Происхождение зла - Эллери Квин

— Под горой на боковой дорожке. Оттуда шла пешком. Какая у вас симпатичная кухня…

— Неосмотрительное утверждение. — Эллери не пошевелился.

— Не приглашаете?

— Пожалуй, нет, — медленно вымолвил он.

Улыбка исчезла, а потом опять засияла.

— Зачем так серьезно? Я просто ехала мимо, решила заглянуть, узнать, как…

— …продвигается дело.

— Конечно. — На щеках играли ямочки. Странно, раньше он этого не замечал.

— Неудачная мысль.

— Почему?

— Город маленький, кругом глаза и уши. Женщине в Голливуде легко погубить репутацию.

— Ах, вот что. — Делия помолчала, сверкнула зубами. — Безусловно, вы правы. Глупо с моей стороны. Только порой… — Она замолчала, пожала плечами.

— Что?

— Ничего. Я уже ухожу… Есть что-нибудь новое?

— Ничего, кроме вопроса о крысином яде.

Делия вздрогнула:

— Я действительно думала, будто мышь завелась.

— Разумеется.

— Спокойной ночи, Эллери.

— Спокойной ночи.

Он не вызвался проводить ее вниз с горы, чего она, видимо, и не ждала.

Он долго смотрел на кухонную дверь.

Потом поднялся наверх, щедро налив себе выпить.

В три часа утра оставил попытки заснуть и вылез из постели. Включил лампы в гостиной, набил и раскурил вересковую трубку, погасил свет, сел, глядя на мерцавший внизу Голливуд. В момент размышлений свет раздражает.

Эллери принялся размышлять в темноте.

Дело, конечно, загадочное. Однако загадка — лишь то, на что не находишь ответа. Найдешь — и загадка исчезнет. Его ничуть не беспокоит фантастический ореол вокруг дела вроде утреннего лос-анджелесского тумана. Любое преступление фантастично, поскольку осуществляет то, что большинство людей совершает лишь в мыслях. Неизвестный преступник фантазировал двадцать с лишним лет…

Он усмехнулся в темноте. Вернемся к автору записки.

Удивительно не то, что он подбрасывает отравленных собак и пишет странные записки с обещанием медленной смерти и таинственных предупреждений с особым смыслом. Удивительно, что он питает в душе ненависть так долго, что за это время практически успело вырасти новое поколение. Это уже не фантазия, а тяжелая патология.

Фантазия — отклонение от нормы. Дело в степени. Голливуд всегда отличается непропорциональным количеством отклонений от нормы. В Вандалии, штат Иллинойс, Роджера Прайама не допустили бы в общество как чужеродный элемент, а в каньонах юга Калифорнии он чувствует себя как дома. Возможно, в Сиэтле найдутся свои Делии Прайам, но ее настоящее место в голливудском раю среди гурий, где она олицетворяет желанную женщину. Поселившийся на дереве парень, которого в Нью-Йорке отволокли бы в психушку, здесь стал очередным предметом обожания и добродушных газетных заметок.

Нет, дело не в фантазии.

Дело в дьявольской скудости фактов.

Из прошлого является старый враг. Из какого прошлого? Неизвестно. Враг подготовил ряд предупреждений. В чем они заключаются? Первое — дохлый пес. Потом неизвестное содержимое небольшой картонной коробки. Потом мышьяк в сознательно рассчитанной дозе, исключающей смертельный исход. Следующие обещанные предупреждения еще не поступили. Сколько их будет? Они должны иметь «особый смысл». Значит, целый ряд, картина. Но что может быть общего между дохлым псом и мышьяком, подсыпанным в тунцовый салат? Было бы очень полезно узнать, что Роджер Прайам увидел в картонке в тот самый момент, когда Леандр Хилл склонился над трупом собаки, читая записку на тонкой, свернутой в плотный комок бумаге. Да, очень… Однако никакой информации не имеется. Возможно, Прайам уничтожил содержимое. Но знает, что там было. Как заставить его говорить? Обязательно надо заставить.

Темно, темней прежнего. Эллери думал, ворочая трубку в зубах. Картина, разумеется, складывается, только откуда знать, что она единственная? Допустим, дохлый пес послужил первым из ряда предупреждений с особым смыслом, предназначенных Хиллу, а остальные после его преждевременной смерти навсегда похоронены в памяти неизвестного злодея. Допустим, содержимое коробки Прайама было первым, а отравление ядом вторым предупреждением из другого ряда, не связанного с тем, который оборвался в результате сердечного приступа. Возможно. Вполне возможно, что Хиллу и Прайаму адресованы разные по смыслу предупреждения.

