Мыс альбатросов (СИ) - "-Edelweiss-"

Тео с неимоверным усилием приоткрыл глаза и увидел над собой перепуганного отца.

— Я вытащу тебя отсюда, сынок, — сказал он, и больше Тео не слышал ничего, кроме визга, донёсшегося из броши Беллатрисы Лестрейндж, когда адский огонь проглотил её, как и прочий хлам.

========== Глава 66 — Том Риддл ==========

Иногда Том спрашивал себя, в чём разница между чистокровными волшебниками и охотничьими собаками, выезжать с которыми когда-то обожали Риддлы. В их особняке была шикарная псарня.

В тот день, когда Том появился в Литтл-Хэнглтоне впервые, он ещё издали услышал звонкий лай, а приблизившись, увидел на выгуле не менее двух десятков гончих за толстой решёткой вольера. Риддлы любили парфорсную охоту и отмечали своих питомцев, выстригая вензель «R» у них на боку.

Что стало с собаками после смерти хозяев, Том понятия не имел: подохли, осели в приютах, пошли по рукам сердобольной прислуги… Их метки на боках наверняка исчезли через пару лет, чего не скажешь о людях, которых Том клеймил своим знаком. От Чёрной метки невозможно избавиться, как и нельзя скрыться от того, кто её оставил. Многие Пожиратели смерти расценивали её как награду, но были и те, кто принимал её с неохотой. С такими волшебниками приходилось поработать, понатаскать их, как породистых щенков…

Трэверс и Джагсон были похожи на немецких легавых: исполнительные, быстрые, послушные. Подобно псам-добытчикам, они доставляли в руки Тома богатый улов, подвергая проклятью Империус самых неуступчивых волшебников. Хороший пёс обязуется поймать добычу, а что с ней делать дальше, решает его хозяин. Так было и здесь.

Абраксас и Люциус всегда напоминали Тому английских сеттеров. С ними приходилось проводить больше времени, чтобы они считали себя исключительными и полезными. Впрочем, польза от них была весьма и весьма ощутимой. Малфои обладали чутьём на продажных чиновников и водили знакомство со многими волшебными семьями, представители которых заседали в Визенгамоте. Но, как и сеттер, Люциус оказался привязан не только к хозяину. Заделав блэковской девке ребёнка, он стал осторожнее и ленивее. Абраксас, получив внука, вовсе отошёл от дел. Семья превыше всего.

Они были нужны, их надо было выделить, задобрить, впечатлить. Том оставил им на хранение великую ценность — свой дневник, хранивший на страницах осколок души его самого. Самый первый и любимый крестраж. Самый сильный. Зря. Как оказалось — зря.

Загнав лисицу или зайца, некоторые собаки мгновенно разрывают их на мелкие части. Так вёл себя Макнейр со своими жертвами, частенько лишнего позволял себе и Селвин. Спускать их с поводка всегда следовало с осторожностью. Кинь таким шмат мяса, за которым можно побегать, — и они будут лизать тебе пальцы. Том даже удивился, когда ему сообщили об участи Селвина. Он-то думал, что у того вовсе нет души, а всё же дементор нашёл, чем полакомиться.

Больше всего Том любил своих «гончих»: Антонина и Лестрейнджей. Преданные, выносливые, по-хорошему злые, если дело касалось врага. Грациозные в бою, отличные тактики, им можно было поручить любое задание, не опасаясь возможного провала — его не будет. Отца Рудольфуса Том знал ещё со школы, его сыновья отличались той же верностью делу. Их стоило поощрить, и Том доверил им чашу Хельги Хаффлпафф, которую семья Лестрейнджей берегла как бесценную реликвию своего благодетеля.

Крэбб и Гойл — вылитые английские бульдоги: чтобы вытащить их из конуры, надо показать им кость. Никакой пустой суетливости. За тёпленькие места в Отделе магических игр оба были бесконечно благодарны, а ведь Том едва ли шевельнул пальцем, чтобы их ими обеспечить. Всё сделал Эйвери-старший. Вот уж незаурядный экземпляр. Помесь шарпея и мастифа. Великанья кровь, слава Мерлину, не отразилась на его мозгах — только на телосложении.

Был ещё Нотт. Сэмвелл выпустился из Хогвартса вместе с Томом и уже тогда усвоил правила игры, как ротвейлер, прошедший жёсткую дрессуру. Вспышки ярости выливались в настоящее бедствие для его противников во время схватки. Том никогда не сомневался в его тупой беззаветной преданности их «высшему делу». Однако болезнь превратила Сэмвелла в колченогого болванчика, а его сын не унаследовал от отца и толики нужной для дела хватки. Размазня.

