Крушение России. 1917 - Вячеслав Алексеевич Никонов

Приходилось кончать доклад:

— Я считаю своим долгом, Государь, высказать Вам мое личное предчувствие и убеждение, что этот доклад мой у вас последний.

— Почему? — спросил царь.

— Потому что Дума будет распущена, а направление, по которому идет правительство, не предвещает ничего доброго… Результатом этого, по-моему, будет революция и такая анархия, которую никто не удержит»[1615].

Приблизительно в это же время царь вызвал к себе Николая Маклакова, чтобы поговорить о выполнении ответственного задания, связанного с подготовкой манифеста на случай, если угодно будет остановиться не на приостановлении занятий, а на роспуске Думы. Маклаков быстро такой проект подготовил и направился с ним к Николаю, приложив еще и личную записку с полным одобрением этой инициативы: «Власть более, чем когда-либо, должна быть сосредоточена, убеждена, скована единой целью восстановить государственный порядок, чего бы то ни стоило, и быть уверенной в победе над внутренним врагом, который давно становится и опаснее, и ожесточеннее, и наглее врага внешнего»[1616]. При представлении Маклаковым проекта манифеста царь куда-то спешил, обещав посмотреть бумагу позднее. Но, очевидно, Николай всерьез рассматривал сценарий с роспуском Думы. Впрочем, уже давно, залогом чему являлся соответствующий указ с открытой датой на руках у премьера.

Вот, пожалуй, и все свидетельства «заговора правых». Планы введения диктатуры существовали, рассматривались императором и его супругой, но были далеки от реализации, что, возможно, и погубило династию. Пачки писем и телеграмм от правых организаций лежали на столе императрицы — с признаниями в безграничной любви и преданности. Однако в январе — марте 1917 года не произойдет ни одного выступления правых в защиту самодержавия и царя — важнейшей цели и смысла их существования и деятельности.

Другие обвинения власти в подготовке диктатуры и кровавой бани были связаны с планами силовой защиты столицы от внутренней смуты. А такие планы действительно разрабатывались.

Планы обороны

Николай II готовился к возможным революционным событиям. Его стратегия заключалась, в первую очередь, в том, чтобы оттянуть момент прямого столкновения со свергавшей его «общественностью» до того момента, когда русская армия перейдет в решающее наступление. Затем расставить на ключевые позиции людей, которым можно было доверять на 100 процентов. На случай нежелательного развития событий иметь за спиной силовые структуры, готовые подавить беспорядки. И, наконец, уже после успешного наступления заявить о либерализации государственного строя. Придворный историограф генерал Дубенский утверждал, что в феврале 1917 года со стороны императора «были разговоры о создании нового ответственного министерства»[1617]. Глобачев излагал эту тему более детально: «Уже после переворота, когда я встретился с бывшим министром юстиции Добровольским в одном из мест заключения, он мне говорил, что указ об ответственном кабинете был подписан Государем и находился у Добровольского в письменном столе; он должен был быть обнародован через Сенат, на Пасху. Временному правительству, очевидно, это стало известным, но оно по весьма понятным причинам об этом умолчало»[1618]. Пасха в 1917 году приходилась на 2 апреля по старому стилю.

После назначения премьером Голицына царь произвел ряд других кадровых перестановок, призванных укрепить лояльность членов кабинета. Министром народного просвещения стал Кульчицский, министром путей сообщений Войновский-Кригер, демонстрировавшие полную преданность.

Военным министром в начале января был назначен лояльный Михаил Беляев, выпускник Николаевской академии Генштаба, который в годы русско-японской войны руководил штабом главнокомандующего 1-й Маньчжурской армии, а в Первую мировую исполнял должность начальника Генерального штаба, был помощником военного министра и представителем русской армии в Румынской главной квартире. Полагаю, не случайно к кандидатуре Беляева отнеслись негативно в Ставке. Гурко сравнил «его назначение на пост военного министра с назначением министром финансов очень опытного бухгалтера, вполне овладевшего правилами ведения учетных книг, но совершенно невежественного во всем, что касается финансовой науки»[1619]. Возвышение Беляева стали приписывать исключительно влиянию Александры Федоровны.

Разговоры о недовольстве в высших армейских сферах беспокоили Николая. Желая лично убедиться в настроениях командного состава армии и флота, император в январе и феврале принял целый ряд воинских начальников и… остался доволен услышанным. Серьезных сомнений в преданности вооруженных сил — гордости царя — у него не возникло.

Революционные тенденции тревожили Протопопова, который поручил питерскому градоначальнику генералу Балку принять меры к сохранению порядка. Меры эти носили двоякий характер: доставка продовольствия, которая шла через министерство земледелия, и борьба с возникавшими эксцессами с помощью силовых структур.

При этом спецслужбы искали заговорщиков почти исключительно в социалистических кругах. «Департамент полиции приводил мое указание в исполнение, стараясь арестовать и выслать «главарей» и «зачинщиков» движения, не допуская их сорганизовать и возбуждать рабочих, — давал показания Протопопов. — Считались опасными три политические группы: социалисты-демократы, которые были более сорганизованы; социалисты-революционеры считались не сорганизованными, как и анархисты. Анархистов числилось в Петрограде около 40 человек. Среди лиц, принадлежащих к этим партиям, главным образом и производились обыски, аресты и высылки, причем исключение делалось для членов Государственной думы, так как опасались недовольства Думы, которое было бы этим вызвано; за этими лицами только следили»[1620]. Но были хорошо известны имена и других, более значимых заговорщиков. «Агентурой Охранного отделения в то же время был выявлен полный список членов уже заранее намеченного будущего Временного правительства, — утверждал Глобачев. — Этот список был представлен мною министру с ходатайством о немедленной ликвидации этой группы также, но Протопопов ограничился только тем, что сказал: «Это очень важно»[1621]. В списке были все бывшие коллеги и друзья Протопопова, и он знал общую установку императора на замирение с общественностью.

Никакой изобретательности проявлено не было. «В основание плана принято распределение охраны, действовавшее в 1905 г., но, конечно, тогда войск было больше, теперь же приходится полагаться больше на полицию, конную стражу, жандармов и учебные команды запасных батальонов, — расскажет Протопопов. — Всего около 12 тысяч человек, а в 1905 г. было более 60 тысяч, как я слышал… Предполагалось сначала действовать одной полицией; в случае нужды — вызывать казаков с нагайками; при необходимости — вызывались войска»[1622].

Находившиеся в столице полицейские силы вполне отвечали своему предназначению. «Петроградская полиция, как пешая, так и конная, равно как и жандармские части, были достаточны по численности и находились в образцовом порядке (что и доказали, обильно оросив своей кровью улицы столицы); надо было только усилить полицию вооружением, главным образом пулеметами и винтовками, ручными гранатами, да действовать смело и решительно»[1623], — замечал полковник и военный писатель Дмитрий Ходнев, в предреволюционные дни руководивший учебной командой запасного батальона Лейб-гвардии Финляндского полка, которая тоже «охраняла порядок и спокойствие в столице». Но почему вдруг