Прыжок - Илья Бражнин

Афанасий, задыхаясь, шел вперед, одолевая шаг за шагом злую непогодь. А она то подхлестывала сзади, то била в грудь, то глушила с боков. У овощных рядов совсем ослабел Афанасий — хотел повернуть назад, да ветер в это время тоже повернул и кинулся прямо навстречу старику. Но смог ослабевший Афанасий и шагу против него сделать. Горько пожалел, что не пошел прямо в город, и присел у стены отдохнуть.

Тут накинулся на него холод. Афанасия стало трясти как в лихорадке. Постукивая зубами, стал он на ноги. И тогда почуял свою немощь, все свои полные семьдесят лет, сцепившихся в горемычную, нескончаемо-унылую вереницу дней. Всхлипнул Афанасий, захлебнулся снегом и двинулся, тряся старой головой, навстречу буре. Куда он шел? Какая сила подняла его из убогой согретой его дыханием хибарки? Зачем?

И вдруг вспомнил:

«Вода… воду посмотреть… служба… упредить надо».

Вспомнил, потому что вдруг увидел холодный блеск воды у самых ног. Рванулся старый прочь.

«Ох! Страсти господни, пресвятая богородица… что же это!?»

Без сил опустился на ступеньки овощного ряда и уронил голову на колени, дыша как загнанная лошадь. Голова кружилась и ноги не слушались. Мелькнуло в мутнеющем сознании:

«А кто же упредит… чтобы другие не потопли?..»

Но мысль не удержалась в отяжелевшем мозгу и выскочила как винтик из лопнувшей машины. Почувствовал вдруг где-то близко запах горелого и, поднявшись на дрожащих, подгибающихся ногах, увидел громадную тлеющую дыру на боку кожана.

«Фонарь…».

Отбросил рукой фонарь в сторону. Метнулся тот желтым пятном, и последнее, что осветил его мигающий слабый огонек, был серый, холодный наплыв воды.

Она блестела кругом вплоть до стенки, около которой стоял теперь Афанасий. Внезапно, очутившись в промозглой страшной тьме, ощутил он холод в ногах. Вода пробилась сквозь старые порыжевшие сапога и лизнула угодливо и жадно коченеющие пальцы.

Точно неведомый зверь укусил его за ноги. Вскрикнув и взмахнув руками, рванулся вперед Афанасий, и вода с жадным шуршаньем охватила его ступни. Отпрянул Афанасий со стоном назад, но дрожавшие ноги подогнулись под ним, и он медленно опустился на залитые водой ступени. Так сидел он, охваченный необъяснимым страхом. Он не боялся смерти. Он боялся своего одиночества перед лицом ее. Если бы сейчас были около него люди — много людей! Дикая тоска по людскому теплу охватила старика, Он закричал приглушенно и хрипло, но ветер отбросил его крик обратно. Афанасий сидел погруженный в воду. Она подкрадывалась к нему бесшумная и неотвратимая, начала лизать щиколотки, потом подступала к коленям, поднималась по спине. Он смотрел на нее, не отрываясь, с молчаливым ужасом, зачарованный своим страхом. Но внезапно ощущения Афанасия переменились. Он вдруг забыл о людях, к которым только что стремился. Сердце его заледенело, и вода перестала казаться страшной. Наоборот, она приобрела притягивающую силу. Она ласкала его мягкими накатами, и прикосновения холодной воды напомнили ему тихие материнские поглаживания по ребячьей спинке. Афанасий заплакал горько и жалобно, как малый ребенок.

Это была первая ласка за семьдесят долгих лет. Набегавшая вода держала его в своих мягких оплывающих объятиях и отделяла его от всего, о чем горько и нестерпимо было думать. И он больше не сопротивлялся и не хотел убегать. Он бы не убежал, если бы мог убежать, если бы внезапно остановившееся сердце стало вдруг снова биться в груди. Старый Афанасий покончил с собой раньше, чем умер от разрыва сердца, и умер от разрыва сердца раньше, чем утонул.

Его тело наклонилось на бок и, соскользнув со ступенек, скрылось под водой.

Напрасно старый хромой Феська, запертый Афанасием в сторожке, ждал возвращения хозяина. Он жалобно выл и рвался наружу, но дверь, припертая колом, не поддаваясь. Просачивающаяся сквозь пол вода заставила Феську искать убежища на койке. Но скоро она выгнала его и оттуда. Дрожа и повизгивая, вскарабкался Феська на высокий ящик, заменявший старику шкаф, но ящик, подмытый снизу, не выдержал, и Феська рухнулся в воду.

Быстро заработал он лапами и стал плавать взад и вперед по тесной сторожке. Ухватившись передними лапами за всплывший табурет, Феська пытался взобраться на него, но табурет вертелся как чурбан, и старые измученные лапы свела злая судорога. Он забился и отчаянно, с хрипом завыл. Сквозь щели в потолке феськин вой вырвался на площадь.

Он был последней жалобой Феськи на земле.

