Багамарама - Боб Моррис

Стянув с себя рубашку, я скинул сандалии и стремительным галопом помчался по воде. Бросился в волны, поднырнул под прибойную волну и, всплыв на поверхность, погреб энергичным кролем, не спуская с утопающего глаз. С пару дюжин взмахов руками, и я с ним почти поравнялся. Старик дико озирался по сторонам, словно не замечая меня. На лице застыла гримаса ужаса и боли. В руке он держал что-то вроде тяжелой трости с массивным медным набалдашником.

Я лег на волну и, когда терпящий бедствие показался на поверхности, приблизился к нему вплотную.

— Живы? — крикнул я.

Старик обернулся на голос, едва не задев меня тростью. Я нырнул под воду, обхватил его за колени, перевернул и вытолкнул на поверхность, придерживая правой рукой под челюсть и подставив под спину бедро. Надо сказать, человек этот был легче птичьего пера, кожа да кости.

— Не волнуйтесь, — сказал я ему. — Выплывем. Все образуется.

Тот не сопротивлялся. Он кашлял и отплевывался, а я греб одной левой, с неумолимой решительностью приближаясь к берегу. Волна вздыбилась и опала, я ткнулся в песчаное дно. Встал на ноги, вышел на берег и уложил старика на песок. Спасенный с трудом сел.

— Оставьте меня, — в негодовании сказал он тоном самого настоящего английского лорда. — Я в полном порядке.

Ну, с этим я бы поспорил. Человек был на грани истощения, на лице застыло изможденное бессмысленное выражение африканского беженца. Дышал он с присвистом, разинув рот, острые скулы выдавались на лоне запавших щек. У него были темные круги под глазами, растрепанные волосы отливали желтизной слоновой кости и старых фортепьянных клавиш. Джентльмен был облачен в белый льняной костюм и такого же цвета рубашку. На ногах крепко держались сандалии верблюжье-белого цвета а-ля Джей Гетсби. Если бы он не вымок до ниточки, его запросто можно было принять за труп, который вдоволь повеселился на вечеринке для себе подобных. Уж что-что, а этот пожилой человек был далеко не «в полном порядке». Как же он теперь не походил на того милого обаятельного джентльмена, которому меня представляла Барбара три года назад.

— Лорд Дауни, вы меня узнаете? — спросил я старика.

Тот обратил на меня взор, силясь понять, кто же я такой и где он меня мог видеть, и оставил безуспешные попытки.

— Я Зак Частин. Помните, несколько лет назад мы заходили к вам с Барбарой Пикеринг?

— Пикеринг?

— Да. Барбара Пикеринг — дочь Каролины Пикеринг.

— Ах, Каролина Пикеринг. — У старика разгорелись глаза, он буквально ожил. — Когда-то я лазил к ней под юбку.

Я не нашелся с ответом и потому протянул:

— М-м.

— Была очень недурна, — добавил лорд. — Ах как недурна!

— М-м. — Если уж выбрал удачную тактику, так лучше ее придерживаться, я так считаю. Обязательно поведаю Барбаре, какое неизгладимое впечатление произвела ее покойная матушка. Пусть порадуется.

Тут старик переменился в лице и пронзительно воскликнул:

— А Бирма, Бирма где?!

— Не понял?..

— Где моя Бирма?

Бедняга попытался встать, упал, я опустился возле него на колени и увидел, что у старика закатились глаза. Спасенный отключился, но дышал ровно. Я поднял его трость, взвалил лорда на плечи и потопал к дюнам.

Благо я прекрасно помнил, где он живет — от «Альбери-Холла» рукой подать, как раз в том направлении, откуда я пришел.

Глава 17

Надо думать, формально дом лорда Дауни представлял собой единый комплекс. Он занимал несколько акров площади, с трех сторон огороженной высокой стеной; четвертая сторона выходила на океан. Здешнее сооружение ничем не напоминало жилище английского лорда. Территория была поделена на части, застроенные несколькими корпусами. Каждый корпус представлял собой долговязый дом на сваях, выкрашенный в какой-нибудь яркий цвет: голубой, зеленый или розовый. В центре располагался главный особняк: черная приземистая «жаба» из стекла с длинной и тонкой башенкой на макушке, явно навеянной башней Спейс-Нидл в Сиэтле. От главного корпуса радиально разбегались огороженные сеткой дорожки, ведущие к другим постройкам. Надо сказать, усадьба, над которой покорпел какой-то знаменитый архитектор-датчанин, производила странное впечатление, этакий плод больного воображения. Барбара рассказывала, что проект получил все мыслимые и немыслимые премии. В главном корпусе на видном месте в рамочке висела вырезка из журнала «Аркитек дайджест», в которой всячески расхваливалось данное творение. Как сейчас помню: «органически вписывается в окружающий ландшафт». Лично я не заметил здесь ничего, что бы «органически вписывалось в ландшафт»; легче было представить, что на дюны рухнул космический корабль из конструктора «Лего». Когда мы добрались до дома, уже смеркалось.