Вообще это было забавно. Нотт, умник Розье, Мальсибер и Абраксас Малфой — да никто не понимал, что «высшим делом» для Тома всегда был сам Том. Ни чистота волшебной нации, ни восстановление прав и преференций старых семей, ни борьба за места у кормушки министра никогда не являлись для него приоритетом. Только Том — Волдеморт.

В какой-то момент азарт заводчика заставил его обратить внимание на Блэков. Эта семья обладала большим влиянием в нужных ему кругах. Втереться к ним в доверие было вызовом, ведь действовать против них силой свора Тома никогда бы не решилась. Он дёргал за нужные ниточки, играя на гордыне Блэков, но Альфард был слишком беспечен, Орион — ленив, а столетний Арктурус — упрям. Иметь с ними дело представлялось невыносимым. Том кое-как наладил связи с Поллуксом — тот из вредности всё делал наперекор брату. У них с Арктурусом шла давняя вражда.

Пришло время закрепить результат. Том отправился к Блэку с подарком — брошью Годрика Гриффиндора. Найти её стоило Тому немалого труда, но так или иначе в его власти оказались артефакты всех четырёх Основателей Хогвартса, как он когда-то и мечтал. Четыре крестража из семи задуманных.

И что же он увидел, явившись с великолепным даром в поместье Блэков в Бери? Привыкший к «гончим» и «борзым» Том внезапно столкнулся с вальяжным «котом». Поллукс Блэк рассматривал брошь, как дешёвую безделушку, попутно почёсывая пузо и усмехаясь в усы.

— Занятная вещица, — сказал он, вернув её Риддлу без всякого сожаления. — Но от неё так и веет Тёмной магией.

Том поморщился.

— Мне казалось, ваша семья…

— А что с ней? Продолжай, — грозно проговорил старик, и Лорд Волдеморт впервые с момента выпуска ощутил себя школьником, запутавшимся в ответе на экзамене. Нет. Вообще впервые. — Что с моей семьёй?

— Она не имеет предубеждения против артефактов такого рода, — с располагающей улыбкой закончил Том. — Вы гораздо мудрее многих несведущих.

— Зачем мне артефакт, который не приносит владельцу пользы, только вред? От него нет выгоды. Да, он дорого стоит, и на него всегда найдутся желающие, но мы, Блэки, не испытываем затруднений ни в деньгах, ни в авторитете.

— Это любезность, — настаивал Риддл. — В честь вашего юбилея, мой друг. И людей, и богов подкупает хороший подарок. (1)

— Хороший? Я не уверен, не знаю, какая гадость в нём сидит, но я достаточно сведущ в таких вещах, чтобы оценить риск владения ими. Твоё внимание мне приятно, Том, но с подарком ты явно прогадал. Я не приму его.

Риддл был готов заавадить строптивца на месте. Да как он смел?!

— Если подарок понравился, значит, ты отдал часть своей души, (2) — сказал Том. — Мне жаль, что с вами вышло иначе. Моя оплошность. Впредь я буду тщательнее подходить к выбору в отношении вашей семьи.

Отказ был непредвиденным. Том ощущал вскипающую злость, покидая особняк Блэков, как вдруг перед ним появилась ведьмочка, порвавшая бусы. В ней было всё то, что Том так ценил в своих подчинённых: охотничья хватка, пренебрежение к заведённым порядкам, острый ум и дерзость, над которой можно было поработать, чтобы воспитать из юной мисс Блэк королевскую гончую. Впечатлить её ничего не стоило — незамысловатый трюк с цветком и присмиревший кролик. Детский восторг был не чужд даже внучкам Поллукса.

— Это будет нашим секретом, — обронил Том, передавая ей своё сокровище.

И Беллатриса приколола брошь к платью.

Он не пожалел о своём выборе. На протяжении многих лет Белла была его любимицей. Она трепетала от восторга, находясь рядом с ним, выполняла любую его прихоть, и ей всегда было плевать на обмусоленное старикашками вроде Нотта то самое «высшее дело». У неё и Тома был общий интерес, одна цель — благо Волдеморта.

Белла. Красавица Белла. Азкабан сделал её ещё прекраснее, ещё свирепее. Она так любила огонь. Тьму и пламя.