Безумные грани таланта: Энциклопедия патографий - Александр Владимирович Шувалов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ИВАН VI АНТОНОВИЧ (1740–1764). российский император (1740–1741). Правнук Ивана V. За младенца правили Э.П. Бирон, затем мать Анна Леопольдовна. С 1756 г. находился в одиночном заключении. Убит стражей при попытке освобождения.
«… Ночью 25 дек. 1741 г…император Иоанн был арестован во дворце Елизаветой Петровной, и последняя провозглашена была императрицей… [1762 г.] Верно то, что Екатерина в это время виделась с Иоанном и, как сама признала позже в манифесте, нашла его поврежденным в уме. Сумасшедшим или, по крайней мере, легко теряющим душевное равновесие изображали Иоанна и рапорты приставленных к нему офицеров». (В. М-н, 1994. с. 411.)
«Донесения Овцына известны и обрисовывают нам состояние узника с 1757 по 1761 г. Овцын неоднократно доносил о его совершенно ненормальном поведении и более склонялся к мысли, что он действительно помешан, чем что он притворяется. Узник был чрезвычайно раздражителен и подозрителен; ему постоянно казалось, что его портят шептаниями, дурными взглядами; почти каждое движение окружая щих он толковал как направленное к его вреду и вообще чрезвычайно легко раздражался, часто покушался бить окружающих; много разговаривал сам с собою, говоря совершенно непонятные вещи… говорил, что он бесплотен, что только дух св. Григория принял его вид… От являвшихся у него временами припадков буйства его удерживали, лишая чаю и лучшей одежды… Но и более ранние донесения Овцына дают нам несомненные указания на ненормальность состояния Иоанна Антоновича». (Чечулин, — 1897, с. 273–274.)
«Непрерывное пребывание под арестом сделало из Ивана если не вполне душевнобольного, то, во всяком случае, человека ненормального». (Волк-Кара-чевский, ЭС Гранат, т. 21, с. 413.)
«Разумеется, трудно было ожидать, чтобы на развитии Ивана Антоновича не сказались результаты, по меткому определению В.В. Стасова116, “варварского, скотоподобного заключения”. Но одно дело утративший человеческий облик идиот, а другое дело — узник, всю жизнь проведший под надзором тюремщиков. Екатерина II лгала. Лгала как обычно, стремясь дискредитировать своих противников, наделяя их негативными оценками… Между тем австрийский и английский посланники в один голос утверждали, что Иван Антонович произвел на посетителей впечатление рослого, физически развитого человека, хотя и с расстроенными от одиночного сидения умственными способностями». (Мыльников, 1991, с. 210.)
В данном случае можно говорить о довольно редком расстройстве социального поведения— о психогенном (депривационном) аутизме, который может возникать у детей, лишенных матерей, воспитывающихся в условиях детского дома или одиночества. Психогенный аутизм проявляется нарушением общения, замкнутостью, задержкой развития речи; могут возникать эпизодические приступы речедвигателъного возбуждения. Это расстройство иногда приводит к вторичной задержке умственного развития и формированию своеобразного дефицитарно-го типа личности. Так что вряд ли корректно называть Ивана VI «сумасшедшим» в прямом смысле этого слова.
ИВАНОВ АЛЕКСАНДР АНДРЕЕВИЧ (1806–1858), русский живописец. В 1831–1858 гг. жил в Италии. Центральное произведение жизни — «Явление Христа народу» (1837–1857).
[40-е годы] «…В этот период времени Иванов часто бывал болен римской лихорадкой, которую называл нервической, и по несколько месяцев не мог работать… Мастерская художника была отворена для всех, кто интересовался видеть его работы. Но после 1848 г., он стал неохотно показывать их публике, только одни художники имели доступ в мастерскую; позже, он затворил ее решительно для всех». (Боткин, 1880, с. ХИ — ХИ1.)
[1846 г.] «Но новые тревоги смущали теперь художника: посещая часто дом С.П. Апраксиной… и живя в нем подолгу в Неаполе, особенно во время болезни глаз, он влюбился в ее дочь. Не смея думать о браке ввиду большого неравенства положения, Иванов замкнулся в самом себе, сделался подозрительным, приписывал всякое свое леГ-1’ кое нездоровье отраве, вследствие воображаемых преследований. В это время он почти разошелся даже с самыми близкими к нему людьми, в том числе и с Гоголем, которому сперва во всем подчинялся, признавая его ум и житейскую мудрость…» (Собко. 1897, с. 11.)
[1848–1849 гг.] «Вскоре после этого с ним сделался большой нравствен-, ный переворот. Он увлекся одной молодой изящной аристократкой. Ее родители ласкали его, а он простодушно верил, что, кончивши свою картину, получит ее руку. Но, увы! она вскоре вышла замуж, а наш художник заперся в мастерской, стал удаляться от всех, перестал обращать внимание на женщин, и все это имело на него некоторое печальное влияние: он стал подозрителен и часто думал даже, что его хотят отравить. Когда наступали такие мрачные минуты, он переставал ходить в ресторан обедать, питался одним хлебом и яйцами. Подозрение в отраве он объяснял себе теми жестокими желудочными страданиями, которые у него часто являлись после принятия пищи». (Боткин. 1880, с. XVIII–XIX.)
[1856 г.] «Проникнуть к Иванову было очень трудно, потому что студия его заперта была на замок и хозяин дома объявлял всем приходящим, что Иванова нет и никогда не бывает дома. Делать было нечего — я послал письмо. Дня через два Иванов явился сам вечером. Это был человек одичалый, вздрагивающий при появлении всякого нового лица, раскланивающийся очень усердно с прислугою, которую принимал за хозяев, — человек с движениями живыми и глазами бегавшими, хотя постоянно потупленными в землю». (Ковалевский, 1880, с. 402.)
«“Да меня везде отравливали, куда я ни ездил…” Мы потом узнали, что он после каждого слишком сытного обеда бежал к себе домой, принимал рвотное, пил молоко… Бедный отшельник! Двадцатилетнее одиночество не обошлось ему даром». (Тургенев, 1967, с. 90.)
«Не говоря уже об общем болезненном душевном настроении художника, которое, без всякого сомнения, не могло не влиять на ход его работы, одну из причин его нерешительности следует искать в самом характере его таланта. Ум Иванова был сильнее его таланта; последний не обладал в достаточной мере непосредственной творческой силой, чтобы удовлетворять требованиям, которые предъявлял ему художник, и в результате слабость и нерешительность, заставлявшие Иванова по нескольку раз переделывать каждую незначительную подробность, громоздя одну незначительную черту на другую, работать из года в год, не внося в свое создание ничего существенного… Такое отчуждение от людей, такая замкнутость в себе самом в течение нескольких лет не могли не наложить особой печати на всю личность Иванова». (Цо-макион, 1995, с. 60, 64.)
«Тяжелый алкоголизм — тоже психическая болезнь — приходится отметить у… художника Александра Иванова»”. (Мендельсон. 1927, с. 68.)
«Всегда необыкновенно воздержанный в пище
