Весна сменяет зиму - Дмитрий Шелест

Чак услышал знакомый плачь и обернулся, плакала Китти, тихо уткнувшись в его плечо.

– Все будет хорошо, – прошептал Чак, но она молчала.

– Сиди молча, – рявкнул на него один из солдат, сидящий напротив и сжимающий меж коленей автомат.

– Вы совершаете ошибку! – прикрикнул на них Чак. – Мы муринские офицеры.

– Может и были ими пока не дезертировали, – тут же ответил второй.

– Мы не дезертиры, мы пробивались из окружения!

– Ты бы помолчал бы, офицер. Доставят тебя куда положено и там разберутся. А мне плевать на то, кто ты есть и кем ты был. Мне приказано смотреть, чтоб ты не утёк.

Грузовик подпрыгивал на ухабах, бренчало, что-то в районе правого борта, скрипели изношенные колодки. Узкие улочки были завалены битым кирпичом, да сгоревшей в последних боях техникой. Чак с отвращением увидел муринских солдат. Он был в ужасе и удивлении от происходящего, бывшие бравые солдаты, непобедимой армии теперь едва походили на воинов, скорее на разбойников. Обросшие, грязные и пьяные, они шлялись по домам в поисках добычи, сложно было разобрать кто есть кто. Вылитые разбойники.

Грузовик подпрыгнул на большой кочке и Чак с Китти повалились на пол кузова, их тут же подняли. Изо рта солдата несло алкоголем и табаком. Он велел им держаться крепче, иначе они разобьют себе носы. А по обе стороны от дороги вели группы пленных фавийцев, котивы жестоко лупили их и подгоняли. Тех кто не мог идти забивали прям в грязном снегу и стреляли в голову. Чак успел увидеть, как двоих несчастных убили и отбросили в канаву. Лёгкая дрожь и отвращение пробежались по его телу. Стало немного не по себе.

Когда машина остановилась, их уже ждали и грубо вытолкнули из кузова. В мрачном, задымлённом небе промчались несколько истребителей, оглушив муринцев раскатами грохота. Чака взяли под руки двое обросших котивов и потащили в какое-то помещение, над входом в которое висел измученный муринский флаг. Китти поволокли куда-то в сторону.

– Куда вы её повели? – кричал Чак.

– Закрой рот, без тебя разберутся! – рявкнула тёмная, заросшая рожа. – Куда надо туда и повели!

Чак кинулся за ней, пытаясь расталкивать солдат плечами, но тут же был повален на землю и придавлен коленями. Ему грубо сказали, чтобы не сопротивлялся и влепили кулаком меж лопаток, резкая боль объяла тело. Он видел, как в серости военных исчезало лицо Китти, видел её глаза, с запечатлённым на них оттенком страха и искреннего непонимания ситуации. Стоял невыносимый шум, но даже среди него Зит мог прочитать по обветренным губам Китти знакомые слова "Я тебя люблю", но сделать ничего не мог, коленные чашечки котивских солдат остро упирались в его спину, кто-то повторял о бессмысленности сопротивления, стоял невыносимый шум. А он пытался кричать ей, что найдёт, что сможет, что объяснит и всё будет хорошо. И вот фигура девушки окончательно скрылась из виду и его грубо подняли с земли, задрав связанные руки вверх.

По сторонам мелькали серые стены, заляпанные засохшей кровью, выломанные двери и в нос бил едкий аромат чего-то протухшего. На мгновение, ему показался знакомым этот коридор. Вскоре, когда его швырнули с силой в дверной проём, он сразу же вспомнил Касера, что сидел в этой комнате при первом и втором разговоре с ним. Всё было также и там-же, шкаф с резными фасадами, стол, за которым сидел фавийский капитан и даже сквозь едкую вонь пота и тухлятины пробивались нотки травяного чая. Это без сомнения была таже комната. Только без Касера.

Зита усадили на стул и связали ноги проволокой.

В комнате теперь был главный другой. Тучный мужчина средних лет, с короткими седыми волосами и пышными усами. На его огромном, подобным картофелине, носу держались маленькие очки в едва заметной оправе. Он затягивался сигаретой и безмятежно выдыхал сизый дым из своих лёгких в открытое окно.

Чак сразу обратил внимание на его шикарный мундир с наградами по обе стороны от пуговиц. Чисто внешне он был вылитый высший офицер Муринии, прошедший не одну войну. "Видимо это и есть, тот самый старина Тибу"– подумал Чак и с некой злой иронией сравнил, как его встретили в этой комнате свои и враги.

Тучный офицер, не вынимая сигарету изо рта, прошёлся неуклюжей походкой от окна, до Чака. Затянулся, выдохнул и низким голосом спросил.

– И на кой хрен тебя сюда привели. Чего пули пожалели?

– Я капитан Чак Зит! Я требую, чтобы вы немедленно отпустили меня и майора Лину! Иначе я буду жаловаться командованию! Вы совершаете ошибку! – возмущенно начал Чак.

– Ну надо же, капитан, майор, прям полный набор, – невнятно промычал тот.

– Вы ответите за свои поступки! – вновь выкрикнул Чак.

– Перед кем мне отвечать капитан? Перед Маутом? Перед Хегером? Кто там сейчас у нас главный в штабе? Вы, кстати, не в курсе кто у нас приказы отдаёт? – с иронией спрашивал офицер. – Я вот не знаю, а знаю только пару вещей. Первая из них, что я воюю за свою страну, в независимости от того, кто сидит на троне. А вторая, что медивский пленный, которому я лично прострелил его трусливую голову, рассказал мне о двух муринских офицерах, что гостили у их капитана, словно гости и были выпущены на волю. А я же знаю, что врага никто так просто не отпустит, отпускают лишь тех кто заслужил. А как ты со своей курицей мог заслужить пощаду врага? Правильно думаешь рожа, предательством. Под описания ты подходишь идеально. Девку твою тоже допросят, если потребуется, то с пристрастием. А как прикажешь допрашивать тебя? Капитанишка?

– Вы совершаете большую ошибку! Девушка, что была со мной большой штабной офицер, знакомая Маунда Маута! – смотря в глаза тучного офицера, кричал Чак.

– Да, да, да. Только вот твоего Маунда уже похоронили. Причём давно. Не знаю сколько недель или месяцев назад вы дезертировали, но видимо вы не в курсе, что Маунд похоронен, А Хегер пытался устроить переворот. О, вижу по роже твоей задумчивой, что ты не знал, не знал ни о Хегере, ни о Маунде, ни о Мурзане. А ведь столько всего интересного происходило эти дни, что ты, трус, даже представить себе не можешь.

– Я не в курсе, что твориться в Муринии. Но мы не дезертиры, мы…

– Я вот вижу перед собой труса. И думаю, что вы бежали в Фавию, за лучшей жизнью и попавшись врагам нашим,