Мозаика Парсифаля - Роберт Ладлэм

— Тихо! — Прошептал итальянец. — Кто-то прячется в нише дверей слева. Вы вооружены?

— Нет. У меня просто не было времени...

— Тогда — быстро! — Владелец «Тритона» неожиданно бросился бежать. Он промчался мимо подъезда, из тени которого возникла фигура человека с вытянутыми вперед руками. Он явно пытался перехватить бегущего. Но в руках у него не было ни револьвера, ни ножа и вообще никакого оружия.

Хейвелок несколькими огромными скачками приблизился к противнику, но, чуть не дойдя до него, повернулся и нырнул в тень домов на противоположной стороне улицы. Человек бросился за ним. Майкл еще раз развернулся, и его правая нога врезалась в пах врага. Захватив лацканы пиджака противника и удерживая его в вертикальном положении, Хейвелок развернулся в третий раз и с силой воткнул лицо неизвестного в стену дома. Человек упал. Хейвелок нырнул следом, придавил левым коленом живот поверженного врага, а правой рукой, как клешней, вцепился в лицо, нажав пальцами на глаза.

— Deterse! Favor! Se Deus quizer! — прохрипел человек, схватившись за живот.

Майкл ничего не понял, кроме того, что говорил он по-португальски, это был человек из экипажа «Кристобаля». Майкл поднял его и прижал к едва освещенной стене, сразу узнав того самого матроса, который за столом в «Тритоне» произнес несколько слов по-английски.

— Если ты собирался совершить ограбление, приятель, то это была попытка с негодными средствами.

— Нет, синьор. Я хотел всего лишь поговорить, но без свидетелей. Вы мне заплатите, и я вам много расскажу. Только бы меня не увидели вместе с вами.

— Говори!

— Заплатите!

Хейвелок предплечьем придавил горло моряка, прижав его затылком к мостовой, запустил свободную руку в карман и извлек деньги. Упершись коленом в грудь матроса и освободив таким образом вторую руку, он вытянул из пачки две бумажки.

— Теперь говори!

— Мои слова стоят больше. Значительно больше. Вы сами увидите это, синьор.

— Если соврешь, я и эти заберу назад. Тридцать тысяч, не больше. Продолжай!

— Женщина поднимется на борт «Кристобаля» за семь минут до отхода. Все уже договорено. Она появится из восточных дверей пакгауза. Сейчас ее охраняют, вам да нее не добраться. Но потом ей придется прошагать сорок метров от склада до трапа.

Майкл отпустил матроса и, добавив к трем, зажатым в ладони моряка бумажкам еще одну, скомандовал:

— Убирайся, я тебя не видел.

— Поклянитесь, что никому не скажете, синьор, — умоляюще выдавил моряк, едва держась на ногах.

— Клянусь. А теперь проваливай!

В конце улицы вдруг послышались голоса, и из полосы света возникли люди.

— Americano! Americano! — раздался призыв хозяина «Тритона», он возвратился с подмогой. Португалец попытался скрыться, но прибывшие на помощь скрутили матроса.

— Отпустите его! Отпустите немедленно! — проревел Хейвелок. — Все в порядке!

Через минуту он уже объяснял своему приятелю — хозяину «Тритона»:

— Это не «Тереза», а «Кристобаль».

— А, так вот, значит, что не сходилось! — воскликнул итальянец. — Опытный капитан. Великий моряк. Ответ был почти в наших руках, но я прошел мимо него. Алиандро. Хуан Алиандро. Лучший капитан на всем Средиземном море. Он может провести свое судно у самого опасного побережья, разгрузиться, несмотря на скалы и мели, там, где пожелает и где нет лишних глаз. Вы нашли свою женщину, синьор.

* * *

Он скорчился в тени портального крана. Конструкция механизма открывала ему линию обзора в обе стороны, позволяя в то же время самому оставаться незамеченным. Весь груз уже был укрыт в трюмах, группы докеров, сквернословя, разбредались по близлежащим кабакам. Грузчики поодиночке перебегали через шоссе и скрывались в темных боковых улочках. На пирсе оставалось всего четыре человека — команда, обеспечивающая отход судна. Эти люди были едва заметны. Они замерли неподвижно рядом с огромными кнехтами[13], по два человека у кормовых и носовых швартовых.

Ярдах в ста позади него находились ворота. Раболепный охранник сидел в своей застекленной будке, он казался сероватым силуэтом в клубах предрассветного тумана. Слева и чуть впереди, футах в восьмидесяти от крана, если смотреть по диагонали, находился потертый, побитый многими ветрами трап, ведущий на бак «Кристобаля». Трап был последним звеном, связывающим судно с берегом. Его уберут за несколько секунд до того, как мощные перлини[14] будут сброшены с кнехтов, отпуская гиганта в открытое море.

