Невеста без фаты - Джиллиан Хантер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я была почти уверена, что с твоим отъездом и моя жизнь закончится, — призналась она.
— Ну, слава Богу, этого не случилось, — с чувством сказал он.
— Я и не смела надеяться на то, что у тебя все так хорошо сложится.
Сердце его колотилось как бешеное. Вайолет была лучшим, что случилось в его жизни.
— Если ты дашь мне шанс, я расскажу тебе больше после того, как закончится танец. То есть, если вообще…
Музыка грянула до того, как Кит успел закончить предложение. Слуги притушили свечи в канделябрах и проводили зрителей к креслам. Джентльмены в последний момент сняли парадные шпаги и передали их на хранение другим танцорам.
Кит покачал головой и шагнул ближе к Вайолет, осознав, что танцевальные пары выстраиваются за ними. То, что он встретил Вайолет именно сегодня, в ночь своего бенефиса, почти заставило его поверить в судьбу. Он не знал, следует ли ей рассматривать их встречу как доброе предзнаменование. Может случиться и так, что после этой их встречи она вообще не захочет иметь с ним ничего общего.
«Будь осторожен.
Следи за противником.
Уклоняйся от удара.
Сберегай свой лучший пас до самого последнего момента».
Разве что десять лет назад она спасла его душу. И она уж точно не была ему противником. Каждый выигранный им поединок он посвящал ей. Он не хотел вызывать ее на дуэль — ему хотелось вступить с ней в битву совсем иного рода, но в такую, в которой не бывает плохого конца, вернее, вообще не бывает конца. Этот вечер был посвящен благотворительности. Мог ли он просить ее о милости? Признаться, что она снова ему нужна?
— Ты помнишь «окровавленных придурков»? — спросила она.
Он напустил на себя озадаченный вид.
— Это такое подразделение пехоты?
— Простите меня, — сказала она так тихо, что ему пришлось наклониться к ней, чтобы расслышать, и его подбородок коснулся роскошных волос, которые едва ли мог усмирить ее жемчужный гребень. — Должно быть, я по ошибке приняла вас за другого неудачника.
Он поднял взгляд и со скучающим видом обвел глазами зал, тогда как каждый нерв в нем был натянут как струна.
— Ошибки нет, — ответил он наконец. — На самом деле я и есть тот самый неудачник, с которым ты заключила пакт. Но я думаю, нам предстоит углубиться в нашу историю чуть дальше, чем тот последний день, что мы провели вместе.
— Да? — спросила она заинтригованно.
Он кивнул:
— Я думаю, нам стоит освежить в памяти тот день, когда я взял тебя в заложницы.
Танец начался.
Никогда прежде Вайолет так не радовалась тому, что благодаря стараниям тети у нее были такие хорошие учителя танцев. Ей надо было полагаться на доведенные до автоматизма навыки — присутствие Кита мешало ей сосредоточиться. Он был прекрасно развит физически и вел себя с обаятельной непринужденностью. Он сразил бы ее своей мужественной красотой, даже если бы он и не был другом ее детства, другом, о котором она никогда не забывала. Но их прежняя дружба вносила в их возобновившиеся отношения оттенок интимности и волнующей таинственности. Ее одолевало предосудительное желание прикоснуться к нему. Заглянуть ему в глаза.
Как в полном зале найти столь желанное уединение?
Скрестив руки, они закружились в танце. Вайолет заметила удивление на лицах гостей, мимо которых они проплывали. Ей было жаль их. Все, на что она была способна, это не наступать на ноги своему партнеру.
— У меня такое чувство, что мы неправильно исполняем танец, — сказала она, задыхаясь. — На что это все похоже?
Он сделал несколько скрестных шагов назад, поклонился и сделал поворот.
— На мою последнюю дуэль в Париже.
— Неправда.
Он посмотрел на нее и поднял ее руку, чтобы получилась арка.
— Ну хорошо. — Он усмехнулся. — Твоя взяла. Это было в Испании. Я как раз получил свою первую шпагу и думал, что могу любого одолеть. Разумеется, я проиграл ту дуэль, и мне пришлось выучить цыганский танец. Таким было условие пари.
Вайолет засмеялась. Дыхание ее сбивалось.
— Ты знаешь, что в сегодняшнем вечере самое удивительное?
— То, что мы сразу не признали друг друга на лестнице?
— Нет. То, что твое искусство покорило весь зал, а начинал ты с мотыги.
— Я умею импровизировать, — сказал он с покаянной улыбкой.
— У тебя, наверное, где-то спрятан метроном.
— Непохоже, чтобы у тебя были проблемы с техникой и синхронностью, — заметил он.
— Я могу контролировать свои движения, — сказала Вайолет, — в большинстве случаев. Одно дело двигаться в ритм музыки в танце, который знаешь. Но совсем другое — следовать за тобой, не зная, чего ожидать. В каком направлении, скажи на милость, ты пытаешься меня вести?
— Из бального зала, если можно.
— Когда мы ведущая пара, а все пытаются повторять движения за нами?
Кит рассмеялся:
— Я как-то об этом не подумал.
— Ты начинал танец.
— Означает ли это, что я могу решить, когда его закончить?
— Нет, — быстро сказала Вайолет, побоявшись, что с него станется. — Не делай этого.
Он посмотрел на нее тяжелым взглядом:
— Даже если я тут же начну другой?
Вайолет ответила на его взгляд. На лицо его падал свет, отраженный хрустальными подвесками канделябров. Ей так хотелось сказать «да».
— И что тогда произойдет?
— Еще один танец.
— И так до тех пор, пока у нас подошвы на туфлях не сотрутся?
— Разве время не останавливается в такую вот ночь?
— Нет, если только ты сам не заставишь время остановиться. — И если кому и дано остановить время, то кому, как не ему. Он поднял в ней целую бурю эмоций, в которых радость надежды мешалась с болью утраты. Он заставлял ее забыть о том, какой ей надлежало быть, забыть о том, какой она стала. Он оставил отметину в ее сердце, и этот шрам так никогда и не зажил. Он был Кит, и в то же время он им не был.
Раньше она смотрела на него глазами маленькой девочки и видела в нем своего героя, потому что каждой девочке нужен такой герой. Она не знала, пока не стало слишком поздно, что и она была ему нужна.
Он был ребенком, которого бросили, которого избивали, над которым издевались. И он приобрел вес в этом жестоком, косном мире. Она вглядывалась в его лицо и видела, как под маской светской искушенности и цинизма проглядывает мальчишеская вера в чудо.
Она отвела взгляд — смотреть на него вдруг стало невыносимо больно. Смотреть и думать, как много он пережил и как независимо при этом держался. За десять лет его волосы потемнели, угловатое мальчишеское лицо превратилось в лицо мужчины. В нем чувствовалась сила духа и сила характера. Он стал сильным не только телом. Впрочем, он всегда был сильным.