Мир красного солнца - Клиффорд Саймак

Харрисон кивнул.

— Человек, исследующий Розеттский свиток Марса.

— Встречались с ним?

Кемп отрицательно покачал головой.

— Интересный мужик, — заметил Чемберс. — По уши зарылся в свои ненаглядные марсианские рукописи. Вкалывает практически не разгибаясь. Что-то, по-видимому, раскопал, но вдруг, похоже, испугался.

Он пошуршал листками

— Я на прошлой неделе получил от него весточку. Говорит, нашел свидетельство того, что жизнь — или, скорее, странная форма жизни — некогда существовала на пятой планете, прежде чем та разрушилась, образовав пояс астероидов. Марсиане писали, что эта жизнь способна сворачиваться в капсулу и существовать длительный период в состоянии временного бездействия жизненных функций — не механически вызванного глубокого торможения, к какому время от времени пробовала прибегать человеческая раса, а естественного инцистирования. Вероятно, это что-то вроде покровительственной окраски.

— Интересно, — прокомментировал Кемп. — Но не совсем по моей части. Такая форма предполагает много возможностей. Демонстрирует почти бесконечную приспособляемость жизни как таковой.

Чемберс кивнул.

— Именно такого ответа я от вас и ожидал. Собственно, я пришел к тем же выводам, хотя не считаю себя специалистом в подобных вопросах. Монк намекает, что эта форма жизни может существовать до сих пор. И высказывает. Похоже, он был расстроен, когда писал письмо. Как если бы стоял на пороге открытия, в реальность которого не желал верить. По-моему, он даже слегка испуган и не захотел подробно излагать свои соображения, пока не до конца уверен в их правильности.

— Почему подобные вещи должны его расстраивать? — удивился Кемп. — Это информация из далекого прошлого. То, что он обнаружит в старых свитках, уж точно не может повлиять…

Чемберс поднял руку.

— Вы не дослушали. Марсиане боялись жизни, существовавшей на пятой планете. Смертельно боялись! Настолько, что взорвали планету, разнесли ее в куски, полагая, что таким образом сумеют уничтожить и жизнь, которая там обитала.

В лице председателя Совета не дрогнул ни один мускул.

— Монк уверен, что у них ничего не получилось, — добавил он.

В кабинете повисла испуганная тишина. Ганнибал неловко заерзал на плече у Чемберса.

— Вы способны вообразить… — почти шепотом заговорил председатель Совета, — способны вообразить страх столь великий, что одна раса взорвала, уничтожила планету другой, лишь бы избавиться от него?

Кемп покачал головой.

— Да вообразить такое очень трудно…И все же… если страх действительно…

Он осекся и бросил взгляд на Чемберса.

— Почему вы решили рассказать мне об этом?

— Ну разве вы не видите? Возможно, где-то рядом притаилась неизвестная нам форма жизни — иной тип, развившийся миллионы лет назад в иной окружающей среде. Быть может, последовало отклонение, поворот в развитии, всего лишь крохотное, еле заметное изменение, способное дать нам необходимую подсказку.

— Вижу, куда вы клоните. Но это не ко мне. Вам нужен Финдлей. У меня мало времени. Я живу на заемном здравомыслии. А вы, если уж на то пошло, еще даже не заполучили образцы этой жизни и едва ли знаете, что искать. Инцистированная форма жизни! Она может оказаться чем угодно. Пошлите миллион человек на астероиды ловить ее — и на это потребуется тысяча лет.

Сама по себе идея, безусловно, здравая. Мы сами в ряде случаев пытались руководствоваться ею. Безуспешно. От обитателей юпитерианских лун проку никакого. И от венериан тоже. О марсианах, разумеется, речи и вовсе не было. Мы понятия не имеем, как они выглядели. Даже скелета не обнаружено. Может, раса, которой они боялись, в конце концов добралась до них и полностью уничтожила?

Чемберс печально улыбнулся.

— Мне следовало знать, что это бесполезно.

— Извините, но мне пора в Санктуарий, — напомнил Кемп, — Я видел, что произошло с другими: с Джонни Гарднером, Смитом и Лемпке. И не хочу, чтобы это случилось со мной. Если, конечно, еще не поздно что-то предпринять.

Председатель старательно сплел пальцы.

— Вы долгое время пробыли на службе.

— Десять лет, — уточнил Харрисон

— И все эти десять лет вы работали, не думая о себе, — негромко продолжил Чемберс. — Не надо скромничать. Я знаю ваш послужной список. Вы делали все от вас зависящее и жертвовали многим ради усовершенствования Солнечной системы и улучшения жизни людей. Вы и сейчас отдали бы правую руку, чтобы сделать нечто действительно полезное. Например, выяснить, что такое жизнь. Вы пришли сюда, потому что надеялись помочь нам своим рассказом.

Кемп молчал.

— Разве не так? — настаивал Чемберс.

— Может, и так, — признал Харрисон, — Я никогда не думал об этом в подобном ключе. Для меня это всего лишь работа.

— В таком случае не возьметесь ли вы еще за одну работу во благо человечества? Согласитесь ли выполнить ее, не зная, почему вы это делаете, не задавая никаких вопросов?

Кемп вскочил на ноги.

— Я уже сказал вам, что должен попасть в Санктуарий! — выкрикнул он. — Я сделал что мог! Все, что мог! Вы не имеете права меня задерживать!..

— Вы отправитесь в Санктуарий, — резко произнес Чемберс.

— Но работа…

— Я хочу, чтобы вы взяли с собой Ганнибала.

Кемп ахнул.

— Ганнибала?

— Именно. Не спрашивая меня зачем.

Кемп открыл было рот, желая что-то сказать, но тут же закрыл, не проронив ни слова, и лишь после паузы выдавил:

— Сейчас?

— Сейчас, — кивнул Чемберс.

Он встал и снял Ганнибала с плеча.

Кемп почувствовал, как острые коготки проникают сквозь одежду, вонзаются в плоть, ощутил, как крохотная лапка трогает его шею, ища опоры.

Чемберс погладил Ганнибала по голове. В незрячих глазах за большими темными очками стояли слезы.

Санктуарий оказался местом несказанной красоты. Но такой, которая железной хваткой берет человека за горло и уже не выпускает на волю.

Когда-то — всего несколько лет назад, сообразил Кемп, — бесплодный кусок скалы, максимум пять миль в поперечнике, кувыркался в космосе по эксцентрической орбите. Ни воздуха, ни воды — ничего, кроме голого камня, тускло мерцавшего под слабыми лучами далекого солнца, когда те случайно падали на скальную поверхность.

Теперь здесь цвел сад с кружевными водопадами и звенящими ручейками, укрытыми сводчатым пологом пушистых деревьев, в ветвях которых, весело щебеча, порхали птицы. Ловко скрытое освещение разгоняло черноту космоса, и на крохотном планетоиде неизменно царил предрассветный сумрак. Мягкий лучезарный свет тускнел до лиловых теней там, где мощенная плитняком тропа взбегала на иззубренный холм, увенчанный классическим зданием из сияющего белого пластика.