Лучше пока позабыть о мертвой собаке, подброшенной Хиллу, и сосредоточиться на живом Прайаме, предполагая, что неизвестное содержимое коробки и отравленный салат укладываются совсем в иной ряд…

Он снова улегся в постель с последней мыслью — любой ценой узнать, что было в коробке, и ждать третьего предупреждения Прайаму.

Во сне ему явилась Делия Прайам, скалившая в гуще джунглей зубы.

Глава 7

Как понял Эллери из рассказов Делии, Альфреда Уоллеса и старика Кольера, примчавшись на звонок миссис Прайам в то примечательное воскресное утро, она рано встала, собираясь в церковь. Добавила, что в храме бывает нечасто, и больше эту тему не развивала. Он догадался, что ей хотелось бы бывать там чаще, но при не совсем обычном образе жизни лишь время от времени выпадает возможность сбегать в старый храм, возвращаясь на время «божественной мессы» в детство, к родным кровям. Такой случай как раз и представился утром через пять дней после отравления мужа и через два после ее странного визита в коттедж Эллери.

Итак, Делия встала рано, а Альфред Уоллес поздно. Обычно он поднимался пораньше, прежде чем его потребует Прайам, зная, что можно со вкусом позавтракать лишь до пробуждения хозяина. Однако по воскресеньям последний предпочитал спокойно полеживать до полудня, что позволяло Уоллесу спать до девяти утра.

Отец Делии неизменно вставал с петухами. В то утро он позавтракал с дочерью, а после ее отъезда в Лос-Анджелес отправился в утренний лесной поход. На обратном пути остановился у большого дуба, окликнул внука, но, не слыша никакого ответа, кроме оглушительного храпа Кроува, вернулся домой, зашел в библиотеку. Библиотека располагалась внизу в центральном холле напротив апартаментов Роджера, отделенная от них лестницей. В несколько минут девятого, докладывал мистер Кольер, дверь его зятя была закрыта, света под ней видно не было — все как обычно в воскресное утро, поэтому он вытащил из ящика письменного стола альбом для марок, кляссер, пинцет, каталог Скотта и принялся раскладывать последние приобретения.

— Я от души поколесил по свету, — похвастался старик, — и с большим удовольствием собирал везде марки. Хотите взглянуть на коллекцию?

Эллери вынужден был отказаться — нет времени, занят другими делами.

Альфред Уоллес сошел вниз в несколько минут десятого, поздоровался с отцом Делии — дверь библиотеки была открыта — и пошел завтракать, не заглянув к Роджеру.

Миссис Гуттьерес подала ему еду, он прочел воскресную газету, которую всегда подсовывают под дверь. У горничной и шофера воскресный выходной, в доме было непривычно тихо. Кухарка на кухне готовила завтрак для Роджера Прайама.

Вскоре после десяти Уоллес тщательно сложил газету, придав ей первоначальный вид, поднялся со стула и вышел в холл. Просыпаясь по воскресеньям, Прайам желал найти газету под рукой и приходил в бешенство, если она оказывалась измятой или развернутой.

Заметив свет под дверью, Уоллес ускорил шаг.

Вошел без стука.

По словам мистера Кольера, он понял, что случилось нечто из ряда вон выходящее, услышав крик секретаря из комнаты Роджера:

— Мистер Кольер, сюда, сюда!

Старик бросил альбом с марками, побежал через холл. Уоллес колотил по телефонному рычагу, пытаясь вызвать телефонистку, успев ему крикнуть:

— Взгляните, все ли в порядке с мистером Прайамом!

В тот же миг телефонистка ответила, и он в панике забормотал что-то насчет полиции и лейтенанта Китса.

Кольер кинулся к зятю, лежащему в разложенном кресле-каталке. Прайам в ночной рубашке опирался на локоть, глядя на него сверкающим, как бы остекленевшим от ужаса взглядом. Открывал рот, тряся бородой, но не издавал ни единого звука. Насколько старик понял, ничего с ним не случилось, только он был смертельно испуган. Кольер уложил паралитика, стараясь успокоить. Тот лежал неподвижно, как в коме, крепко зажмурившись, чтоб ничего не видеть, не отвечая на вопросы тестя. Тут Делия вернулась из церкви.

Охнула на пороге — Уоллес оторвался от телефона, а Кольер от кресла-кровати. Она вглядывалась в комнату недоверчивым страдальческим взглядом. Была еще бледней мужа, готовая упасть в обморок.

— Что… что это…

Ее била дрожь.

— Уведите ее отсюда! — резко приказал Уоллес.

— Он умер… Умер!

Кольер бросился к ней:

— Жив, дочка. Просто испуган. Иди наверх. Мы о нем позаботимся.