Три доллара и шесть нулей - Вячеслав Денисов

– Немца? – нахмурился Хорошев. – В «Альбатросе»? Зачем?

– Сожалею, что положительно ответить могу лишь на первые два вопроса. То есть на самые бестолковые. Да, убили немца. И – да, в «Альбатросе». Если бы я знал ответ на твой последний вопрос, иначе говоря – «Кому это нужно?», я бы не страдал так, как страдаю сейчас. Струге, подтверди, что я страдаю.

– Истина, – качнул головой Антон. – С ума сходит. Знать бы, Валя, зачем ему пулю в лоб пустили, через недельку можно было бы и с убийцей потолковать. А так, где его, убивца, искать? В Тернове? Иди, поищи...

– Как я понял, это тупиковое дело? – Хорошев вздохнул. – Жаль, что ничем не могу помочь. Однако, ребята, если что-то будет нужно, я полностью к вашим услугам. Это не пьяная бравада. То, что есть у меня, наверняка может понадобиться и вам. Вы только обо мне не забывайте опять на двадцать лет...

Антон положил ладонь на плечо старого знакомого.

– Обязательно обратимся, Валя, если ты остался таким, каким мы тебя помним. Со здоровьем-то как? В футбол в состоянии играть?

– Запросто! – рассмеялся отставной офицер. – Спину, правда, лиходеи-албанцы прострелили, я в госпитале из-за этого почти месяц провалялся. Слава богу, ранение сквозное, ни кости, ни органы не задеты. Пуля прошла, как раскаленная спица сквозь масло. Сейчас на спине две дырки, как от очереди.

– Ну, тогда вопросов нет, – согласился судья. – А как с братвой отношения складываются? Не прогибаешься?

– Я свои проблемы решаю сам. – Хорошев немного набычился, и Струге догадался, что подполковник в отставке сам не прочь пощипать за мошну местных тугодумов. – По десантно-штурмовому.

Настроение Антона слегка подсело. Кем бы ни был его старый приятель, неизвестно, какие формы обрело его сознание за двадцать лет взрослой жизни. Эта встреча никого ни к чему не обязывает. Встретились, немного выпили, разошлись, и каждый занялся своим делом. После этого остается надеяться лишь на то, чтобы в следующий раз их жизненные пути не пересеклись в рабочем режиме, когда кому-то придется забыть о прошлой дружбе и безукоризненно выполнять служебные обязанности.

– Как думаешь, чем он занимается на самом деле? – спросил Антон, когда они выехали из дворика ресторана.

– Бандитствует, – был ответ. – Два часа стороннего разговора – и любому, кто когда-либо занимался оперативной или следственной работой, суть собеседника становится ясной до самого костного мозга. Надеюсь, никто нас здесь не видел, потому что второй раз встречаться с Валей за рюмкой чая у меня желания нет.

Не было его и у Струге.

В половине двенадцатого, когда Антон уже собирался ложиться спать, в его квартире раздался телефонный звонок. Это был, конечно, Пащенко.

– Слышал новость?

– «Спартак» – «Рубин»: три – один.

– Это уже полчаса как не новость. Есть свежая. В десять часов ребятишки проникли на территорию завода металлических конструкций, чтобы поиграть в войнушку да поразбивать стекла, которые остались неразворованными. В одном из цехов они обнаружили парня, привязанного проволокой к токарному станку. Парня пытали и просверлили насквозь в трех местах. Этот парень – старший опер из Центрального РОВД, некто Маркин. Не знаешь такого?

– Нет. – Антон дрогнул голосом и переложил трубку из одной руки в другую. – Первый раз слышу. Он, наверное, недавно устроился.

– Надо было Вальке об этом рассказать, а то мы его какими-то пошлыми байками об убийстве немца в гостинице накормили. Ладно, спокойной ночи.

Спокойной ночи... Умеет Пащенко на сон грядущий сказочкой порадовать.

Утром, когда солнце уже давно выползло из-за горизонта и проникло своими лучами в спальню, Антон понял, что он в отпуске. Это первый день в наступившем году, когда можно проснуться в будний день и не торопиться в душ, на ходу поглядывая на часы. День, обещающий покой и негу. Осторожно, чтобы не сбить подушку, Антон повернул голову и посмотрел на жену. В своем безмятежном забытье Саша была прекрасна. Жаль только, что для любования спящей женой Антону выделено так мало времени. Завтрак готовит всегда она, но заставлять ее заниматься этим сейчас, когда он абсолютно свободен, было бы пижонством. Поэтому сейчас нужно будет вставать и направляться на кухню. Но еще секунду он все-таки на нее посмотрит, время есть, и Саша на работу не опаздывает...

Через секунду прозвенел звонок. Антон уже протянул было к телефону руку, как Саша, не открывая глаз, сняла с аппарата трубку.

– Да... – Едва слышно прокашлявшись, она положила трубку на лицо. – Слушаю...

Через мгновение она опустила трубку на грудь Антону.

– На. Это твой Пащенко.

Откинув одеяло, Саша встала и направилась в ванную, а Антон, досадливо поморщившись, посмотрел на трубку. А как вдохновенно начиналось это утро! Он почти почувствовал себя поэтом, которому при виде отдыхающей подле женщины хотелось говорить высоким штилем...

– Ну? – осведомился он. – Хочешь рассказать вторую серию триллера?

