Наследники земли - Ильдефонсо Фальконес де Сьерра
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стемнело. Они насилу выгнали последних гостей. Наконец дверь была заперта, в таверне воцарилась тишина. Напряжение между Уго и Катериной было столь сильным, что Педро решил выскользнуть в сад.
– Чтобы завтра все вычистил, – предупредила она мальчика.
– Катерина, – начал Уго, – не знаю, может…
– Мы сделали это. – Она внезапно повернулась к нему, и на ее губах заиграла та же улыбка, с которой Катерина обращалась к посетителям. – У нас был тяжелый день. Давай отдохнем, – сказала она и потянула Уго в спальню.
– Ты думаешь, это хороший способ завлечь людей в таверну? – бросил Уго.
– О каком способе ты говоришь? Это единственный, который я знаю, – привлекать посетителей. – Катерина вновь протянула ему руку. Уго был непреклонен. – Пойдем, – настаивала она.
– Нет. Это не способ продать вино, а способ…
– Способ чего?
– Хорошенько тебя полапать.
– Это то, что со мной делали всю жизнь, – отрезала Катерина.
Уго покачал головой, не веря своим ушам:
– Катерина, а я тоже с тобой только это и делал? Я никогда так с тобой не обращался.
– У тебя есть дочь и внук.
– На днях ты сказала мне, что я не должен их бросать, – промолвил Уго.
– Да, – признала Катерина, – но ты еще и скрываешь от меня свои дела…
– О чем ты?
– Пару дней назад за тобой приходил человек и просил тебя явиться куда-то… Так куда?
Надо было сказать об этом раньше, лично. Теперь она узнала. Советник приходил в таверну настаивать на том, чтобы Уго вступил в Совет Ста.
– Твоя семья. Твои дела. Твоя жена, – прервала его мысли Катерина.
– Ты несправедлива.
– И таверна, – продолжила русская. – Все это, – она развела руками, – все это твое: и вино, и бочки, и перегонный куб.
– Катерина, прекрати… Мне очень жаль…
– А еще телега, два мула… и русская.
– Боже мой! – Уго сделал шаг к Катерине, но та не дала ему приблизиться. – Неправда! Ты не моя собственность.
– Уго, – снова перебила Катерина, – если бы эта русская решила выйти вот за эту дверь, то куда она могла бы пойти? Где бы она жила и что ела? С кем бы делила кров?
– Катерина, – ответил Уго, нервно размахивая руками, – я люблю тебя. Все остальное не имеет значения. Таверна, говоришь? Я дарю ее тебе. И я откажусь от Совета Ста.
Она взяла его за руку и потащила в спальню.
– Катерина… Не знаю. Нет…
Не успели они войти в комнату, как русская повернулась к нему и поцеловала в губы. Уго ответил на этот поцелуй, но постарался избежать следующего.
– Нам нужно поговорить, – пробормотал винодел.
Но Катерина не хотела разговоров. Не хотела она и невыполнимых обещаний от Уго. Она подвела его к кровати и толкнула на простыни.
– Катерина, мне…
– Замолчи, – попросила она, наклоняясь, чтобы раздеть Уго.
Он не хотел заниматься любовью. Весь день он смотрел, как мужчины пускали на нее слюни, как она проходила мимо, избегая их, но не отталкивая. Она улыбалась, обольщала. Уго запомнил, как она заманивала людей на улице Бокерия.
– Нет, – сказал он, когда Катерина потянулась к его члену.
– Ты меня отвергаешь?
– Нет, – сразу же поправился Уго, – я тебя люблю.
Катерина взобралась на него сверху и, ритмично двигаясь, принялась ласкать свои грудь и бедра, скрывая стекающие по лицу слезы. «Не оставляй меня, – тихо умоляла она, закрывая глаза, – не оставляй меня». Уго быстро кончил. Катерина изобразила собственный экстаз прерывистыми стонами. Затем она наклонилась, поцеловала его в губы и легла рядом.
– Мне не нравится, что посетители тебя лапают, – прошептал Уго, когда их дыхание успокоилось.
– А мне не нравится, когда меня оставляют одну, – сказала Катерина.
– Я буду отлучаться реже, – пообещал Уго. Катерина промолчала. – Но продолжу видеться с внуком, – заявил винодел.
– Тебе не придется спрашивать разрешения, если будешь помнить, что твоя семья здесь, что твой виноградник – это таверна.
– Согласен.
– Тогда меня никто и пальцем не коснется, – пообещала ему Катерина.
Поначалу к Катерине еще пытались приставать, но она давала отпор резко и в то же время грациозно – чтобы не спугнуть посетителя. Один каменщик однажды улучил момент и ущипнул ее за задницу. Это был крепкий мужчина, привыкший работать с камнем, но и он сдался под обрушившейся на него лавиной затрещин и пинков. Затем Катерина предложила ему чашу вина. «По меньшей мере три», – потребовал каменщик, прижимая ладонь к рассеченной губе, из которой сочилась кровь. Русская приняла заказ, где-то раздались довольные хлопки. Пошел слух, что с хозяйкой таверны лучше не связываться. И хотя Катерина продолжала любезно обращаться с посетителями – порой даже слишком любезно, как считал Уго, – ей тем не менее удалось заслужить уважение. Пила она только с наступлением сумерек, после закрытия таверны и только вместе с Уго – вино или огненную воду. Он, в свою очередь, выполнил свое обещание – и стал ходить к Мерсе и Арнау всего раз в неделю.
– У Катерины тяжелые времена… – рассказал Уго дочери. – Она думает, что я бросаю ее ради тебя и Арнау. Она чувствует себя… отвергнутой.
– Мне очень жаль, – ответила Мерсе, – но, может быть, она и права. Я могу чем-то помочь? Может, поговорить с Катериной? Бернат не разрешает приносить Арнау в таверну, – думаю, меня одну он тоже не пустит, но я могла бы как-нибудь улизнуть из дворца, чтобы с ней увидеться. Может, так она почувствует себя частью нашей семьи.
Слова Мерсе стали настоящим откровением для Уго – теперь он понял, что в глубине души она тоже считала Катерину частью семьи. Причем именно нашей – это слово прозвучало очень интимно. Мерсе, в сущности, оказалась в похожей ситуации – с той лишь разницей, что одна была счастливой замужней графиней с маленьким сыном, а другая – вольноотпущенницей, которая, по собственным ее словам, могла быть женщиной Уго, но не могла стать его женой.
– Ну что ты, – замялся винодел, – не нужно. Спасибо. Все наладится… я уверен. – И добавил: – Арест Барчи сильно подкосил Катерину. Ее тревожит, что она может остаться в одиночестве.
– В таком случае она бы ничем не отличалась от других каталонских женщин, батюшка.
