Сквозь тернии - Александр Юрин

Яська машинально отступил от страшных завязей. Сначала ему показалось, что это и вовсе колючая проволока. Однако он вгляделся более пристально и понял, что ошибся. Это не походило ни на что им ранее виденное. Это было что-то новое, абсолютное, реальное.

Кожу на локте обожгло.

«Ручка!» — Яська взвизгнул во весь голос, не понимая, что именно спровоцировало этот визг: чувство боли или неожиданность.

С той стороны заскребли — отчаянно и упорно, словно почувствовали страх двоих мальчишек, загнанных в угол.

«Вот тебе и Ясь, а Ясь, давай поиграем… Доигрались!»

— Яська!..

Яська оцепенел. Так и стоял, упершись лопатками в дёргающуюся дверь, пытаясь пересилить дрожь во всём теле. Потом трясун отступил, и Яська глянул на Ярослава. До этого тот находился к нему спиной, изучая страшные завязи решётки. Теперь же обернулся и смотрел буквально в упор. Этот взор… Яська понял, что взор Ярослава устремлён вовсе не на него, а дальше, за спину, словно от двери ничего не осталось! Однако разогретое дерево, как и прежде, напирало из-за спины, заявляя во всеуслышание: я по-прежнему здесь, ну же, кто из вас первым осмелится открыть меня, чтобы заглянуть за горизонт?.. Ну же, детки, давайте поиграем в страшилки!

— Яська, это ты?

Яське показалось, что голос звучит внутри его головы. Точно это вновь проклятая Тьма, пытается окончательно сломить жалкие остатки уже подавленной воли! Но это была не Тьма. Яська зажмурился и понял, что слышит за дверью знакомые всхлипы — так шмыгала носом Тимка, когда свалилась с велика и сидела на обочине дороги в разросшемся подорожнике.

Яська медленно обернулся.

— Колька???

Дверь буквально выгнулась. Во все стороны полетели щепки, а петли жалобно скрипнули, не в силах сдержать рвущееся внутрь склепа отчаяние.

— Яська, открой дверь! Нас нагоняют! Тут дышать нечем! — С той стороны послышался надсадный кашель и очередные всхлипы.

Яська глянул на замершую ручку.

— Ты уверен? — в последний раз спросил Ярослав.

Яська ничего не ответил. Он собрал волю в кулак, замотал ладони, повернул барашек фиксатора ручки в закрытом положении и надавил вниз… Дверь буквально слетела с петель! В лицо дохнуло нестерпимым жаром, отдающим запахом серы. Ослепило ярким светом. Яська отлетел в сторону, как сбитая шаром кегля в кегельбане. Он замер на некотором отдалении в позе эмбриона и с ужасом наблюдал за тем, как на пороге возникли две раскачивающие фигуры, от которых поднимался пар. Чуть в стороне застыл Ярослав. Его поза страшила похлеще всего остального. Друг сгорбился, сжался, резко уменьшился в размерах, словно всё его тело состояло из податливого пластилина, который мяли и раскатывали невидимые пальцы.

Яська понял, что сходит с ума. Он хотел зажмуриться, но не успел. Пекло за дверью угасло, а с далёкого горизонта смотрела багровая Звезда. В её тусклом свечении ползали жуткие твари. В небе носились немыслимые гибриды с головами птиц и телами амфибий. Безвольно ходили обнажённые люди, пронзённые стрелами. На какой-то миг Яське показалось, что он видит девочку с косой. Та брела наугад по разрытому погосту, прикрывая окровавленными руками пустые глазницы. Она была тоже абсолютно нагой. По её бёдрам стекала густая кровь, а следом волочилась вереница безголовых, истекающих вязкой слюной. Девочка замерла, повернула голову и «глянула» пустотой за приоткрытую дверь. Яська услышал в голове её мысли:

«Яська, зачем ты освободил нас? Разве не видишь, что тут? Тут — Тьма, и Она повсюду!»

— А как же свет… от Звезды? — промямлил Яська, сам не понимая, как ему удаётся говорить.

Девочка опустила руки.

«О каком свете ты говоришь?.. Он нужен, лишь чтобы завлекать, пока целы глаза. Потом всё утрачивает смысл. Ни за что в жизни не ходи на свет, иначе пропадёшь! А лучше, «плыви»! Прочь, как можно дальше от того, что навязывают!!!»

Почва под ногами девочки разверзлась. Она сорвалась вниз: молча, словно давным-давно готовая к этому. А на её месте возникло живое олицетворение ужаса. Точнее поначалу это был просто шар. Шар, наполненный зеленоватой жижей. Затем его оболочка прорвалась, а наружу выглянула уродливая голова с клювом птицы. Существо противно заверещало, принялось вращать мутными глазами, захлопало отростками несформированных крыльев… Кинулось на Яську, однако наткнулось на невидимую преграду, и отлетело прочь.

У самого порога возник человек. Или не человек. Высокий, с серой кожей, длинными конечностями и прозрачным колпаком на голове, из-за стекла которого на Яську смотрели бездонные глаза. Незнакомец был абсолютно нагим, однако издалека было непонятно, к какому полу он принадлежит. Да Яське, если честно, было плавать на это, как и на то, что человекоподобный «не человек» мог быть одет в облегающий скафандр. Незнакомец поднял руку к лицу, вытянул один из многочисленных пальцев и продемонстрировал характерный жест, каким обычно призывают к тишине.

Яська почувствовал:

«Sunt amici tui est in Nos».

— Твои друзья принадлежат Нам, — прохрипел Ярослав, хрустя позвонками шеи.

Яське показалось, что на него смотрит тряпичная кукла. Марионетка, подвешенная на тонких ниточках, призванная вершить чужую волю. Яська скользнул взором ввысь, силясь разглядеть кукловода, однако того не было и в помине — всюду дрожали металлические завязи, олицетворяющие собой пространство-время. Тело Ярослава перекосилось, руки вывернулись из суставов, превратившись во что-то, отдалённо напоминающее конечности богомола. Взгляд широко раскрытых глаз остекленел, превратился в нерушимый обсидиан. Тонкие губы дрожали, а вместо голоса Яська отчётливо слышал «белый шум», какой источает ненастроенный на волну радиоприёмник.

— Кто ты? — спросил Яська, но ответа не последовало.

Незнакомец опустил руку и поманил Ярослава к себе.

Ярослав пошёл. Прямо так. С повёрнутым к Яське корпусом, запрокинутой головой и закатившимися глазами. Будто морской краб — боком. Его суставы трещали, а на губах выступила голубая пена.

Яська заорал, что есть мочи:

— Что ты такое?!

Ярослав замер.

Незнакомец поднёс руку к собственной груди. Странно переплёл пальцы — если бы тех было пять, Яська мог бы поклясться, что уже видел подобный жест в своей реальности — его применяли священники в церкви, произнося молитву небесам. Но пальцев было много больше, и это могло значить всё что угодно. Как и то, что он услышал:

— Nos — Infernos, — мелькнули расправленные крылья. — Nos vade, tolleretur peccatums.

Окровавленный подбородок Ярослава еле заметно дрогнул. Хрип сделался громче. Потом захлебнулся вязкой слюной. Запузырился фиолетовой слизью. Закапал с подбородка тяжёлыми каплями.