Калямбра - Александр Покровский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так что стоит поискать аварийный фонарь – его хватит на двое суток непрерывного свечения, а потом привыкнешь жить в темноте.
В каждом отсеке есть парочка таких фонарей – надо их найти.
Нашел – вот и счастье.
Теперь стучать.
Лодку ищут, обязательно ищут. Если она не вышла на связь в течение четырех часов, объявляется тревога по флоту и в море на поиск выгоняется туча кораблей, и тут важно верить, что найдут, и стучать. Сутками.
Надо стучать по отливному кингстону помпы – он сразу идет за борт.
Или по любому другому кингстону, только чтоб он сразу же шел за борт.
Стучат ключами или все равно чем металлическим. Металлом по металлу.
Важно разбиться на вахты и стучать днем и ночью.
Азбукой Морзе. Она есть на всех переборках. Специальные стуки, ни на что не похожие, понятные любому профану, то есть, я хотел сказать, водолазу.
Главное верить, что тебя ищут, что найдут.
Надо стащить в отсек побольше теплого водолазного белья – лодка скоро остынет, и будет холодно.
Надо поискать воду и аварийный запас пищи, регенерации – она выделяет кислород, если подсуетиться.
А перед этим важно выбрать старшего. Старший всегда должен быть. Это как Бог. Бог должен быть.
И ему все подчиняются. Он сказал – закон. Никто не возражает. Это важно. Иначе безверие, тоска, смерть.
А со старшим – хорошо. Всегда же хочется думать, что кто-то сейчас все придумает, и все у вас получится. Это здорово, когда есть старший, поверьте.
Он распределит еду и воду, свитера, регенерацию, дыхательные аппараты, установит очередность смен, потому что надо следить за просачиванием воды в отсек, за температурой и чтоб все время стучали.
А что за вами пришли, вы сразу почувствуете, там так обостряется слух, что все постороннее сразу же слышно.
Сразу начнется возня у эпроновских выгородок – это, как пить дать.
Это такие специальные места. С них можно подсоединить шланги и провентилировать отсеки – в первую очередь, нужен же воздух, а потом через них можно подать электричество и осветить отсеки через лампы аварийного освещения, и еще можно позвонить по телефону с поверхности.
Представляете, вам звонят с поверхности, там же стоит спасательное судно, а вы им: «Але, как дела? Как там снаружи? Не моросит? Сколько нас тут? Нас тут немного. Сейчас скажем все по фамилиям. А мы вас ждали! Ну, да! Ха-ха-ха!» – и в отсеке сразу же все смеются, вы не представляете себе, как у нас могут смеяться. Над любой ерундой.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
ЧучелоКогда-нибудь увижу прекрасное чучело подводника где-нибудь на севере нашей необъятной страны, в краеведческом музее, с растопыренными руками, с растаращенными глазами на подставке из скал и хрустящего ягеля.
На бирке под чучелом будет написано:
«Подводник-сапиенс, он же – вульгарис, он же – большой морской яйцекладущий подводник. Постоянного гнездования не имеет. Иногда пара грубых сучьев бережет кладку от скатывания.
Это временное пристанище тут же бросается в минуту опасности.
Но свои яйца защищает до последней капли. Взмывая, всегда их подхватывает.
Выживает и хорошо размножается в неволе. Редко имеет одного, чаще – двух птенцов. Когда желторотые дорастают до папы, они бьют его по голове и так получают желаемое.
Требует бережного отношения к себе и хочет попасть в Красную Книгу.
Отличается высоким уровнем развития чувства стадности и локтя.
Внутренняя организация сложна и недостаточно изучена.
Иерархическая лестница крута и неожиданна.
Отмечены случаи поедания себе подобных.
После десяти лет – вреден и склочен, не дорожит честью коллектива.
В больших скоплениях склонен к созданию нездоровой атмосферы.
Поставленный в зависимость от обстоятельств, ищет оригинальное решение.
Обвехованный – очень хорош. Тыл себе любит прикрывать. Перед носом любит морковку, под себя обожает бумажку.
Долго верит.
Легко заверяет и клянется мамой.
Часто хохочет и беспричинно плачет.
Спокоен, если пути заказаны и отступать дальше некуда. В этом случае наблюдаются случаи большого семейного счастья.
Беспокоен, если наблюдает отдельные перемещения.
Желательно околпачивание – хорошо его переносит.
Интересуется чужими болячками. Чувствует себя замечательно, если видит их много.
Покладист, куда ни положи.
Любит посторонний запах, называет его «новым веянием».
Ни одна зараза на нем долго не выживает».
ОТ АВТОРА
Сперва я вам хочу рассказать о нашем Уставе. Не о том, конечно, уставе, по которому теперь на флоте развивается жизнь, потому что я не знаю, что там сейчас происходит, а о том Уставе, по которому когда-то служил я.