— Эй! — крикнул я что было мочи. — Есть кто дома?

Лорд Дауни временами приходил в себя и снова проваливался в небытие, безвольно поникнув у меня на плече. Ближайшая постройка стояла на высокой дюне, довольно крутой и сыпкой. Я не заметил здесь ступенек, которые бы «органически вписывались в ландшафт», так что путь наверх оказался неблизким: я то и дело оскальзывался и скатывался назад. Но вот мы у вершины, увенчанной каменной площадкой. Пока я переводил дух, из-за живой изгороди вышла молодая женщина немногим за тридцать — стройная яркая метиска в белой блузе без рукавов и шуршащей юбке в цветочек. Она опустилась рядом со мной на колени и нежно взяла в ладони голову лорда Дауни. Тот не шелохнулся. Незнакомка посмотрела на меня. Гладко зачесанные назад волосы были собраны на затылке в тугой пучок, большие миндалевидные глаза излучали теплоту.

— Что с ним?

— Надеюсь, ничего страшного. Истомился, уложить бы его.

— Идемте со мной, — пригласила незнакомка, и мы направились к дому по обросшей диким виноградом дорожке. Моя спутница двигалась весьма проворно. У этой стройной женщины были довольно полные бедра, которые свободно колыхались под просторной юбкой. Сзади весьма приятное зрелище.

Мы миновали пустой плавательный бассейн с одиноким глиняным херувимчиком на фонтане. Прошли мимо запущенного розового сада, который уже давно отцвел. Пересекли сад скульптур — по крайней мере я предположил, что это задумывалось как сад скульптур; впрочем, здесь не было смелых полководцев на горячих скакунах и обнаженных красавиц римлянок с глиняными кувшинами. На высоких белых пьедесталах стояли, освещенные яркими лампами, выточенные из камня эллипсы, кубы и пирамиды. Я будто оказался в трехмерном учебнике геометрии.

Вот перед нами и главный корпус. Моя спутница нажала какую-то кнопку на стене, и стеклянные двери с мягким урчанием плавно разъехались. Мы вошли в ту самую гостиную, где когда-то лорд Дауни принимал нас с Барбарой. Комнату наполнял душный спертый воздух — у них либо неисправный кондиционер, либо устройство внутреннего климата давным-давно морально устарело.

Я уложил лорда Дауни на кожаный Г-образный диванчик. Старик даже не шелохнулся, хотя дышал ровно — забылся глубоким сном.

— Я на минутку, — сказала незнакомка и вышла.

Я огляделся. Комната заметно обеднела по сравнению с тем, что было пару лет назад. Да, тут по-прежнему стояли книжные полки во всю стену с библиотечной лесенкой на колесах. А вот большой концертный рояль исчез. Когда-то, выпив по мартини, Барбара с лордом Дауни подсаживались к «Стейнвею» и устраивали домашний концерт; хозяин играл, гостья пела, а я мурлыкал, делая вид, что уже слышал этот мотив.

На противоположной стене виднелись большие яркие контуры от картин — здесь когда-то висело три полотна одного местного живописца, Жамали. Врать не стану, в искусстве я не знаток — отличу Ван Гога от Нормана Рокуэлла, но не больше, — однако этого художника я знал. Жамали вырос во Флориде, что-то в нем было от индуса, они с Барбарой вращались в одном кругу. Она-то и познакомила художника с лордом, и тот приобрел целую серию картин под названием «Женщина дарит рождение миру». На самом деле работы были куда достойнее, чем это название, и гостиная без них заметно опустела.

На стеклянном журнальном столике были расставлены фотографии в рамочках: черно-белые, еще со времен военной службы лорда, когда он, молоденьким франтом, восседал на боевом слоне; на других снимках он запечатлен с друзьями на лужайке для крокета; фото, где достопочтенный джентльмен позирует с красивыми ухоженными леди. Самая большая фотография, похоже, была сделана совсем недавно, в этом самом доме — на заднем плане расстилались дюны и океан. На ней, взявшись за руки, стояли двое: лорд Дауни и гибкая грациозная лань с длинными темными волосами, распущенными по плечам. Они держали по бокалу с шампанским и смеялись.

— Где вы его нашли? — Незнакомка вернулась с мокрым полотенцем и бутылкой чистой питьевой воды. Она опустилась перед лордом на колени и стала отирать его лицо от песка. Хотела дать ему попить, но старик не проснулся. Тогда метиска подняла голову и взглянула на меня своими глазищами.