в прежние времена звался по имени отца его: «У Блолба». В трактир и направляйтесь. Нынче в нём заправляет друг мой старинный, Фелклеф. Скажете ему, что Малам просил приютить вас на ночь.

– А сам-то как от злой ночи спрячешься, дорогой Малам? – обеспокоился Савасард.

– Ничего я вам про это не сказал, нарочно не сказал. Хочу, чтобы вы глазами секрет этот сами распознали, когда на Поляне окажетесь. Пережду темень: использую секретное средство против неё. Ну а коли до темна поспею, так ещё сегодня за столиком «У Фелклефа» свидимся.

– Хорошо бы за столиком, – заметил Мэтью.

– Ну, передохнули малость, теперь бегите: каждое мгновение дорого.

– Малам, там, говоришь, мост?

– Там, Дэн.

Не успели трое путников сделать и десятка шагов, как воздух прохрипел им вдогонку:

– Постойте!.. Чуть не забыл. Ежели хунги из земли морды высунут, разите, не мешкая: проворные они – лучше не допускать их наружу. Увидите корявырей на пути своём – не жалейте стрел и камней. Простите, что разбег ваш нарушил. Ступайте же.

Предостережение Малама оказалось нелишним: трижды стрелы Савасарда были проворнее камней Дэниела, дважды камням Дэниела повезло больше, чем стрелам Савасарда, и четыре раза из пяти опережал и стрелы Савасарда, и камни Дэниела голос Мэтью, который оповещал друзей и разъярял хунгов пуще стрел и камней.

– Я снова Семимес? – проскрипело в черноте, окутывавшей Семимеса, когда к нему вернулись ощущения. Они выделили его из этой черноты, частицей которой, вернее, частицами, только что был он сам. Для большей уверенности он ощупал себя руками. – Чернота вновь собрала моё тело воедино и теперь отдаёт моей голове рассыпанные мысли. По всему, я не сумел расстаться с самим собой, но расстался со своими друзьями и отцом. И, выходит, я снова Семимес. А коли так, я предал своих друзей и отца… Поток черноты, в котором я пребываю, куда-то подталкивает меня. Куда он подталкивает меня? Должен ли я пытать себя вопросом, куда он подталкивает меня? Должен ли я противиться этому потоку? Если я стану противиться ему, то я не узнаю, что мне делать, кроме как стоять и противиться. Если же отдамся на его волю, то буду знать, что мне надо идти за ним и что он куда-то приведёт меня. Что лучше: стоять на месте или куда-то прийти? У меня нет ответа на этот вопрос. Может быть, поток знает?

Семимес сомневался и шёл, влекомый потоком… Через мгновения душа его всколыхнулась так же неистово, как всколыхнулась в тот час, когда ему пришлось расстаться с Элэи. Через мгновения он услышал сначала сап, а затем – спокойное, не пугающее своей тревожностью ржание коня. Семимес никогда не видел его наяву, но сразу узнал, почувствовал чутьём души. «Вороной! – пронеслось в его голове. – Мой вороной! Он приветствует меня». Он сделал ещё несколько шагов и вдруг ткнулся лицом в морду своего вороного. Судорога пробежала по телу коня: наконец, он дождался того, кого мчал в своих лошадиных грёзах и с кем чаял разделить свою судьбу. Семимес прижался к нему и обнял его, и слёзы покатились по его щекам.

– Вороной! – с чувством проскрипел он. – Я буду звать тебя Вороной!

Повинуясь порыву души и тела, Семимес вскочил на своего Вороного и потянул поводья на себя. Конь поднялся на дыбы и разразился призывным ржанием. В следующее мгновение пространство вокруг сотрясло стократное эхо и звон сотен и сотен копыт. И человеческий шёпот оглушил черноту, и в этом многоголосом страстном, дурманящем шёпоте слышалось: