Последний очевидец - Василий Шульгин

Эта мысль кругом нелепа. Немцы в период до первой мировой войны стали быстро богатеть. Если бы они продолжали тихо сидеть у себя, то подобно Англии и Франции Германия прекратила бы прирост населения, разбогатев как следует. Для чего же в этом случае им нужно было бы отнимать территорию у России путем кровавейшей войны?

Этот злосчастный Drang (территория) был причиной всех немецких бедствий. Но и сейчас, готовя атомное оружие, они собственными руками куют молот, который их самих расплющит на русской наковальне.

Вернемся к двенадцатилетним переделам. Итак, каждые двенадцать лет всех снова уравнивали. Если бы за эти двенадцать лет вся крестьянская земля прибавлялась бы в своем плодородии настолько, что хватало бы хлеба и на новые рты, то это было бы еще ничего. Людей больше, но все сыты.

Однако этого не было. Прибавляли хлеба, улучшая свою землю только некоторые семьи, более трудолюбивые, трезвые и, как говорится, башковитые. Какую же награду эти передовые крестьяне получали за свое новаторство?

Вот какую. Завистники, пьяницы и тунеядцы отличались все же большой наблюдательностью. Они поняли, что хлеба больше у передовых мужиков потому, что за двенадцать лет они улучшили свою землю. И вот эта улучшенная земля, при переделах, в первую голову шла вразделку. Ее по кусочкам раздавали бедноте. А создателям этой богатой земли давали землю обыкновенную, неулучшенную.

— Начинай, передовик, сначала!

Но постаревший на двенадцать лет хлебороб научался уму-разуму, и он становился в ряды «униженных и оскорбленных». Дальше так трудиться, как он трудился, он не хотел.

— А ну вас всех в болото!

И болото тупых, неспособных мыслить и изобретать засасывает деревню.

И вот приходит новый передел. Недоедание заставляло предаваться половому неистовству, бабы народили детей много, а хлеба стало еще меньше, чем прежде.

— Опускайся, кума, на дно!

Это явление было в свое время отмечено и получило наименование: «Оскудение центра».

Под центром разумелась Великая Россия, то есть как раз та территория, которая находилась в тисках общины. Малая и белая Русь имели свои болячки, как-то: принудительное трехполье, сервитуты, но общины в этих областях не было, и оскудения не замечалось.

В 1903 году (проверить!) по инициативе С. Ю. Витте было создано около пятисот совещаний в столице, губерниях и уездах, чтобы выяснить, отчего же происходит оскудение центра. Главной причиной эти совещания указали общину. Население растет, и потому требуется для его прокормления более интенсивное земледелие. При общинном землевладении этого достигнуть невозможно.

Вполне естественно, что Витте обратился за советом к людям земли. Он был математиком по образованию, железнодорожником по службе, финансистом по призванию, но земледелия он не знал. Однако сведения, добытые опросом населения, так повлияли на него, что он избрал правильную дорогу.

Затем последовала война с Японией, революция 1905 года, однако мысль об общине как о главном враге России не заглохла. Она обрабатывалась и рассматривалась в разных учреждениях, и наконец Столыпин высочайшим указом от 9 ноября 1905 года декретировал новый порядок в области землеустройства.

Очень многие в наше время не имеют понятия, в чем состояла реформа Столыпина. Поэтому необходимо в коротких словах изложить главные основания для этого великого перелома в земельной политике.

В 1861 году половина помещичьей пахотной земли была отдана крестьянам не в единоличную собственность, а в собственность крестьянских общин, уже давно существовавших. Но столь же давно существовала малороссийская поговорка:

«Гуртова (то есть общая) земля — чертова земля…»

Народная мудрость в данном случае оправдалась, действительно, черт знает что вышло из великорусской земельной общины за пятьдесят лет без малого ее существования. И с этим решено было покончить.

Покончить было просто. Прислать землемеров на места и всю принадлежавшую общинам землю нарезать отдельными участками по числу дворов. Эти участки закрепить за главой семьи на праве единоличной собственности.

Это просто, но не «дюже». Земля редко бывает одинаковой по своему качеству. Поэтому если держаться уравнительности участков, то надо плохое качество земли компенсировать количеством. Теоретически и это легко. Но на деле этого рода уравнительность — великая канитель. Ее легче преодолеть, если сама община желает себя упразднить. Если нет, то нарезка участков будет сопровождаться саботажем, то есть всякими неприятностями.

Поэтому очень решительный Столыпин не решился осуществлять свою реформу, не заботясь о том, желает ли данная община перейти к единоличной собственности или нет. Только после того как община большинством голосов постановит выйти на отруба или хутора и акт об этом составлен, землеустроительные комиссии при помощи землемеров приступали к разверстке полей.

Я остановился на этом вот по какой причине. Может случиться когда-нибудь, что Советская власть, теснимая неудачами в земельной политике, будет принуждена поставить вопрос о ликвидации колхозов.

Нельзя зарекаться. Народная советская мудрость выдумала поговорку:

«Все может быть, все может статься, И ни за что нельзя ручаться…»

Бегство колхозников из колхозов, кажется, уже никем не оспаривается.

Разумеется, об этом размышляют те, кто некогда вводили колхозы. Их, правда, осталось очень немного, это ведь те, которых называют «самые старые члены партии». Более же молодые партийцы только расхлебывают кашу, заваренную, их отцами и дедами. Для них времена введения колхозов

Дела давно минувших дней,Преданья старины глубокой.

Я и мои единомышленники не вводили колхозов. Мы не дождемся их ликвидации, если она будет. Для меня будущая судьба колхозов должна быть безразлична. Однако она меня все же волнует, так как не всегда бывает то, что должно быть. Таковы мы, люди.

Если когда-нибудь придется с колхозами расстаться, то к этому перевороту надо приложить больше размышления, чем это имело место при их введении.

Мне кажется, прежде всего, что великий перелом не надо делать насильно. Однако его надо делать в то время, когда насилие еще возможно. Другими словами, только сильная власть может осуществить такую реформу сравнительно безболезненно. Не от слабости, а от силы надо принимать решения такого масштаба.

А сила будет в том случае, если Советская власть сама придет к твердому решению, что с колхозами плохо. Пока этого сознания нет, необходимо принимать всякие меры к улучшению жизни колхозников. К ликвидации колхозов нужно приступать, только дойдя до конца, то есть убедившись, что палиативами спасти колхоз, как принцип, невозможно.