Удивительный мир Кэлпурнии Тейт - Жаклин Келли

Дражайшая Маргарет,

посылаю тебе отчет о том, что произошло во время урагана, чтобы ты поняла, какая ужасная опасность нас, по Божьей милости, миновала. Я так боюсь за Агги — вдруг ей никогда не оправиться от этого страшного потрясения.

Маргарет, как я казню себя, что мы не послушались твоего предупреждения, когда ты позвонила! Но Погодное бюро не предсказывало никакой опасности, не било тревогу. А это могло бы спасти наш город. В то утро небо было странного оранжевого оттенка, никогда раньше такого не видела. Еще когда мы с тобой говорили по телефону, небо уже начало темнеть и затягиваться низкими тучами. Через час я выглянула во двор, вода поднялась на несколько дюймов. Представь себе — сотни, нет, тысячи крошечных жаб сидели на всем, что могло плыть. Откуда они взялись? Я позвала Гаса, чтобы он посмотрел на такую странную картину, но он был занят — закрывал ставни окон, выходящих на улицу.

И тут поднялся ветер. К обеду почти все улицы были покрыты коричневой водой высотой в два фута. Все жабы исчезли. Теперь в канавах плавали рыбы, и соседские ребятишки визжали от восторга при виде такого чуда. К двум часам мы стали замечать в потоке воды обломки деревьев — их смыло с берега. К трем часам мы вышли на крыльцо и — о, ужас — увидали, как вода за считанные секунды поднимается почти к самой входной двери. Мы уже не могли стоять на крыльце. Еще минута, и доктор Прицкер перешел — вернее, переплыл — улицу. Он жил в одноэтажном доме, у которого уже снесло ветром почти всю крышу. Мы его впустили и все вместе сгрудились в гостиной. Еще через несколько минут к нам присоединился мистер Александер с семейством. Они наши ближайшие соседи. Мистер Александер обвязал жену и трех детей бельевой веревкой и сам обвязался ею вокруг пояса. Мы их вытащили, когда они уже чуть не утонули — такие поднялись волны и столько всего плавало в воде: хозяйственные предметы, мебель и все такое прочее. К четырем часам мы заметили первую утонувшую лошадь, потом их было немало.

Входную дверь уже штурмовали волны, и нам пришлось подняться на середину лестницы. А потом с лестницы на второй этаж. К пяти часам весь остров был уже под водой — такой разыгрался шторм. Мимо проплывали диваны, повозки и даже пианино, за которое уцепились мужчина и ребенок. Мы пели псалмы и молились, чтобы как-то поддержать бодрость духа. Окна разбивались от страшных порывов ветра, мы укрывались под матрасами от разлетающегося стекла.

Вода уже заливала второй этаж, и нам пришлось выбраться на крышу. Пора было искать другое укрытие. Казалось, ураган сейчас снесет наш дом. Ужас, как страшно, жизнь висела на волоске. В это мгновенье дом под нами покачнулся, словно живой, грохот разваливающихся бревен леденил кровь, крыльцо и передняя часть дома исчезли под водой. Гас решил, что пора покинуть дом и попытаться найти приют в монастыре урсулинок в нескольких кварталах от нас. Это трехэтажное кирпичное строение. Мы умоляли мистера Александера присоединиться к нам, но он не решился и вместо того привязал испуганную до смерти жену и трех детишек к огромной бабушкиной кровати с пологом. Тут дом стал с громким треском разваливаться прямо у нас под ногами. Мы вместе с доктором Прицкером оказались в воде на плоту, связанном на живую нитку, — прямо в пасти бушующей стихии.

Несколько скрепленных между собой ставен — не знаю, кто сделал этот плот, он проплывал мимо, но на нем уже не было ни одной живой души. Мы ухитрились перебраться туда. Я оглянулась — останки нашего разваливающегося дома уже скрывались под водой. Мы так и не знаем, что сталось с мистером Александером и его семейством.

Вода оказалась невероятно холодной, и вокруг была сплошная темнота, но мы из последних сил цеплялись за плот. Ветер рвал одежду, дождь колотил по спинам словно дробью. Гас прокричал, что видит вдали свет, и они с доктором Прицкером принялись толкать плот в ту сторону. Чуть погодя доктора смыло с плота, и он уцепился за дерево, которое кишело укрывшимися там ядовитыми змеями. Там он и повредил руку, которая все еще не зажила.

Тут полная луна вышла из-за облаков и осветила картину полного разрушения. Гас толкал плот ближе к свету — это оказалась лампа в окне монастыря, на третьем этаже. Еще несколько минут, и свет снова почти пропал. Мы сообразили, что попали в водоворот, и нас вместе с остальными обломками утаскивает в сторону от монастыря. Когда мы снова оказались вблизи света, Гас из последних сил вытолкнул наш плот из водоворота. При этом его самого смыло с плота. О, Маргарет, мне до конца жизни не забыть этот ужасный момент. Я в тревоге окликала его и только через несколько секунд услышала ответный крик. Он был жив! Но голос становился все тише и тише, и в моем сердце замирала надежда.