Вот открыл я его недавно и понял, что и тогда наш устав никто по-настоящему не читал и над ним не думал, а уж теперь – и подавно, и после этих мыслей тотчас же пахнуло на меня чем-то забытым, смешным и трогательным, будто нашел я на старом чердаке, среди паутины и плесени, картину, изображающую моего родного деда при шашке, портупее, с закрученными усами.
На первой странице гимн: «Со-ю-з не-ру-ши-мы-й та-рата-па-ра… и … Ле-ни-н ве-ли-ки-й та-та-та-па-па…» – потом присяга: «Я – гражданин… клянусь… на-на… а если я нарушу, то пусть…» – потом «Общие положения», в которых одну фразу обойти уж точно никак нельзя, потому как хороша необыкновенно: «Ни одно иностранное правительство не имеет права вмешиваться в жизнь военного корабля СССР»…
Все! Остальные 442 страницы можно не листать вовсе.
Чушь потому что…
ИКРЫ ХОЧЕТСЯ
Жаль, что подводник не мечет икры. А как было бы хорошо! Представьте себе: сначала самка своим длинным яйцекладом делает для страны большое и нужное дело, а потом появляется самец, поливающий все это своими молоками. И – тысячи икринок, тысячи.
А сколько было бы новых подводников!
А подводных династий сколько бы было!
И никаких забот. Нужны подводники – да вон же они, чудный корень, – конвейер, икринка к икринке.
Конечно, пришлось бы где-нибудь на юге построить садки – неглубокие, полные солнечной зелени, легко прогреваемые ванны (конечно, пришлось бы), но все это невыразительные мелочи перед лицом такой значительной государственной проблемы, как икрометание подводников.
А как было бы хорошо: для каждого подводничка, даже для самого мелкого и неприветливого, обязательный летний отпуск.
И всей семьей под наблюдение врачей. Представляете? Жарко, и ты не в лодке, а в ванне, на юге, на нерестилище;
ласковый легкий ветерок; доносится зов недалекого моря (плеск), и вокруг все врачи и врачи – порхают; еда на выбор, умоляющие крики: «Съешьте это, не шевелясь!» – или: «Съешьте то!»
И куча процедур.
Куча «до» и куча «после».
А сами процедуры ненавязчивы, ненатужны и выполняются играючи.
Правда, все время «хорошо» у нас быть не может, и скоро за дело бы взялись селекционеры – эти друзья природы – и сдвинули бы нам период икрометания на декабрь, и стали бы подводнички метать это все в декабре; но те времена наступили бы не скоро, и на наш век был бы обязательный летний отпуск, и чтоб всей семьей, к морю, на юг, в ванну, и яйцекладом – икринка к икринке…
АМДЕРМА
Север Крайний – Амдерма.
Это место такое сахарное.
Название этого места все тянет произнести, отделяя первый слог, но это будет неправильно.
Зимой минус сорок, и кожу на роже ветер легонько снимает с помощью очень твердой ледяной крошки.
А собаки там величиной с годовалого тигра – мелких ураганом относит.
И блохи на них не водятся по той же причине.
Военный аэродром. Техники готовят истребители к вылету. Молодой лейтенант группы СД – самолетных двигателей – увлеченно работает, что-то там вдохновенно крутит. К нему неторопливо подходит майор Сан Саныч Штырь, инженер эскадрильи, и устало говорит:
– В штанах, случаем, не ебешься?
Когда начальство обращается к тебе с подобным вопросом, лучше осмотреть всего себя и свои дела бдительным оком, может, ты что-то упустил.
Лейтенант смутился, потом осмотрел, ничего не нашел и на всякий случай говорит:
– Так точно, товарищ майор!
Тогда майор ему уже несколько громче, с горячей настойчив остью:
– В штанах, говорю, случайно. НЕ ЕБЕШЬСЯ?
Еще один торопливый огляд себя – ну что я делаю не так, Господи?! – и блеянье:
– Так точно… товарищ майор!..
И тут майор сходит с ума – брови выше ушей:
– ГОВОРЮ, В ШТА-НА-ХХХ!!! НЕ Е-БЕ-ШЬ-СЯ? Истошный крик доведенного до крайности лейтенанта:
– НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!!!
И тогда полное смысла замечание старшего товарища:
– А ЧТО Ж ТОГДА В РУКАВИЦАХ РАБОТАЕШЬ?!! М-да.
Надо вам сказать, что и в этот раз было минус сорок. С ветерком.
ЖИВ, ЗАРАЗА!
На флоте невозможно долго жить и чтоб не вспомнить про говно.
Сейчас мы про него вспомним.
Вахтенный пятого в автономке пропал. Ночью пропал, перед самым получасовым докладом насчет того, что «в пятом замечаний нет».