Справа, не больше чем в шестидесяти футах от крана, Хейвелок увидел дверь, ведущую в контору портового пакгауза. Она была заперта, огни в здании потушены. За этой дверью находилась Дженна Каррас, женщина, чью любовь предали. И она сама вместе с другими принимала участие в этом предательстве. Никто не сможет объяснить Хейвелоку причины этого. Только она сама.

Ей придется преодолеть чуть больше ста сорока футов для того, чтобы исчезнуть. Исчезнуть вновь. Но на сей раз не в смерти, а в тайне.

Майкл взглянул на часы. Четыре пятьдесят две и секундная стрелка заканчивает обегать очередной круг — семь минут до того, как «Кристобаль» издаст басовитый сигнал, за которым последуют более высокие резкие свистки, предупреждающие все суда о том, что гигант покидает безопасную гавань. Таковы требования ныне действующих морских законов. Наверху, на палубе, ближе к середине судна беспорядочно двигались несколько человек. Их путь можно было проследить по огонькам сигарет. Заняты были лишь те матросы, что стояли у лебедок, убирающих швартовы, и те, кто готовился к подъему трапа. Всем другим оставалось лишь курить, пить кофе и надеяться, что их мозги прояснятся после перепоя без чрезмерной головной боли. Из утробы могучего корпуса доносился приглушенный рев турбин. Все говорило о том, что скоро раздастся команда, и гигантские лопасти винтов начнут неторопливо вращаться. Темные, покрытые масляными пятнами волны лениво накатывались на корму «Кристобаля».

Дверь пакгауза открылась. Сердце у Хейвелока неудержимо забилось, разрывая грудь, боль в глазах казалась невыносимой. Ничего, он выдержит, осталось всего несколько секунд. Как только Дженна достигнет середины пирса и окажется в поле зрения охранника, который в случае необходимости сможет поднять тревогу, он перехватит ее. Только в этот момент, ни секундой раньше.

Вот она уже там. Пора!

Майкл выскочил из своего укрытия и помчался вперед, даже не пытаясь приглушить шум шагов. Только бы успеть!

— Дженна! Ради всего святого! Дженна!

Он схватил ее за плечи. Женщина в ужасе обернулась.

У Майкла перехватило дыхание. На него смотрела маска старухи. Не лицо, а отвратительная морда, обезображенная оспой рожа портовой шлюхи. Глаза этого создания должны были принадлежать не человеку, а грызуну, крысе. Большие темные дыры, обведенные дешевой тушью. Ярко-красные губы растрескались, выщербленные мелкие зубы были покрыты никотиновыми пятнами.

— Кто вы? — Выкрикнул Майкл, и это был вопль безумца. — Лгунья! Лгунья! Почему здесь ты?! А где она?! Лгунья!

Его мозг наполнился туманом, но не туманом с моря. Это был туман, потоки которого сталкивались, переплетались, носились клубами, лишая его разума. Майкл увидел, как пальцы его превращаются в когтистую лапу. «Уничтожить крысу!» «Истребить самозванку!» «Убить! Убить!»

До отдаленных уголков его потрясенного горным обвалом сознания донеслись какие-то иные выкрики, иные вопли, иные команды. Он ничего не понимал. Исчезли начало и конец, оставалась лишь дикая ревущая ярость.

Он чувствовал удары, но не ощущал боли. Вокруг него были люди. Затем он очутился под ними. Его молотили кулаки и тяжелые ботинки.

Затем пришла тьма. Наступило безмолвие.

Из окна второго этажа пакгауза над пирсом за происходившим наблюдала женщина. Она тяжело дышала, прижав пальцы к губам. Из карих глаз по щекам катились слезы. Дженна Каррас машинально отняла руку от лица и прижала ладонь к светлым волосам на виске, выбившимся из-под широких полей шляпы.

— Почему ты так поступил, Михаил? — прошептала она. — Почему хочешь меня убить?

Глава 6

Он открыл глаза. Вокруг него витал тошнотворный дух дешевого виски, шея и грудь были мокры, рубашка, пиджак и брюки насквозь пропитались алкоголем. Перед его взором лежала темнота — все оттенки от серого до черного. Лишь в отдельных местах ее протыкали светлые танцующие точки далеких фонарей, за которыми была еще более глухая тьма. Все тело ныло, но в основном боль сконцентрировалась в животе и растекалась оттуда в шею и голову. Ему казалось, что голова распухла и онемела. Его избили до потери сознания отволокли к правому дальнему краю пирса, за пакгауз, где и оставили валяться, пока он не придет в себя. Или, скорее всего, с таким расчетом, что после побоев он не сориентируется и свалится в воду навстречу верной гибели.

Однако его не убили сразу, и это о чем-то говорило. Медленно, очень медленно он дотянулся правой рукой до левого запястья — часы оказались на месте. С трудом вытянув ноги, он залез в карман, деньги были целы. Итак, его не ограбили, это уже говорило о многом.