– Антон, – не поддержав игривого тона друга, ровно проговорил прокурор. – Будь добр, оденься, пожалуйста, и подъезжай ко мне в прокуратуру.

– Слушай!.. Пошел ты к черту, Пащенко! Когда я был не в отпуске, я уходил из дома после жены! Сейчас, когда я вне служебных дел, ты вынуждаешь меня покидать квартиру вперед нее! Это дело не подождет часов до одиннадцати?

– Нет, – словно механический автоответчик, продолжил разговор Вадим. – Через полчаса я жду тебя в своем кабинете, Антон. Я прошу тебя. Нас ждут люди...

– Нас?!

В трубке раздались короткие гудки, и Саша, вошедшая в спальню, застала своего мужа в странной позе. Он был похож на неандертальца, впервые в жизни увидевшего в своих руках телефонную трубку. Он смотрел на нее, словно не мог понять, что за предмет находится в его руках.

– Что, мир рушится, летит в тартарары, и голос свыше опять приказал тебе спасать землю от Армагеддона? Струге, это происходит раз в полгода, я привыкла, так что можешь ничего не объяснять. Я поняла – отпуск начался...

– Слушай, я сам ничего не понимаю...

– Ай, я тебя умоляю, Абрам, не унижай мой разум! Кто на Дерибасовской не знает, что Пащенко опять поймал Джека Потрошителя? Теперь мир в опасности, и спасти его может лишь один человек на свете. Мой муж, Антон Струге. Лети, беги...

Завтракать Струге не стал. От его солнечного июньского настроения не осталось и следа. Никогда до сегодняшнего дня Вадим не вешал трубку в середине разговора, и, если таковое случилось, значит, у него на то есть веские основания. В его кабинете находится некто, кто способен испортить ему настроение. Не нужно быть провидцем, чтобы понять – если при этом ждут его, значит, кому-то нужно и его настроение.

Через двадцать минут, доехав на частнике до транспортной прокуратуры, Антон расплатился и быстро обежал взглядом стоянку автомашин перед входом. Он искал машину с номером, который мог бы дать ответ на его многочисленные вопросы. Прокурор – слишком высокая фигура, чтобы к нему в кабинет могли прибывать простые смертные и заставлять его звонить еще более недоступной фигуре – судье. Люди, имеющие возможность подлить в бочку меда прокурора ложку дегтя, не разъезжают по городу на трамваях и такси. Они прибывают на солидных авто, чаще – с синими проблесковыми маячками на крыше.

Ни одной из таких машин цепкому взгляду судьи не попалось. Зацепиться было не за что – «Волга» Пащенко, пара «Жигулей» его сотрудников и «бобик» Центрального РОВД, привезший, по всей видимости, клиента для прокурорских следственных мероприятий.

Удостоверение можно было не предъявлять, Антон Павлович был в транспортной прокуратуре частым гостем, и не было случая, чтобы с ним не поздоровались первыми. Не потому что он судья, а потому что все знали о дружбе Струге и Пащенко.

– Здравствуй, Мила. – Антон кивнул на закрытую дверь. – Кто у него?

Девушка, продолжая готовить четыре чашки кофе, пожала плечами:

– Понятия не имею.

– Эти трое приехали без предварительного телефонного звонка в твою приемную? – справился Струге.

– Их двое, – поправила Мила. Поймав взгляд Антона, направленный на кофейный прибор, она улыбнулась и уважительно помотала головой: – Там Вадим Андреевич и каких-то двое мужчин. А четвертая чашка для вас, Антон Павлович...

«Оперативно работают», – пронеслось в голове у судьи, и он, толкнув дверь, вошел в кабинет прокурора.

Пащенко встал из-за стола, поздоровался с Антоном и выдвинул ему стул. Зная, что в кабинете делать можно, а что нельзя, Струге вынул «Кэмел» и щелкнул зажигалкой. Ему хватило секунды, чтобы оценить внешний вид гостей, и теперь можно было не напрягаться для того, чтобы делать выводы в ходе разговора. Один из неизвестных был одет в серый костюм, с повязанным под белым воротником рубашки шелковым галстуком. Второй, которому было около сорока лет и он выглядел на три-четыре года старше своего напарника, предпочитал темные цвета. Синий пиджак, синяя же рубашка и невзрачный галстук, который этот джентльмен не повязывает, а надевает на шею, как хомут. Лицо старшего мужчины было покрыто оспинами. Это был единственный особый признак, который был у них один на двоих. А так – невзрачные на первый взгляд лица, спокойные, но слегка напряженные. Именно – слегка. Все указывало на то, что ребята прибыли по серьезному делу и каждодневно носят костюмы. Даже летом. Это униформа, такая же, как для военного фуражка, а для повара – белый колпак. Если бы Антон мог видеть их обувь, он мог бы сказать об этих двоих гораздо больше. Как бы то ни было, но что открылось профессиональному взгляду Струге сразу – это усталость. Лица обоих выбриты не час назад, что было бы естественно для этого времени суток, а не раньше чем вчера вечером. Люди, носящие строгие костюмы и имеющие на лице печать озабоченности, никогда не позволят себе прибыть в кабинет серьезного человека, не выбрившись до синевы. Лосьоном после бритья в кабинете Пащенко и не пахло. Пахло напряжением. Люди приехали издалека и по очень серьезному делу – вот тот вывод, которым Струге, усаживаясь на стул, закончил свои наблюдения.