Весна сменяет зиму - Дмитрий Шелест

– Да хрен с вами, партийцы хреновы, оставляй его. Приговорим, но позже.

– Полковник приказал немедленно, и я должен подтвердить его смерть.

– А ты, что солдат сомневаешься в нашем мастерстве? Или считаешь, что мы тут холостыми стреляем? Иди с глаз моих, сукин сын, а то вместе с ним пристрелю! – капитан угрожающе помахал пистолетом и ткнул его дулом Чака в грудь. – Сказал расстреляем, значит расстреляем. У нас тут между прочим очередь. А твой смертник подождёт!

– Тогда я тоже подожду товарищ капитан.

– Ну и жди, сукин ты сын. Уди в сторону и смотри, чтоб твой смертник дёру не дал, а то пойдёшь вместо него!

– Есть!

– На жопе твой шерсть, иди к той стене и жди команды. Молокосос.

Рядовой послушно выполнил приказ и отошёл к стене, что была напротив расстрельного полигона. Сам же полигон был не чем иным, как огромной ямой вырытой посредине площади, пленных ставили на бруствер и стреляли так, чтобы те тут же падали в неё. Иногда какой-то офицер добивал раненых и спихивал их ногами вниз. Чаку стало не по себе от увиденного, впервые он испытал страх безысходности и понял, что принять неизбежное нельзя так сразу. Солдат глянул на его измятое лицо и увидев в нём знакомые чувства, спросил.

– Может всё-таки закуришь?

– Закурю. И выпью.

– Ну я так и думал.

Парень вынул из кармана пачку, прикурил две сигареты, одну из них протянул Чаку. Тот жадно затянулся и раскашлялся, но затянулся вновь, да так, что почувствовал как дым обжигает горло.

– Теперь дай выпить!

– Держи. – и тот протянул ему бутылку, уже наполовину пустую.

Зит пил водку словно воду и парень, испугавшись, что останется не с чем, резко вырвал бутылку из рук капитана.

– Ты бы не наглел.

– Прости.

– Хотя, что я, не понимаю, что ли. Последняя твоя сигарета, последняя твоя выпивка. Но мне тоже хочется выпить, тут так себе местечко, трезвому тут делать нечего. Трезвые тут только медивы, и те от безысходности.

Чак смотрел помутневшими глазами, как очередная пятёрка медивов встала бок о бок у пропасти и кто с ужасом, а кто с презрением уставил взор на пятерых стрелков палачей.

– Что будет с девушкой, что поймали со мной?

– Скорей всего тоже приговорят, – затягиваясь сигаретой, буркнул тот, отворачиваясь от казни. – Хотя иногда девок отдают солдатам на потеху. Ну ты понимаешь для какой потехи, хотя это с медивскими бабами, с котивской не знаю. Разве, что офицеры возьмут себе для развлечений. Жена твоя, что ли?

– А это уже не твоё дело!

– Да я так, просто спросил. Вдруг увижу её ещё живой. Могу передать твои слова какие-нибудь.

– Передай ей, что я её найду.

– Это как ты её найдёшь? Тебя же сейчас пристрелят?

– Просто передай ей это.

Раздался залп.

– Хорошо, передам.

Чак посмотрел, как какой-то офицер посмотрел на каждого убитого, одному он для уверенности стрельнул в голову. На краю города загрохотали взрывы и загремела стрельба. Медивы вновь пытались занять город, очередная бессмысленная атака. Вдали показалась очередная колонна пленных. Котивы основательно зачищали город, надеясь перебить всех, кого только можно. Бессмысленный и беспощадный конвейер смерти, отлаженный и вошедший в привычку. Рядовой толкнул парня в плечо и сказал.

– Вот и твоя очередь. Повезло, хоть умирать будешь один, а не с этими недочеловеками.

Парень сопроводил его до бруствера, хлопнул на прощание по плечу и отбежал в сторону. Из ямы несло смрадом и страхом, будто сама смерть сидела там и разминала свои костлявые пальцы. Ноги дрожали и дыхание сбивалось, во рту пересохло, да так, что казалось до самого желудка. Пред ним стояли солдаты, казалось, что очень близко. Они о чём то болтали, а порой шутили, видимо эта процедура была для них чем-то обыденным. Чак хотел было смотреть им в глаза, но страх переборол и он закрыл веки.

«Ну здравствуй смерть моя, теперь мне от тебя не скрыться, как близко ты была со мной все эти годы, никто так долго ещё не терпел меня, нежели ты. И вот я наконец с тобой породнился, стал частью твоей огромной семьи. Бедная, ты смерть, сколько же у тебя работы, устала поди уже. А мы всё никак не уймёмся! Да где же сука залп, где же он. Сколько же можно ждать? Чего они медлят, чего они суки ждут. Гады. А ведь поделом мне, поделом. Скольких я загубил, своими руками, ведь много, вот бы они все сейчас рады были посмотреть, как я упаду в эту зловонную яму из которой уже не выберусь никогда. Смерть. Ну где же ты, иди ко мне, забирай меня, вот он я, давай! Давайте суки, ну, чего вы молчите! Смерть забирай меня, но не трогай Китти! Не трогай пока умоляю!»

В уши ударил громкий грохот взрыва и лицо обдало, обжигающим воздухом. Чак не удержался на ногах и словно мешок упал в заполненную трупами яму, ударившись головой об, что то мягкое. Мгновение он пролежал без движения и даже не дышал, думая, что умер, пока не открыл глаза. Пред ним стояло мрачное ночное небо, окутанное серой пеленой, сквозь которую с реактивным грохотом мчались два истребителя. Раздался новый взрыв, совсем рядом и его осыпало клоками сырой земли.

Собравшись с силами, он глубоко вздохнул и вытер лицо. Страх улетучился мгновенно, словно его и не было. Чаку было не впервой обманывать смерть. Встав на ноги, он аккуратно выглянул из ямы и увидал воронку на месте расстрельной команды. Сами же солдаты лежали в стороне с разорванными животами. Кругом творился хаос и неразбериха, кто-то стрелял, а кто-то бежал, кто-то сидел на земле и рыдал. И в этот момент у Чака в голове словно переключился какой-то выключатель и дальше он действовал уже, не вдаваясь ни в какие подробности и мысли, словно робот, не знающий страха и сомнений. Он выскочил из ямы и размашистыми шагами подбежал к стене, у которой лежал раненый конвоир, что привёл его на эту бойню. У парня кровоточила перебитая осколком нога и тот безуспешно пытался наложить жгут. Чак воспользовался его замешательством и выхватил его автомат, после чего мигом уткнул его дуло в лоб рядового.

– Где девка? – рявкнул он.

– Не знаю, скорей всего в штабе, где тебя допрашивали. – сквозь боль и слёзы буркнул тот – Помоги, я ранен.

Зит пристрелил его, спокойно и без раздумий. Он это хорошо умел. Ноги несли его по улице, словно по полосе препятствий, и никто не