Проглотив свои первые жертвы, вода жадно бросилась на город. Улицы поближе к базару оказались затопленными. В темных окнах замелькали огоньки. Захлопали оконные рамы и калитки. Заревели сирены пароходов. Старая пушка, стоявшая у здания таможни, ударила трижды глухо и тревожно. Это разбудило тех, кто еще спал. Люди садились на постели, тревожно прислушиваясь, и начинали лихорадочно одеваться.

Петька Чубаров, разбуженный ударом пушки, вскочил и урывками натянул на себя штаны и френч. Застегнув наглухо кожанку и повязав ремнями втугую высокие сапоги у колен, он выскочил на улицу. Ветер рванул с него шапку и унёс в черную рычащую тьму. Петька выругался и помчался по мертвым черным улицам к клубу. Там собралось уже человек шесть ребят, и спасательный отряд мигом сорганизовался. Часть ребят отправилась за лодками, двое за баграми и брезентами, а Петька, сломя голову, помчался по Широкой улице к домику с палисадником покликать Джегу.

Подбежав к калитке, Петька занесся на крыльцо и тут остановился. Из бокового окна выбивалась тонкая полоска света. Петька махнул во двор и заглянул в окошко, затянутое белой занавеской. Все внутри залито мягким синеватым светом, и в потолке покачивается, чуть поблескивая, синий глазок.

Замахнулся Петька в раму ударить, да раздумал. Постоял с минуту и пошел прочь мимо крыльца за калитку.

В клубе ребята к нему:

— Где Джега?

Помолчал Петька. Брови свел:

— Уехал с вечера на ту сторону. Ладно, без него управимся.

Выскочили из клуба и помчались к берегу..

У фонарного столба на Буяновой покачивались два легких карбаса. Ребята залезли на соседний дом и оттуда скатились прямо из окон в лодку. Последним прыгнул Петька Чубаров, оттолкнулся от столба и крикнул Ваське, сидящему на руле:

— Айда к новым мастерским!

Корбаса быстро шли меж рядами домов, навстречу плывшим ящикам и базарным лоткам.

Но как ни торопились ребята, все же застали они мастерские, лежавшие ниже заводских корпусов, уже затопленными. Сторож ли проспал, вода ли прибывала слишком быстро, но неукрепленная еще у станков новой мастерской была затоплена на три четверти. Сквозь широко открытые двери видны были темные поблескивающие железные части. Факелы заводской пожарной команды и фонари съехавшихся рабочих играли на них злыми и мрачными отблесками.

Петька, стоя на корме карбаса с длинным багром в руках, протискался меж двух лодок и громко выругался:

— А, дьяволы! Башки поснимать вам нужно!

Он выхватил факел у ближайшего пожарного, перекинул его Ваське, ударил багром в глинистую дорогу под карбасом и ринулся к зданию.

— Легче, легче, товарищ! — кричали ему вслед. — Леса, смотри на леса!

Но Петька не смотрел вверх на сыпавшиеся с еще не убранных лесов доски, кирпичи, бревна. Закусив губу, он рванул карбасок в широко зияющий пролет дверей.

Факел моргнул испуганно и исчез внутри здания. Над толпой повисло угрюмое молчание.

Лодки тесно сгрудились и походили на стаю причудливых водяных чудовищ.

— Теперь ау, ни черта не сделать, — сказал кто-то. — Было б раньше захватить.

— Д-а! — протянул низкий голос из темноты. — Проморгали сторожа, мать их за ногу!

В это время в темных пролетах второго этажа мелькнул огонек, и громадная, фантастическая в зыбком свете факела, фигура Петьки Чубарова замахала гигантскими руками.

— Эй, братва! Айда все сюда, все сколько вас там ни есть. Котлы подмывает, обрушатся — беда. Укрепить надо. Да живей поворачивайтесь, а то поздно будет!

Молчали минуту. И в эту минуту всем ясно представились громадные, тысячепудовые туши котлов. Установка их была делом долгим, сложным и дорогим. Сорвись они — это было бы крупным ущербом заводу и надолго отодвинуло бы открытие мастерских.

Первым ринулся вперед старый заводский рабочий Игнатий Фролов. Не сказав ни слова, он ткнул колом вниз, и лодчонка его нырнула в мастерские. Следом за ним бросился молодой инженер Пирогов, а там, перегоняя один другого, остальные. Упавшая сверху доска ударила глухо в чью-то лодку, раздался чей-то короткий вскрик, но никто не остановился.

Запылали в окнах факелы и фонари, заметались люди по перекладинам. Молодой петькин басок рычал сквозь вой бури, отдавая приказания. Ему все беспрекословно повиновались. Работали как черти. Каждый видел, что от быстроты зависит все. Фундамент, подведенный под котлы, был еще совсем свежим и его порядком подмыло. Бревна и доски, плавающие по поверхности воды, мотаясь от стены к стене, долбили фундамент и крошили его. Два громадных котла стояли, готовые каждую минуту рухнуть; один из них медленно покачивался. Трудно себе представить, что произошло бы в здании мастерской, упади эта тысячепудовая махина.