Мы добрались до монастыря, монахини и другие пострадавшие втащили нас в здание через окно. Добрые сестры дали нам сухую одежду, хотя, признаюсь тебе, к этому моменту мне уже было все равно, жива я или мертва. Я молилась за Гаса всю эту ужасную ночь.

На следующее утро — это было воскресенье — вода начала спадать. Монастырь стоял один-одинешенек, а вокруг плавали бревна и обломки домов. Жуткое молчание повисло над тем, что когда-то было городом. Не слышно было ни рыданий, ни жалоб, ни стонов, подобающих после такого ужасающего несчастья. Те, кто выжил, словно онемели и даже скорбеть, как полагается, не могли. Мы пробирались через горы мусора, пытаясь дойти до медицинского колледжа. Там мы счастливо обрели Гаса — провидение позволило ему добраться до безопасного места.

Теперь, Маргарет, когда я описала тебе все наши злоключения, я больше никогда не буду об этом говорить, я так решила. Дорогая моя сестра, остаюсь навеки твоей любящей Софронией Финч.

Я положила письмо обратно в корзинку. Меня чуть не вывернуло наизнанку. Не удивительно, что Агги не может про это говорить. Какая же я бестактная! Надо быть с ней помягче. А про Галвестон я даже думать не хочу. Но естественно, чем больше себя убеждаешь о чем-то не думать, тем больше об этом думаешь. Ничего с этим не поделаешь.

На следующий день я пару раз подслушала, как родители что-то серьезно обсуждают. Потом приехал доктор Уокер, высокий мрачноватый человек, к которому в нашем доме относились с величайшим уважением. Он всегда одевался во все черное, словно на похороны. Обычно мы, дети, разбегались от него как муравьи, если ткнуть палкой в муравейник. Вечно он норовил то засунуть холодные металлические штучки тебе в ухо или в горло, то приложить к груди ледяной стетоскоп. (Согласно семейному преданию, в трехлетнем возрасте я болела крупом и попросила у него стетоскоп, чтобы послушать сердце у плюшевого мишки. Но он так и не дал. Сама я этого не помню, так что ни подтвердить, ни опровергнуть не могу.)

Доктор, Агги и мама заполнили всю комнату, выставили меня, законную хозяйку, и захлопнули дверь прямо перед носом. Я приникла к замочной скважине — что еще мне оставалось. Изнутри доносились приглушенные голоса.

— Открой пошире и скажи «а-а-а».

— А-а-а-а-а.

— Теперь глубокий вдох ртом.

Поскольку не я была жертвой осмотра, процедура доставила мне куда больше удовольствия, чем обычно. Услышав, что доктор захлопнул чемоданчик, я поняла: пора как можно быстрее покинуть место событий.

Мама и доктор Уокер спустились в гостиную. Мама заламывала руки и была так расстроена, что не заметила, как я притаилась в коридоре.

— Успокойтесь, пожалуйста, миссис Тейт, — попросил доктор. — Физически с ней все в порядке. Ну, может быть, небольшая анемия. С этим легко справиться. Надо вставить несколько железных гвоздей в два-три яблока, подержать их там несколько дней, и пусть она потом ест эти яблоки на завтрак. Продолжайте курс шесть недель, и анемия пройдет.

Главное — тяжелая неврастения, ее еще называют нервным истощением. Она пережила ужасный шок, и выздоровление может растянуться не на недели, а на месяцы. Нужно приятно проводить время, нужны успокаивающие занятия, шитье, тихая музыка, спокойные книги. Я бы посоветовал не давать ей романов, романы возбуждают воображение и будоражат ум, а нам сейчас полезно как раз обратное.

Неужели? Вот почему мама всегда пытается отнять у меня Диккенса и Луизу Мэй Олкотт и сунуть мне вместо них шитье и вязание.

— Именно, именно, — продолжал он. — По моему мнению, уравновешенные, спокойные, познавательные биографии будут в этом случае весьма полезны, и чем длиннее, тем лучше. Подобное чтение — именно то, что доктор прописал, сами убедитесь.

Тут он почему-то странно кашлянул, словно поперхнулся. Я не сразу догадалась, что это он так смеется — сухой смешок человека с ужасным чувством юмора.

— Я выпишу рецепт — стимулирующий тоник из листьев коки по утрам, — продолжал он. — А на ночь успокоительное — настойка опия. Главное следите, чтобы она их не перепутала. А теперь, прощайте.