Звезда для гитариста (СИ) - Билык Диана

– Не слишком ли дешево? Песен не хватит, – сдерживаюсь, чтобы не задрожать. Теплая вода обнимает со всех сторон, а легкие прикосновения вымещают из меня Меня. Хочу, как черепашка, спрятаться в своей печали и невыносимой жизни, но Игорь ласково выманивает наружу, как настоящий охотник, и, погружая руку ниже, высекает из меня искры.

– Я напишу новые. Тысячи, миллионы новых...

Глава 24. Вульф

Вера такая маленькая, беззащитная. Скукоживается от резких движений, боится сказать лишнее слово. Это на нейтральной територии, в академии, она хорохорилась, а у меня дома стала совсем тихой, почти незаметной. Плечи вжимает, голову клонит на грудь, глаза прячет и смотрит по углам, а когда я к ней прикасаюсь, девушка каждый раз вздрагивает.

Так может быть только после насилия. Меня выковыривает эта жуткая мысль, потому я не тревожу девушку, пока купается. Даю и ей и себе время привыкнуть, все эти раны просто так не заживают, и довериться ей будет очень сложно. Ухожу из ванной, подарив малышке ласковый поцелуй, а сам поднимаюсь в спальню, достаю две футболки: для себя и девушки, и замечаю, что руки ходуном ходят, как у эпилептика. Если над ней кто-то издевался, я, блять, город переверну, но найду тварь. Он не уйдет безнаказанно…

Но такие замкнутые изломанные люди никогда не говорят о своих проблемах, прячутся, держат в себе, живут всю жизнь с болью в душе и не просят о помощи. Им кажется, что они один на один со своей бедой. Так и есть, если копать глубже, но… Но не со мной, это сто пудов. Я вытащу ее из мрака, раскрою, заставлю поверить в нормальные отношения.

Одевшись, беру мобильный и выхожу на балкон. Холодный осенний воздух ползет по разогретой от секса коже, и меня бросает в мелкую дрожь. Упираясь ладонями в перила, смотрю на двор и давлю зубы. Не покидает гадливое чувство под горлом. Что с булавкой случилось? Что она скрывает? От кого прячется?

Достаю из пачки сигарету и, зажимая ее в зубах, хочу набрать маму, потому что давно не звонил, а сейчас как-то неспокойно и хочется услышать ее голос, но замечаю новое входящее сообщение.

«Игорь, я умираю… Спаси меня. И.»

Ну, какого хрена она мне пишет?!

Я что – служба спасения?!

Хочется раздавить телефон в руке, но вместо этого я разрываю в крошку сигарету. Обнаруживаю, что в пачке больше курева нет, спокойно возвращаюсь в комнату. Эта зараза не выведет меня из себя. Ее время прошло-улетело-рассыпалось. Пусть ей богач-папочка помогает, он дочь в грязные делишки вмешивал, подкладывал под мужиков ради собственных целей, вот он теперь пусть попку и подтирает. Фу, аж противно, когда вспоминаю, что целовал ее и… Вот же гадость.

Что меня дернуло с ней спутаться, сам не знаю – помутнение  какое-то. Она и в постеле отвратная была – бревно-бревном, а так много из себя строила и притворялась. Можно подумать, я не знаю, как женщина кончает. Вот у Веры оргазм настоящий был, пульсировала внутри так, что я дошел до пика почти сразу после нее, хотя мне показалось, что она была удивлена. Первый раз, что ли? Хм...

Мобильный оставляю в комнате на тумбочке, а сам спускаюсь в кухню. Пусть все суки идут прочь! У меня есть теперь булавка, я для нее буду жить, и никто не помешает.

И что бы его такое поесть? Холодильник забит до того, что дверь еле закрывается. Да, я любитель вкусно набить свой живот. Ставлю фарш на разморозку, включаю чайник и собираю на стол ингредиенты для теста. Готовить меня научила сестра. Лена – старшая в нашей семье, ей пришлось нас с Санькой чуть ли не воспитывать. Мама с папой много ездили в другие города и страны – путешествовали, нас тоже иногда брали, но я не любитель самолетов, больше по свежему воздуху люблю рассекать. Мне казалось, что отец сильно потакает маминой прихоти увидеть весь мир, но сейчас я его понимаю – потому что сделал бы для булавки тоже самое. Да, сложно сказать, как я отношусь к маминому второму замужеству, но Олег Чудаков – мировой мужик, воспитал Настюху да и кровный отец Ленки, потому я относился к нему с уважением.

А еще в нашей семье заведено в личное не лезть. Хочешь совет? Пожалуйста. Влез в дерьмо под названием «бывшая старшего брата»? Твои проблемы. Она использовала тебя? Сам и разгребай. Но если жопа наступает, то каждый башку сложит за родных, и вот здесь я был в них уверен на двести процентов, если не больше.

Я прислушиваюсь к звукам. Подбираюсь к двери ванной и, тихо приоткрыв ее, улыбаюсь от увиденного. Вера мылит голову и еле слышно поет. Шепчет, а не поет, но у меня очень хороший слух – я даже песню узнаю – Скорпы (Примечание: Scorpions) «You and I».

– Ты подслушиваешь, – говорит булавка, оборвав песню на словах: «I lose control. Don't look at me like this» (Перевод: Я теряю контроль… Не смотри на меня так!)

– Помочь? – ступаю ближе, девушка немного сжимается, сводит плотнее ноги, но глаза не открывает. Она такая милая в мыльной пене, будто в глазури – так бы и съел, но я терплю, не приближаюсь, потому что вижу, как малышке тяжело довериться и перестроиться на странное и непривычное «Мы». Раньше всегда была только «она», а теперь у нее есть я.

– Не нужно, – Вера сползает с бортика ванны и погружается под воду. Долго барахтается, смывая шампунь, а меня прошивает жуткое предчувствие. Будто над Верой нависает черная туча опасности, будто вот-вот что-то грянет, и нас зальет кровавым дождем. Не просто так она прячется, и завтра я у Даньки все выясню.

Глава 25. Вульф

– Я тебе чистую футболку принес, – кладу ее на стиралку и стараюсь не смотреть на Веру, чтобы не смущать еще больше. – Пойду, не буду мешать.

– Ты не мешаешь, – она вытягивает из воды худенькую руку и манит к себе. – Поможешь встать?

– Конечно, – когда Вера приподнимается, а капли серебрят бледную кожу, я уплываю в отчаянное желание снова на нее напасть, но знаю, что пока достаточно ласки – она будет считать, что я использую ее, потому плодить страшных тараканов в чудной головке не буду. Подхватываю девушку за талию и переношу на коврик, ей приходится упереться в мои плечи, а затем чиркнуть мокрыми пальцами по шее. Ищу в льдистых глазах искорки доверия, но булавка поджимает губы, разрывает взгляд и смотрит под ноги. Оборачиваю маленькие плечи полотенцем и целую Веру в висок, для этого мне приходится прилично согнуться. Волосы от воды потемнели, сделали лицо девушки еще трогательней, чем было. Передо мной сейчас стоит невинный подросток, а не сильная и независимая женщина.

– Одевайся, я жду тебя... в кухне.

Мне приходится с усилием воли отойти в сторону и вытолкать свою тушу в коридор. В голове глубоко засела игла о насилии. Я раньше не замечал этого, а сейчас вижу по серым глазам и все понимаю. Веру кто-то сломал. Сломал так, что никому не пожелаешь. А еще я со своими приставаниями в академии, придурок!

С остервенением замешиваю тесто. Мука летит во все стороны, щедро покрывая меня белой пылью, а гибкая смесь разве что не верещит под пальцами. Хочется курить, а сигареты купить забыл. Хочется орать, но не хочу и не могу пугать гостью. Мечусь по кухне, как голодный волк, режу, давлю, затем снова режу, раскатываю. Вымещаю ярость на готовке, хотя это почти не помогает, я только сильнее расхожусь. Вот в такие моменты и правда хочется стопку коньяка бахнуть и забыться. Сашку, когда башню от Насти сносило, – это спасало, а я не врубаюсь в такие лекарства.

– Что ты делаешь? – Вера замирает в дверях. Никаких тебе руки в узел на груди, никаких вздернутых подбородков или гордого взгляда. Испуганный маленький человечек. Стоит, руки по швам, спину ссутулила, взгляд исподлобья.

– Пытаюсь согнать злость.

– На кого? – спрашивает, а сама глаза опускает. Вот! Опять. Она тупо меня боится, как кроль, который попал в клетку.

– На того, кто тебя обидел в прошлом, – отворачиваюсь к другому столу, перемешиваю фарш с луком и зеленью. Жму мясо и представляю, что это под руками морда той твари, невидимой суки, что стоит между нами.

– Игорь, не нужно, – она не двигается. Говорит холодно, но я чувствую, кожей чувствую, как она вся колотится. Разве что волны не идут от ее дрожи.